I (2/2)

— Скажем так: командование решило, что пора бы начать прижимать ублюдков на юге, Легран, — сказал Альдо и поморщился. Юношеская напыщенность француза, не сглаженная ни единым проблеском житейской мудрости, поднимала в нём очередную волну раздражения. — Признаться, мы и не думали забредать в эти дивные места, капитан, — молвил он с расстановкой, желая пресечь на корню весь поток дальнейших вопросов. Помолчав с минуту, Альдо оглянулся на Донни и добавил тихо, будто невзначай: — Приятель, откуда у вас эти фрицы? Я что-то не припомню, чтобы под Муленом на днях проходило наступление.

— А, эти, — капитан заулыбался. — Их доставили прошлой ночью. Другие наци выдали вместе с военнопленными. Они попали в опалу фюрера или что-то в этом роде. Мы с ребятами не разбирались, — сообщил француз довольно и уже раскрывал рот, чтобы поведать что-то ещё, но Альдо перебил его:— Кто у вас тут главный, капитан?Француз засиял ярче пуговиц на своём кителе.

— Я, сэр.

— Что ж, весьма похвально, Легран, — отметил Альдо. — Не каждый в таком юном возрасте может стать страшим по званию. Франция, должно быть, гордится тобой, юноша. Я это одобряю. — Он дал французу время проглотить наживку, а затем продолжил голосом, не терпящем отказа: — Капитан, нам нужен тот, что посередине. У которого волосы бриолином зализаны и от которого за версту несёт гнилой подлостью.

— Который? — мальчишка в непонимании обернулся на висельников и прищурился: — Жидолов?— Он самый, — довольно протянул Альдо. — Дело тут такое, Легран: полковник Ланда — наш старый приятель, и у нас с ним есть одно старое неразрешённое дельце. Ваш французский брат опередил нас, приперев фрицев к стенке, но так дела не делаются, Легран. Отдайте нам полковника Ланду, и мы в долгу не останемся.

— Ну уж нет, — тут же бойко запротестовал капитан. — Мы его первыми поймали.В это время к ним подошёл ещё один француз, отделившись от пёстрой стайки своих товарищей, видно, привлечённый их разговором. В своей светло-зелёной офицерской форме, высокий и стройный, он выглядел на пять лет старше их собеседника. На рукаве у него тоже была нашивка — медная, в отличие от капитана.

Француз смерил Альдо проницательным взглядом.— Вы хотите выкупить Жидолова?

На эти его слова капитан немедленно огрызнулся, сноровисто мотнув головой — движение, свойственное плохо выдрессированным пони. Француз с медной нашивкой нахмурился, будто обдумывая что-то, затем, споро бросив Альдо пару слов на французском, скорее всего, одну из формальных любезностей, увёл капитана в сторону. Между ними завязался спор, в котором Альдо не понял ни слова, но имевший неприятное значение для мальчишки, судя по его краснеющим щекам. Капитан говорил сбивчиво и рьяно, будто в лихорадке, тот второй — взвешенно и уверенно.— Разрешите выразить сомнения, сэр. — Отрапортовал Ютивич, пока французы лаялись между собой на своём языке. — Если кто-нибудь из лягушатников поднимет шум или проболтается, о нас станет известно каждому фрицу в Мулене. Нехорошо выйдет, сэр.

— Такие нацистские мундиры просто так на дороге не валяются, — произнёс сквозь зубы Альдо. Какая-то часть его сознания понимала, что Ютивич прав, но отступать он не собирался. — Я скорее последую светлым идеям фюрера, чем упущу его в этот раз. Донни, дай сюда мне чёртову зажигалку, — потребовал Альдо зло и сплюнул. — Блевать уже тянет от этого швейцарского жевательного табака. Полная срань, а не табак.

Закурить сигарету он всё же не успел: француз — тот, второй, с медным галуном — отошёл от капитана, выглядевшим злым и подавленным одновременно, и обратился к Альдо голосом, выдающем в нём человека твёрдого и практичного:

— Что предложите за Жидолова?

— Ещё один, — тут же вспылил Донни. — Ишь что выдумали: платить за нацистского ублюдка. Вы сами, должно быть, рады, что избавитесь от него.

— Ваш друг сильно заблуждается, если считает, что нам не доставит большого удовольствия самим вздёрнуть полковника Ланду, — меж бровей француза пролегла складка. — Если бы не ваши заслуги перед Францией — о торге бы здесь и речи не шло. Поэтому решайте, что предложите взамен, лейтенант, — произнёс он в нетерпении, обращаясь теперь только к Альдо: — И решайте скорее. Или мы его повесим.

?Вешайте?, — хотел было согласиться Альдо, но вместо этого сказал:— Меняю на бутылку виски.

— Идёт.Они обменялись рукопожатиями.Долго им ждать не пришлось: нациста спустили вниз по хлипкой деревянной лестнице двое крепких молодцов, на голову выше его самого. На последней ступеньке фриц замешкался, зацепил выступ носком сапога и неуклюже упал, выставив вперёд руки. Первые ряды столпившихся солдат зашлись издевательским смехом, Альдо тоже не удержался от улыбки. Один из французских офицеров, понимающий по-английски, предложил поцеловать там, где болит.Капитан Легран, стоящий чуть в отдалении, недовольно растирал запястья.

— Tout le monde pendre! — прокричал он отрывисто, когда фриц оказался внизу. Резкий фальцет француза в сгустившемся от зноя воздухе прозвенел раздражающе громко, но на этот раз Альдо понял его без перевода: ?Всех повесить?.

На шеях фрицев поочерёдно затянули петли, и по повторной команде капитана выбили из-под ног опору, толкнув каждого прикладом вперёд. Наци повисли в воздухе, беспомощно дрыгая ногами, подбородки их немедленно вздёрнулись вверх, перекошенные лица посинели, а вены раздулись, напоминая глубокие борозды рек. Кригсмаринец истошно хрипел что-то на немецком и брызгал слюной налево и направо; он мог браниться и поносить их всех на чём только свет стоит вдоволь… пока ему хватало на то воздуха.Когда первый фриц издох, французские солдаты издали недружный, но радостный вопль, застучав каблуками по земле.

Ютивич предпочёл отвернуться, Донни щерил зубы, наблюдая за происходящем с нескрываемым мрачным удовольствием, Альдо же смотрел на висельников почти безучастно: на кой чёрт переживать за мертвецов?

К этому времени успели подвести и Ланду.

— Ваш нацист, лейтенант, — процедил француз с медным галуном, неприязненно кривя губы. К великому сожалению Альдо, за всю дорогу полковник так и не удостоил своим вниманием ни его, ни его спутников: вместо этого чёртов наци во все глаза пялился на издыхающих фрицев, как зачарованный, да вывернув шею так, что на мгновение Альдо показалось, что он сломал её. Человеческие кости просто не способны выворачиваться подобным образом. — И постарайтесь, чтобы он сдох смертью, достойной фашистского выродка.

Что-то у виселицы вызвало очередную волну ругани, но то было ясно и случайному слушателю — представление подходило к концу. Заметив наконец француза с медной нашивкой, полковник немедленно окрысился, озлобленно прошипев ему пару слов на немецком — так, чтобы француз не разобрал, — и круто развернулся, собираясь ляпнуть ещё что-то. И встретился со знакомым взглядом еврейских глаз — тёмных, страшных.

Щёки фрица тотчас же сделались белыми, как мел, уголок тонкой, практически бескровной верхней губы нервно дрогнул. Он хотел было дёрнуться прочь — резко, рывком, но Альдо удержал его.— Хорошо выглядите, полковник. — Проговорил он беззлобно, хлопнув фрица по плечу с почти с дружеской приветливостью. Альдо говорил негромко, но пальцы его с силой впились в рукав эсесовского мундира. — Как там поживает ваш Нантакет?

На лице фрица застыла гримаса тупого оцепенения. Он обернулся назад, на французов, двигаясь натужно и медленно, будто в полусне. Сделав конвульсивное движение рукой, он перевёл взгляд на криво ухмыляющегося Донни, быстро скользнул испуганными голубыми глазами по Ютивичу, моргнул — раз, два, три, будто силясь смахнуть наваждение — и в немом ужасе раскрыл рот, как если бы оказался при всех своих красивых эсесовских орденах напротив рассвирепевшей толпы комми. Где-то вдалеке сипло прохрипел кринсмаринец — и затих, отчаянно брыкнувшись в последний раз.День и в правду начинался как нельзя лучше.