Чейз Стэйн / Каролина Дин (Беглецы) (1/1)

У них это выстраданной привычкой, константой, незыблемой традицией с эриком клемптоном из слабого динамика женского телефона, а на экране обыденно новая порция высококлассного дерьма о церкви; Чейзу хочется оторвать бошку каждому, кто за этим стоит.Каролина же плачет глухо, утыкаясь подбородком в сильное мальчишеское плечо бывшего-жалко-что-только-друга, утирает свободной рукой?— не той, конечно, что сплела их пальцы мгновения назад?— некрасиво слезы так, чтоб по пунцовым щекам размазывалась коричневая тушь. Она судорожно хватает ртом воздух, захлебываясь в детской истерике, отрепетированной, выверенной до каждого ?мне ужасно плохо?, а густой едкий дым отцовской сигареты из губ Стэйна выходит тонкими кольцами?— такими же, как и на диновских фалангах. Чейз ведь просто знает, как ее успокоить: погладить по шелковистому льну волос, прижать к себе, обнять, поцеловать в солнечную макушку, следом разойтись, как запад и восток, и все, мы больше не друзья, мы никто, но когда-то могли стать ближе?— в мусорной корзине рабочего стола; двоих подростков свела вновь трагедия и комедийность непоставленных на большой сцене пьес.—?Ты же помнишь, что наши родители серийные убийцы? —?говорит парень на выдохе табачно-мятными словами, усмехаясь ситуации и несравненному блеску в глазах Каролины; из-под век на Стейна смотрит липкое соленое море.Она кивает, жуя непослушный язык, и привкусом чувствуется горькое нёбо?— Чейз всегда приходит, когда хочется удавиться; наверное, это его лучшая сверхспособность, не уникальный ум. Дин с ним рядом тепло и кажется, будто жизнь не такая уж отстойная, и не было той крови на идеально-белом мамином платье, да и Эми не умирала вовсе, смертью своей отгородив девушку от умного мальчика годами-барьерами.

Парень находит ведь ее на автомате что ли, идет на хлипкий призыв о помощи где-то у самого сердца, который барахлел так долго, что чудилось, словно он отсырел за ненадобностью, но вот Стэйн здесь?— сидит на асфальте, боком прижимаясь к острым бедренным косточкам блондинки, большим по ладони выводит разные рисунки-руны и старается не смотреть на нее слишком долго. Иначе провалится, оборвется, закоротит внутренние микросхемы.—?Покажи мне,?— Каролина взгляд свой поднимает медленно, как в фильмах, из-под пушистых ресниц в свете одинокого придорожного фонаря и глядит в душу настолько чисто, хоть плачь; у Чейза за ребрами действительно что-то ломается априори законам физики и медицины, якорем тянет на дно,?— Пожалуйста.Девушка понимает; она смахивает последние слезинки, укрытие нашедшие в уголках-морщинках, встает, стряхивая пыль с расклешенных джинс, и протягивает руку, маленькую такую, хрупкую; парень аккуратно сжимает ее в своей.—?Закрой глаза. —?ее шепот искрится совсем близко к мужской шее, плавится мягкими губами о разгоряченную кожу и шкварчит желанием необузданно-давним в низинах ребячих животов.А Дин поднимает их в воздух?— отрывает от земли, на гравитацию местную наплевав и законы, позволяет Стэйну сдавливать собственные лопатки сладко-сладко, прижимать что есть мочи. Блондинка сверкает неоновыми переливами самого космоса, все звезды вбирая в себя полностью, млечный путь разливая по совместным веснушкам и точкам?— прорастает в Чейзе ядовито-приторным плющем раз и навечно.Ему ведь даже видеть ее не нужно, если на то пошло, чтоб поцеловать.