Эпилог (1/1)

Старый По готовил лучшее вино в Илине и нескольких ближайших землях. Так утверждали слухи, так говорил сам Старый По, его постоянные посетители и весь город?— потому что к лучшему вину прилагались лучшие закуски, лучшие таверны и даже лучший редис. То есть всё то несомненно прекрасное и вкусное, что Илин мог предложить немногочисленным гостям города.Некоторые юнцы, правда, утверждали, что нет ничего вкуснее ?Улыбки Императора?, но что они, молодые, понимали в хорошем вине? А даже если так, где был Илин, а где Гусу? То-то же!По местным меркам Старый По процветал. Носил окрашенные в синий одежды, ел мясо и раз в лунный месяц дарил жене безделушку с рынка. Иногда покупатели спрашивали его: в чем, мол, твоя хитрость, господин? Старый По никогда не отвечал. Он поглаживал круглый живот, добродушно улыбался и подливал любопытствующим вино. Только детям своим открывал секрет.—?Успех там, где возможности, а возможности там, где никого нет.Дети кивали и шли работать, потому что лично их успех зависел от продаж, трудолюбия и, как говорил новый помощник отца, простого человеческого желания отдохнуть, которое всё это обеспечивало. Поэтому девушки шли на кухню, старшие два сына?— в зал, принимать гостей, а младший сын безропотно выбегал на улицу в накидке из редких чёрных перьев, сдвигал самодельную маску с клювом и во всю силу легких кричал:—?Лучшее вино! Господа, попробуйте, лучшее вино в Илине! Травы с горы Луаньцзан придают ему несравненный вкус!Новый помощник стоял в тени и кивал каждому слову, а потом поднимался в небольшую комнатку на втором этаже, чтобы заняться бумагами и просчитать выгоду от закупки риса у другого земледельца. Так они и жили уже как две недели.Старый По на него нарадоваться не мог. Теперь каждый лист бумаги знал своё место, бутыли с вином покидали погреб быстрее, чем раньше, а в кошельке прибавилось серебра. Помощник оказался неконфликтным и находчивым. Он появлялся на людях редко, но уж если спускался на первый этаж, то баловал гостей простой беседой на любую тему, а его идея поставлять вино на праздник Чёрных крыльев, чтобы привлечь новых покупателей, помогла заключить новый выгодный договор. Старый По довольно крякал и прикидывал, что у него целых две дочери и не обязательно всех отпускать из отчего дома. Хоть одна из них должна приглянуться господину? Терять такого сведущего человека?— ну уж нет, Старый По не был на это согласен. Его же конкуренты засмеют. И правы будут.Правда, помощник от всех разговоров уклонялся, как бабочка от кошачьей лапы: стоило ему открыть рот, как из него музыкой лились слова, и вот Старый По начал говорить за брак, а закончил за покупку участка земли в соседнем городе. И так каждый раз.—?Ну, господин Ли,?— вздыхал он, позабавленный и впечатленный. —?Вот это ловкость. Хорошо, что вы на меня работаете.—?Хорошо, господин,?— мягко соглашался господин Ли, и снова скрывался на втором этаже в комнатке, которая почти стала его собственной. Что он там делал оставалось загадкой для всей семьи. На попытки детей вытрясти из чужака правду, Старый По хлопал ладонью по столу и запрещал.—?Работает себе человек, и ладно,?— говорил он, пресекая любую фразу, начинающуюся с ?но, отец!?. —?Подумайте своей головой и поймете, что я прав.Дети злились, но молчали, потому что старших следовало почитать. А ещё потому что их отец когда-то работал в Цишане, выжил сначала там, потом во время Аннигиляции Солнца, охоты на Вэней и в Илине, очищенном от мертвецов, но не от темной ци и злых людей. И уж кое-что в жизни понимал.Господин Ли пришел к ним одним чудесным вечером. Солнце скрылось за Луаньцзан, тяжелые облака только подступали к городу, и вокруг сохранялось то беспечное ощущение мира и покоя, которое чуткий человек мог уловить перед бурей. Семья По потирала руки и готовилась сдать подороже несколько комнат наверху тем, кто захочет остановиться на ночь и переждать непогоду. Господин Ли казался именно таким человеком: ну, знаете, тем, кто не привык к лишениям и горестям. Он двигался с грацией танцовщицы, носил скромные одежды со смирением и благородством монаха, а дорожная пыль едва касалась его сапог. Его нежные руки давно не знали тяжелого физического труда, а длинные волосы сверкали в свете свечей. Господин Ли попробовал вино и будто с одного глотка рассказал, на каком поле Старый По закупал рис и каким способом его превращал в вино, и какие закуски лучшим образом оттеняли насыщенный вкус.?Надо брать?,?— решил Старый По, и предложил гостю работу. Потому что молодые сбежавшие от проблем аристократы больше всех нуждались в умственном деле, крыше над головой и тишине. Последнего в доме днем с огнем не водилось, но что-то подсказывало Старому По, что для его помощника это не было проблемой. В его комнате было достаточно бумаги и чернил. Возможно, будь Старый По более скуп на писчие принадлежности, он бы потерял своего драгоценного помощника позже, а то и вовсе никогда. Но судьба решила иначе.Ранним утром в первый день Чёрных крыльев в винную лавку постучали. Дверь открыл заспанный старший сын, который сначала не понял, были ли ранние визитеры людьми или спустившимися в честь праздника Небожителями. Его можно было понять: вместе с братьями он с часа Крысы до раннего часа Тигра выгружал ящики с вином рядом с торговыми ларьками на главной улице города, на поляне недалеко от дороги к Луаньцзан и рядом со святилищем прямо у горы. Он уснул не более чем пару сяоши назад. А двое господ перед ним напоминали людей только если хорошо присмотреться. Были ли они страшны или может быть обладали физическим недугом? Ах, если бы! Если бы это было так, старший сын сразу бы понял, что перед ним стояли обычные люди и не терял дар речи как молодая госпожа, случайно забредшая в трактир. Но гости были отчаянно, несправедливо красивы.—?Брат? —?вдруг заговорил один из гостей. Его спутник тут же улыбнулся, и будто солнце вышло из-за туч.—?Не волнуйся, всё будет хорошо. Ступай.Первый гость кивнул и двинулся по дороге в сторону Луаньцзан, а его, судя по всему, брат, обратил свою улыбку к старшему сыну. Бедный мужчина только и мог, что посторониться и поклониться как можно ниже. Он не был трепетным или наивным, всё-таки его воспитывали как того, кому отец передаст управление семейным делом. Но любое слово казалось неуместным, грубым и тяжелым. Он сам себе казался куском камня рядом с отражением луны в пруду, и этот контраст сбивал с толку, путал мысли и убирал с языка любые слова.?Люди не должны быть такими!??— внутренне возопил он.Гостя, казалось, ничуть не смутила такая реакция. Он осмотрелся, сказал что-то дружелюбное, положил на стол кусочек серебра и поднялся по лестнице на второй этаж, будто делал это каждый день.?Чай?,?— вдруг подумал старший сын и пошел будить жену. —??Гостю нужно подать чай?.Когда его жена, едва успевшая привести себя в порядок, только выходила в зал, она мечтала убить мужа за ранний подъем. Когда она увидела серебро на столе, то шустро сунула его за пазуху и поторопилась на кухню. У неё точно был запас чая из самой Пристани Лотоса! А ещё прекрасный семейный набор из чайника и пиал с пейзажем на боку. Дорогой гость явно видел и получше, но не подавать же ему из-за этого чай в дешевой посуде?На втором этаже были заняты все комнаты. Из-за ближайшей слышался громкий тяжеловесный храп сытно поевшего человека, из дальней доносился детский плач, в других стояла тишина, но женщина была уверена, что все они заняты. Она растерянно замерла, потом прошла по коридору, вернулась и решила спуститься вниз, найти мужа и узнать у него подробности.Дверь в комнату помощника она случайно задела локтем. Обычно крепко закрытая, она дрогнула и отворилась на несколько фэнь, и оттуда раздался непривычно сдавленный голос помощника и, как ей показалось, рыдания. Переполненная любопытством и волнением, женщина заглянула в образовавшуюся щель.?Муж не соврал?,?— первое, о чем подумала она, чувствуя, как кровь прилила к щекам и шее. Если бы она раньше увидела такого красивого человека, то вообще никогда не смогла бы выйти замуж. Хорошо, что милостивая Гуаньинь уберегла.Гость мягко обнимал помощника Ли (а кто ещё мог быть в этой комнате?), прятал его фигуру в длинных рукавах белоснежного ханьфу, а лицо?— у себя на плече. Под такой защитой рыдания постепенно смолкали, обращаясь жалобными тонкими всхлипами, те тяжелым дыханием, пока и оно не замерло напряженной тишиной. Помощник Ли слегка отстранился.—?Ты убьёшь меня? —?спросил он тихим севшим голосом.?Ну да, а обнимал он тебя зачем тогда? Почему мужчины иногда такие тупые, даже если очень умные???— хмыкнула женщина, жалея, что под рукой не было семечек или орешков: ей невероятно захотелось чего-нибудь пожевать.—?Я заслужил, гэ. Я столько наворотил. Пожалуйста. Я даже просить богов не смел, чтобы это был ты. Умереть от твоей руки…—?Ну что ты говоришь, а-Яо,?— искренне возмутился белый господин. Он сжал помощника Ли за плечи, и тот рядом с ним показался ещё меньше и ранимей, чем раньше. —?Так ты, значит, обо мне думаешь?—?Я почти убил тебя! —?помощник Ли попытался резко отстраниться, но лишь бессмысленно дернулся в крепкой хватке. —?Твой брат пострадал из-за меня. Неужели этого мало?!?Интересно, а белый господин сможет железный прут завязать узлом, как показывали бродячие артисты??—?Ты ошибся, но ты же и исправил случившееся,?— спокойно ответил белый господин, возвращая помощника Ли обратно в свои объятия. Они замолчали. —?Расскажешь?Помощник Ли засмеялся. Громко, надрывно, запрокинув голову и почти задыхаясь. Его щеки некрасиво раскраснелись, когда остальная кожа побледнела, будто помощник Ли страдал от лихорадки. Странно было видеть, как нежное лицо, на котором маской застыло выражение вежливой мягкости и доброжелательности, искажалось таким страшным образом. Замолчал помощник Ли также неожиданно.—?Конечно, а-Хуань. Конечно. Ты просил подать чай?Женщине показалось, что оба мужчины посмотрели прямо ей в глаза сквозь деревянную преграду. Сглотнув, она слегка толкнула дверь, подала чай и удалилась, почти сбежала. Стыд затапливал её от ярких щек до кончиков пальцев на ногах, но внутри она всё равно жалела, что не смогла узнать окончание истории. В их маленьком, пусть и постепенно разрастающемся городке было так мало достойных сплетен!—?Тут ужасный чай,?— предупредил Мэн Яо, когда шаги на лестнице затихли.Лань Сичэнь улыбнулся и слегка покачал головой. Он плавно обхватил чайник, придерживая рукав, разлил напиток и протянул пиалу так, чтобы Мэн Яо был вынужден коснуться его кожи. Нарочитый жест. Он вернул их в далекое прошлое, где ещё не было войны, где они были из разных миров и так отчаянно стремились друг к другу, что приходилось использовать для поддержки и флирта любое мгновение. Даже такое неподходящее, как приветствие учителя. Чем он думал, когда позволял себе так очевидно, так нежно дотронуться до Мэн Яо у всех на виду?Уж точно не головой.—?Спасибо.Молчание не угнетало. Мэн Яо собирался с мыслями и подбирал слова, а Лань Сичэнь наслаждался присутствием человека, которого ему всегда было мало. Грядущее расставание всегда стояло над ними палачом, заставляло ценить каждое мгновение наедине, пытаться утолить жадный внутренний голод и сохранить немного друг друга до следующей встречи. Они отдавались друг другу, будто за пределами комнаты рушился осколками мир, и только кровать под их сплетенными телами являлась островком безопасности и безвременья.Сейчас Лань Сичэнь не спешил. Он смотрел, не пытаясь отпечатать контур любимой фигуры на обратной стороне век, слушал дыхание, которое больше не собирался вспоминать перед сном. Он уже многое знал, а что не знал, о том догадывался. И пришел на другой конец Поднебесной не для справедливого суда, а для прощения, для освобождения человека от ноши, которую тот так старательно на себя взвалил. Пришел, чтобы протянуть руку и дать шанс больше никогда не расставаться.—?Ты уверен, брат?—?Также, как и ты, Ванцзи. Также, как и ты. —?Не знаю, с чего начать,?— Мэн Яо усмехнулся, смотря в сторону. Через крохотное окошко пробивался тусклый свет, и он сконцентрировался на танце пыли и первых звуках пробуждающегося города?— на чем угодно, лишь бы не на человеке перед собой. Обнажать перед ним душу было страшнее, чем когда-то тело. —?Ты знаешь, что быть ребёнком Цзинь Гуаньшаня непросто?Даже родным. А таким как я, признанным только потому что это было выгодным вложением, потому что клану Цзинь нужен был хотя бы один герой войны… Хотел бы я сказать, что сначала было хорошо. Увы, мне сразу показали моё место, но слепота мешала признать, что ничего не изменится. Я не привык сдаваться, знаешь? Если бы не это, я бы остался в цветочной доме, и мы бы никогда не встретились. Ведь ты туда не ходишь. Чему я рад. Я бы умер от стыда, если бы ты увидел меня в едва прикрывающих что-то одеждах, безрезультатно пытающегося смыть с кожи следы чужих рук. И от счастья, потому что такие как ты?— лучи света и повод покончить с жизнью, наконец-то увидев, что бывает хоть что-то, кроме унижения и боли. Думаю, я бы отравил себя в ту же ночь. У моей матушки лежали нужные травы, и если бы не я… Но мы не про это. Прости, пожалуйста, прости меня, не хотел на тебя давить. Забудь, хорошо?

Мэн Яо быстро облизал губы и с тихим звоном поставил пиалу на столик. Его руки дрожали, и он вцепился в ткань ханьфу до белых костяшек, пытаясь вытравить нервное напряжение из костей и кожи. Получилось плохо. Лань Сичэнь молча разлил чай. Чтобы впечатлить отца я делал всё и немного больше. Организовал лагеря для Вэней. Врал тебе, врал дагэ?— про всех остальных я молчу. Отец хотел аиста, и я делал всё, чтобы его достать. Это возвысило бы меня в его глазах, дало бы власть и признание. Я так думал. И ошибся. Чтобы я не делал, этого было недостаточно. Любой прыжок выше головы воспринимался как должно. Это ведь приказ Верховного заклинателя, как же иначе.

Мэн Яо иронично улыбнулся. Лань Сичэнь потянулся к нему, желая спрятать в своих объятиях от всего мира, но Мэн Яо увернулся и покачал головой.—?Это ещё не всё, эргэ. Аист, даром, что птица, водой утекал из наших рук. Любые ловушки, печати, засады?— всё было бестолку, он будто их не замечал, и с каждым провалом отец мрачнел, срывался на любого, до кого мог дотянуться. Я был рядом почти всегда, так что… Не важно, не бери в голову. Аист. Его держали в секрете столько, сколько могли. Клан не мог признать, что его могущества не хватило, чтобы отбить законную добычу (прости, эргэ, но это так), что Цзини пустили кого-то на свои земли. Даже если бы оставшиеся кланы не покусились на территорию, то могли пострадать сделки, деньги. Золото, ум и деловая хватка?— источник могущества Ланьлин Цзинь. Отец решился открыть аиста миру, объявить его главным зверем охоты, пообещать за него награду, которая была песчинкой по сравнению с тем, сколько орден получал за один месяц. Причем здесь я? Кроме организации охоты, я был тем, кто первым нашел Ханьгуань-цзюня на той гуевой поляне. Не специально, конечно. За пару недель до охоты я купил один занятный артефакт. Компас зла, может быть, ты слышал? Он ещё пока редкий, так что возможно, что у меня одного он на этой охоте и был. Я надеялся, что аиста загонят, хотя бы ослабят до состояния, когда его можно будет выследить и поймать сетью божественного плетения. Шел по стрелке и мечтал, как принесу его отцу и наконец-то… Я был глуп, да? Мне пришлось бы стать богом золота, чтобы он полюбил меня. Но тогда это было моей последней надеждой. И она почти осыпалась пеплом, когда на поляну с противоположной стороны вышел Ханьгуань-цзюнь. Дальше всё закрутилось, на этом клочке земли собралось столько народу, что локве было негде упасть. Твой брат, к моему глубочайшему удивлению, спрятал аиста. Скрыл его. Почти соврал. Я никак не мог понять ради чего он пошел на такую жертву, пока не проводил его до реки. Если бы у меня было сердце, оно бы переполнилось тоской и сочувствием от сцены, которая предстала перед моими глазами. Но чего нет, того нет.

—?Конечно, оно у тебя есть,?— Лань Сичэнь в этот раз не пытался приблизиться, но посмотрел строго, с полной уверенностью в собственных словах. Сталь, обернутая шелком. Мэн Яо от неё с ума сходил, восхищаясь и злясь, потому что сколько людей могло подобраться так близко, как он, и предать? Ударить по самому больному. Отобрать всё, что Лань Сичэню дорого, не теряя искусно выписанной маски вместо лица. Он знал как минимум двоих, а одного каждое утро видел в зеркале или отражении воды. Горло до боли сжалось, но не пропустило злого окрика, громкой шипящей попытки доказать, объяснить, вдолбить, что от таких, как он, надо держаться подальше, что всепрощение и мягкость никого никогда не доводила до счастливого финала. И что ужасная страшная?— в-е-р-о-я-т-н-а-я?— смерть Лань Сичэня от предательства была последним, чего Мэн Яо хотел. Но он промолчал. Отнюдь, эргэ, это ты удивительно мягок. Когда охота и последующий праздник закончился, гости разъехались или разошлись по комнатам, я пришел к отцу. У меня был готовый план. Отец всегда хорошо манипулировал чужими чувствами и привязанностями, видел их насквозь. Хотя привязанность Ханьгуань-цзюня к молодому господину Вэю, на которую я сделал ставку, была чем-то настолько неожиданным, что мне не поверили. Они ведь терпеть друг друга не могли, всё знали. Но я был достаточно убедителен, а ещё не в том положении, чтобы отдавать главе клана непроверенную информацию. И на следующее утро Ханьгуань-цзюнь покинул башню Золотого карпа. Судя по всему, его всю ночь терзали сомнения, и хватила нескольких слов, легчайшего намека, чтобы убедить его. За ним до Илина шли наши адепты, и только смятением и наплывом противоречивых чувств могу объяснить их удачу, что второй господин Лань не заметил слежки. К слову, глава Цзян был внимательней. До сих пор не знаю, что он делал так далеко от Пристани Лотоса, но если моё предположение верно… То странно, что адептов не обезвредили, как только они ступили на землю Юньмэна. Они успели отправить донесение, которое я не смог перехватить раньше отца или Цзинь Цзысюня. После отбытия Ханьгуань-цзюня мне нашли достаточно дел, чтобы не оставалось времени думать о чём-то ещё. В этот раз я действительно узнал всё случайно.

—?Тебя не было в башне Золотого карпа,?— уверенно сказал Лань Сичэнь, и Мэн Яо кивнул. —?Я не нашел Ванцзи и, пытаясь найти главу Цзинь и получить объяснения, застал его разговор с кем-то из ордена и услышал достаточно, чтобы меня было сложно переубедить. Думаю, глава Цзинь был уверен, что сможет перенести вину на Ванцзи и, фактически, обезглавить клан Лань.—?Он запечатал твои духовные силы и посадил в камеру,?— с искренней ненавистью процедил Мэн Яо. Его глаза полыхнули злобой, и пришлось потратить несколько мяо, чтобы успокоиться. —?Думаю, отец знал о нас и специально отправил меня подальше. Было… непросто сдержаться, когда я всё узнал. Жаль, что поздно.—?Ты мог на эмоциях сделать что-то необдуманное,?— покачал головой Лань Сичэнь. Мэн Яо усмехнулся, но не возразил. У меня было несколько дней на раздумья. Я сорвался сразу, отговорившись сбором свидетелей, и благодаря этому успел в Илин немного раньше Ханьгуань-цзюня и Цзинь Цзысюня. Пришлось действовать быстро и уповать на случай, потому что я не знал, что делать. Совсем. Отвратительно ощущение, когда ты не можешь ничего контролировать, когда не за что зацепиться, потому что про аиста никто ничего не знал по существу. Я сменил одежды на самые простые и наиболее незаметные, стал ходить расспрашивать местных. И оказалось, что два раза в день барьер пропадает не более чем на десяток мяо. Один раз рано утром, другой?— поздно вечером. А ещё, что на гору иногда приходят люди, а это значило, что барьер не неприступен. Я не настолько хорош, чтобы его взламывать, но я знал, что за Лань Ванцзи сразу же появится Цзинь Цзысюнь.—?И отправил главе Цзян срочное письмо. Он и так был рядом, иначе не успел бы. Узнал об адептах Ланьлин Цзинь, которые даже не подумали маскироваться. Скорее всего он собирался их задержать, просто не спешил. Я просто его поторопил. Как я и ожидал, глава Цзян прибыл немного раньше Цзинь Цзюсюня, но не успел застать твоего брата. Мне оставалось только успеть пройти барьер и… поставить печать, которая мешала ему восстановиться. Долго бы она не продержалась, но Цзинь Цзысюню хватило. Пока они разбирались, пока на их драку прилетел аист, я поднялся наверх и рассказал всё Ханьгуань-цзюню. К тому моменту, когда все собрались и были готовы меня убить, он пришел в себя достаточно, чтобы придумать прекрасный план. Не даром твой брат второй среди заклинателей. Я вернулся, чтобы убедиться в твоей безопасности и всё подготовить: отец ждал свидетелей для того фарса, который все назвали судом. Ему нельзя было подозревать о нашем плане, становиться подозрительным. Это была единственная причина, по которой мне сохранили жизнь. Я рад, что смог прожить достаточно, чтобы убедиться в твоей безопасности.

—?Была ещё одна причина,?— Лань Сичэнь тонко улыбнулся. Мэн Яо чуть наклонил голову, спрашивая одними глазами, но его будто не поняли. —?И теперь ты работаешь здесь? Продаешь вино?—?Мне нужно было время подумать. Решить, как жить дальше. А этого господина я знал ещё по ордену Вэнь, меня один раз отправляли в его лавку за вином.—?И что ты решил?—?До этого ничего,?— Мэн Яо улыбнулся, и наконец-то его улыбка показалась Лань Сичэню спокойной и искренней. —?А теперь моя жизнь в твоих руках, эргэ. Я приму любое твое решение.—?Вот как,?— Лань Сичэнь впервые за разговор отвел взгляд. А вот Мэн Яо не скрывался. Смотрел. Запоминал, как бликовал окрепший солнечный луч на смоляных волосах и драгоценной заколке, как дергался кадык, когда Лань Сичэнь сглатывал, как музыкальные пальцы короткими, едва заметными движениями оглаживали дешевый фарфор. Как изящно, слитным движением, Лань Сичэнь ставил пиалу на столик и поднимался, и его богатые одежды тихо шелестели, а солнце обласкало Лебин и Шоюэ. —?Любое?—?Конечно, эргэ. Хуань-гэ. Что угодно.Когда Лань Сичэнь медленно сделал шаг ему навстречу, Мэн Яо закрыл глаза и облегченно улыбнулся. Шоюэ был отличным, острым мечом, который отправил бы любого на перерождение с одного точного удара. Глава Лань, как ему было положено, прекрасно им владел. Вместо страха за жизнь, Мэн Яо чувствовал облегчение и почти возбуждение: духовное оружие было продолжением заклинателя, его частью. Можно было представить, будто Лань Сичэнь касался его руками, а темнота пришла не от смерти, а от усталости после их весенних игр. Мэн Яо почти потерялся в этом ощущении, так что он не сразу понял, когда шеи действительно что-то коснулось. Холодное. Но не острое и не спешащее сделать ему больно. Удивленный, он открыл глаза и увидел любимое, почти светящееся от нежности лицо. Непривычно открытое, лишенное белоснежного украшения лицо. Неверие, надежда и ужас переплелись внутри ледяной вспышкой, от которой немели руки и ноги, а пальцы дрожали как у пьяницы. Лань Сичэнь только улыбнулся.—?Идем домой, а-Яо,?— сказал он, и Мэн Яо медленно протянул руки к своей шее. Узкая полоска шелка почти обожгла пальцы, защитная вышивка бугрилась на ткани, а металлическое облако холодило кожу.—?Это плохая идея, эргэ,?— пробормотал Мэн Яо, чувствуя, как глаза обожгло слезами. Они ещё не пролились, сдерживаемые многолетней привычкой держать себя в узде, но взгляд блестел, зрачки расширились, а белки покраснели. Голову будто охватил раскаленный обруч и сдавил. —?Я не тот человек, которого безопасно приводить в дом.—?Ты сам сказал, что примешь любое моё решение,?— напомнил Лань Сичэнь, вновь опускаясь на колени. Его рука вслед за лентой обхватила Мэн Яо за шею, большой палец ласково погладил дернувшийся кадык. Мэн Яо на мяо задержал дыхание, чувствуя, как тело сотрясает мелкая дрожь.Адепты клана Лань регулярно упражнялись в каллиграфии, играли на музыкальных инструментах, много часов подряд стояли на руках в наказание. У Лань Сичэня были сильные руки. Шейные позвонки хрустнули бы под ними, как тонкий лед, и у Мэн Яо кровь ускоряла свой бег только о мысли, сколько мощи и сколько нежности прячется в этом человеке. Отказываться от них было невыносимо.—?Но не это! —?Мэн Яо упрямо смотрел прямо в теплые глаза Лань Сичэня, но дыхание упрямо сбивалось, хоть он и пытался контролировать вдохи. —?Я погублю тебя. Посмотри, я никому не принёс ничего, кроме предательства и боли.—?Это уже моя проблема,?— Лань Сичэнь слегка сжал пальцы, скорее обозначая, чем действительно перекрывая кислород, но Мэн Яо этого было более чем достаточно. Он покорно закрыл глаза, позволил стону сорваться с губ, а слёзам наконец-то скатиться по щекам. Ворот намок и неприятно тер кожу. Но было ли это важно? Лань Сичэнь обнял его, прижал к себе и поцеловал в макушку, будто ничего не случилось. Будто не Мэн Яо подверг его опасности.Трудно было сказать, сколько времени они так просидели, но с улицы уже слышались первые веселые голоса, шумели дети, торговцы предлагали сладости и вино. Мимо окна чёрным пятном пролетела птица, потом вдруг вернулась, села на окошко. Оба заклинателя удивленно на неё посмотрели. Она огляделась, как-то устало и будто бы раздраженно каркнула и снова вспорхнула, улетая по своим птичьим делам.—?Будем надеяться, что это добрый знак,?— тихо рассмеялся Лань Сичэнь. Смущенным он не выглядел. Мэн Яо с нежным смирением улыбнулся и покачал головой. Тяжело было избавиться от мыслей, что эта птаха, при желании, могла от них живого места не оставить. Всё-таки с тёмной энергией шутить не стоило. —?Пойдем на праздник?—?Ты же знаешь, что они чествуют тёмную тварь? —?Мэн Яо слегка наклонил голову и вскинул брови, всем собой показывая своё удивление и любопытство.—?Значит, есть за что,?— Лань Сичэнь пожал плечами. Он встал, утягивая Мэн Яо за собой, и не отпустил его руки даже тогда, когда они спустились на безлюдный первый этаж и вышли на переполненную веселящейся толпой улицу: взрослые толкались у прилавков с едой, дети бегали в чёрных перьевых накидках, а ребята постарше бегали друг за другом по всему Илину и пытались собрать как можно больше лент. Их лица скрывали маски с небольшими клювами, и только по голосу можно было догадаться, что среди игроков были не только юноши. —?Как оживленно.Мэн Яо пристально всмотрелся в его лицо, отыскивая малейший признак неприятия и дискомфорта, но Лань Сичэнь казался счастливым и в своем невинном любопытстве напоминал ребенка. Хоть сейчас выдавай ему накидку и деревянную игрушку в виде птахи.?Он такой замечательный?,?— Мэн Яо переполняла любовь и восхищение человеком, который так смело и уверенно держал его за руку, раз за разом поддерживал, как бы часто он не оступался, который с непоколебимой уверенностью в собственной правоте защищал то, что было важно для его сердца. Он чувствовал, что вот-вот эти чувства его разорвут, выползут наружу, как новорожденная змея или птенец, и покажут себя всему миру. Как бы не повернулась его судьба, Мэн Яо собирался хранить воспоминания до последнего мяо своей жизни.—?Идем, посмотрим, что там,?— глаза Лань Сичэня заинтересованно блестели, когда он вел их от прилавка к прилавку. Мэн Яо покорно шел рядом, кивал и улыбался, и позволял себе выныривать из своего личного идеалистического моря только когда кто-то пытался переступать черту и быть слишком настойчивым в попытках уговорить Лань Сичэня что-то купить втридорога. Тогда Мэн Яо улыбался, как когда-то в Цишань Вэнь, и чувствовал злорадное удовлетворение, видя перепуганное лицо и дрожащие губы.Дорогу к Луаньцзан превратили в праздничное шествие. Вдоль неё вкопали столбы, между ними натянули веревки с красно-черными лентами. Выглядело мрачно, но местные этого будто не замечали. Они смеялись, слонялись туда-сюда, поздравляли друг друга и желали ещё один безопасный год. Почти у каждой палатки с вином поднимали тост за орден Юньмэн Цзян, за его главу и его товарища?— на этом моменте Лань Сичэнь вежливо приподнимал брови в удивлении и улыбался?— второго молодого господина Лань и, разумеется, за чёрного аиста, покровителя этих земель.—?Ты знал,?— вдруг спросил Мэн Яо, смотря на пробегающую мимо стайку детишек. Лань Сичэнь тут же к нему повернул голову. —?Что, по слухам, именно здесь прошлый глава Цзян нашел молодого господина Вэя?Лань Сичэнь отрицательно покачал головой. В ордене порицали слухи, и Лань Сичэнь знал ровно столько, сколько было нужно ему как главе и любящему старшему брату: Вэй Усянь был сыном Цансэ-саньжэнь, о которой дядя вспоминает с гневно (и горько, хотя он никогда не признался бы) поджатыми губами, мальчика воспитал клан Цзян, а потом он приехал в Облачные Глубины и случился с а-Чжанем. На счастье или горе рано было судить. Лань Сичэнь обернулся на Илин, от которого они успели отойти, вспомнил улицы, по которым они шли, людей, которых видели. Понял, что это было бесполезно?— прошло столько лет. Он только примерно мог представить, в каком состоянии был город и как в нём выживал крохотный ребенок без защиты взрослых. Сердце сжалось от сочувствия. Мэн Яо тут же пожалел о сказанном, утешающе сжал его руку и повел вперед.Где-то на середине пути от Илина до Луаньцзан расчистили поляну для местных и бродячих артистов. Люди глазели, тыкали пальцами, пытались пробиться поближе к сцене и довольно вскрикивали на особо удачных моментах. Барабанщики отдавались игре и заставляли землю и небо танцевать. На высоких, украшенных лентами шестах сидели вороны и внимательно наблюдали за веселящимися людьми, не боясь музыки и криков. В чёрных глазах внимательный наблюдатель мог разглядеть веселье и надежду.—?Богатый гэгэ, смотри! —?Лань Сичэня вдруг дёрнули за рукав. Оба мужчины с удивлением посмотрели вниз, на широко улыбающегося мальчика в одежде из качественной черной ткани. Умелые руки прикрепили к ней перья и мелкий черный бисер, красиво блестящий и переливающийся под лучами медленно заходящего солнца. Свободной рукой мальчик протягивал искусно вырезанного из дерева кролика. Рассмотрев Лань Сичэня получше, мальчик удивленно пискнул и забавно округлил рот. —?Ой, ты не богатый гэгэ. Не тот богатый гэгэ. Извини.—?Ничего,?— Лань Сичэнь улыбнулся. Тоска, застигшая его врасплох, проиграла широкой детской улыбке и окончательно исчезла под умелый барабанный бой. Мальчик кивнул, поклонился и убежал куда-то в толпу. Мелькнули вспышкой белоснежные одежды, смешливый мужской голос крикнул:—?А-Юань, не убегай так далеко!Ответ мальчика потерялся в изменившемся ритме барабанов. Тяжёлый и торжественный, он прервался на мяо, чтобы вернуться сильнее, чем раньше, чтобы охватить, обнять сердце каждого живого существа?— и повести за собой. Вороны взмыли в небо и полетели к горе. За ними двинулась барабанщики, артисты, а уже за ними потянулись люди. Они взрезали уже собравшуюся у маленького храма толпу и заняли свои места.Лань Сичэнь и Мэн Яо встали в отдалении. Они не собирались задерживаться, лишь убедиться, что всё пройдет гладко и что в истории про чёрного аиста можно было смело поставить точку. А ещё Мэн Яо сказал, что будет фейерверк, и был награжден очарованно-счастливым лицом Лань Сичэня. Они обязаны были остаться и посмотреть.—?Лань Хаунь,?— тихо позвал Мэн Яо, воспользовавшись паузой, пока местные подготавливали всё для церемонии. —?А что ты имел в виду под другой причиной?Лань Сичэнь задумался, вспоминая, когда говорил что-то подобное. Они провели вместе целый день, в котором больше молчали, чем вели беседу?— если не считать утра, конечно же. Тогда разговор был долгим, пусть и почти односторонним. Пришлось потратить некоторое время, чтобы вспомнить.Лицо Лань Сичэня посветлело, он с нежным весельем посмотрел на Мэн Яо, который занервничал и сжал пальцами ханьфу. Он терпеть не мог чего-то не знать и не понимать, потому что с самого детства от информации зависела его жизнь и благосостояние.—?Ванцзи не убил бы тебя, даже если бы ты не был ему нужен,?— Лань Хуань потянул руку Мэн Яо к своему лицу и коснулся губами ладони. —?Потому что он знает, что я люблю тебя. Он бы никогда меня так не расстроил.Если у Мэн Яо и горело от смущения лицо, это можно было объяснить закатом и отблесками огромного костра, который как раз успешно и со всей предосторожностью разводили перед алтарем. Мэн Яо тут же воспользовался этим и стал рассказывать Лань Сичэню о символизме пламени, как источника жизни и смерти и, разумеется, как олицетворение красного и чёрного, которые прочно ассоциировались с аистом. Его небольшая, но детально проработанная фигурка украсила маленький храм, и мастер с настоятелем буквально два дня назад приходили к Старому По отметить это кувшином вина. Лань Сичэнь позволил возлюбленному перевести тему, но не отказал себе в удовольствии поцеловать его ладонь ещё раз. Просто потому что хотел.Голос настоятеля был нечетким, так что они прослушали всю торжественную часть. Люди кланялись, били в барабаны, а потом настоятель хлопнул в ладоши и откуда-то с горы послышалась неуверенная трель флейты. Под общий удивленный вздох она облетела поляну, пока не сменилась плавной тягучей мелодией, переполненной любовью и восхищением. Лань Сичэнь прикрыл глаза от удовольствия, вслушиваясь в переливы и оттенки: кто знал, что столь опасный инструмент мог рождать такую красоту? Он бы соврал, если бы удивился гармонично вплетенному в игру гуциню. Под рукой почти никому неизвестного мастера, он делал мелодию глубже и проникновеннее.С последней нотой солнце окончательно ушло за горизонт, накрывая землю спокойной укромной тенью.—?Думаешь, они останутся там? —?спросил Мэн Яо, когда Лань Сичэнь открыл глаза. Тот пожал плечами.—?Это им решать. Но уверен, что Ванцзи навестит нас, когда всё немного успокоится.—?Значит, конец?Лань Сичэнь хитро улыбнулся и покачал головой.—?Ещё будет фейерверк.