30 (1/2)

Шли дни, недели, ничего не менялось, а присутсвие Цоллера, для девушки, стало своеобразной нормой. Он больше ни разу не намекал о том, что между ними произошло, а Т/И, в какой-то момент стало даже казаться, будто всё ей почудилось и ничего на самом деле, не было... Будто жизнь до появления Фредерика, была всего лишь затяжным сном, а Марселя никогда и вовсе не существовало. Насчёт последнего, она так ничего и не узнала, а сам снайпер, запретил упомянать имя француза.

Т/И и сама не заметила, как в конце концов, привыкла к тому, что Фредерик постоянно мелькает в её жизни. Прошёл ли страх? Нет. Но его присутсвие воспринималось уже спокойно, будто так и должно быть, будто так было всегда.

За это время, он несколько раз, не предупредив ни о чём, внезапно уезжал, но спустя несколько дней, возвращался в Париж. Девушка не знала этого наверняка, но почему-то не сомневалась, что Цоллера срывали "по работе". Спрашивать у него самого, она не решалась, не зная, как он отреагирует. А сам снайпер, ни о чём не рассказывал.

Как так вышло? Почему она не заметила момента, когда изменила своё отношение к немцу? Не было больше ни злобы, ни презрения, ни ненависти. Любить она тоже его не стала, но появления в магазине, воспринимала спокойно, уже не задумываясь о том, как неприятно его общество.

Возможно, это просто была защитная реакция и Т/И поняла, что если Цоллера не злить, то он не будет поступать с ней плохо? Возможно, Фредерик теперь не пытался напугать её, потому что, рядом теперь не было Марселя и сама девушка о нём больше не спрашивала. Возможно, он всегда был к ней расположен, а Т/И сама, не хотела этого замечать, рисуя в собственном воображении, вместо человека, настоящего монстра.

Что радовало, к ней больше не захаживал Ланда, а появления на пороге магазина или у подъезда дома, Дитера Хельштрома, казалось таким же обыденным делом, как и общение с Цоллером.

Она больше не плакала по ночам, не пыталась забыться в вине и сигаретах. Фредерик всё также, переодически говорил о совместной поездке в Берлин и, вместо привычных: "Я не уеду из Парижа", стало звучать: "Я подумаю". Т/И сама не замечала, как стала меняться и она ничего с этим не могла поделать. Жюли не знала, то ли радоваться за подругу, то ли сочувствовать, но Т/Ц/В больше не выглядела такой невесёлой, грустной, задумчивой, как раньше. Она даже научилась отвечать на поцелуи Цоллера, чему сам снайпер, был несказанно рад.

На близости он пока не настаивал, боясь спугнуть расположение Т/И, но поцелуи и обжимания в самых неожиданных местах, уже не вызывали у девушки удивления. Она никогда не была инициатором, но теперь спокойно принимала их, позволяя Цоллеру то, после чего, какие-то пару месяцев назад, всю ночь проплакала бы в подушку.

Она никогда не надевала вещи, что присылал ей Фредерик, если он сам этого не хотел. Даже те комбинезон и платье, были надеты лишь единожды, когда этого требовал Хельштром. За время знакомства, её гардероб знатно пополнился. Вот только вещи пылились без надобности, а выкинуть их или вернуть, Т/И просто боялась.

Цоллер всё подмечал, но никогда не спрашивал, почему она не носит то, что он присылает, прекрасно понимая, что скорее всего, ответ ему не понравится.

В канун рождества, он снова куда-то уехал из города, а спустя три дня, вернулся немного запыханным, ошарашенным. Ничего не спрашивая и не уточняя, он просто поставил Т/И перед фактом:

—Ты уезжаешь со мной в Берлин. Сейчас же.

Цоллер не слышал возражений девушки и того, как она пыталась его остановить. Он молча, сгребал в охапку вещи из шкафа и утрамбовывал их в раскрытый чемодан, не слушая ничего, что она говорила.

Взяв чемодан в руку, другой, он схватив за запястье Т/И, утягивая её за собой.

—Отпусти меня! Я никуда не хочу уезжать, —девушка упиралась, пытаясь захватиться свободной рукой за все предметы, что попадались под руку.

—Т/И, ты должна меня слушать. Ясно?