Перемены,NC-17! (1/1)

Как две тени они прыгают с крыши на крышу, никем не замеченные. По пожарной лестнице вверх и еще выше, под самое небо, туманное и низко нависшее над высоткой. Чуть отстав, Артемида беззвучно приземляется рядом и переводит дух, пока Дик наскоро осматривает ее ущерб.Кажется, город к ним сегодня не добр?— больше обычного.Сквозь надорванный материал ее костюма видны наливающиеся над ребрами справа кровоподтеки. Но после заварушки глаза у нее все еще горят. С осторожностью Дик давит чуть сильнее, проверяя не треснула ли кость?— она вскрикивает громко сквозь закушенную губу. А потом вдруг целует, запустив ему в волосы обе руки без возможности отстраниться.Это не лучшая идея. Это неосторожно, неосмотрительно, опасно. Это не об Артемиде?— и более о ней, чем только можно представить себе.Его слабые возражения обрываются еще одним поцелуем?— на вкус соль и железо прокушенной губы и сладко-клубничный бальзам, с наслаждением он ощущает как она прижимается теснее уже всем телом и целует ее в ответ. Оружие, пояс ее, через мгновение уже валяются рядом. Костюм безжизненной грудой отправляется туда же.В одной маске Тигрицы она распрямляется: небольшая, но упругая грудь белеет в темноте, синяки на коже подсвечиваются холодным неоном подсветки от края крыши. Темные глаза глядят насмешливо и призывно.—?Найтвинг. —?нарочито тянет она. И черт, кажется, это никогда не звучало так сексуально.В Бладхэйвен нерешительно приходит весна?— едва проснувшейся дымкой зелени в ветвях деревьев городского парка, неощутимым еще теплом в ветре с моря. Артемида меняется следом?— так же незаметно, так же неощутимо если смотреть день за днем. Так же неотвратимо.Если честно, Дика это чуть-чуть завораживает даже?— когда она точно знает чего хочет и не стесняется показать это вслух.На холодном, пронизывающем ветру его бросает в жар.—?Боже,?— беззвучно стонет Дик, сдирая перчатки с рук, да и все остальные шмотки следом. —?Ты меня убиваешь.Кажется, он правда умрет, если прямо сейчас не прикоснется к ее смугловатой, горячей коже. Он быстро целует ее в обнаженную шею, снова прижимается ртом к влажным и блестящим от слюны губам. Языком она жадно вылизывает его рот, а когда он сжимает и гладит ее торчащие соски, у нее вырывается низкий, вибрирующий стон.Только маски и остались?— ничуть не мешают, ничего не скрывают.Голова становится тяжелой, а в ушах шумит то ли прибоем, то ли Хэйвеном. Отблески городской подсветки от края крыши ложатся на ее смуглую кожу неоном, словно клеймо этого города. Словно пьяный Дик гладит, целует, вылизывает эти пятна цвета на ее теле.Раздвинув ей бедра, он толкается в нее пальцами, жестко и почти грубо. Но она уже мокрая и горячая, пальцы легко скользят в ней. На ее лбу, в ложбинке между ее грудей выступает испарина, дыхание быстро тяжелеет.Поймав его запястье, Артемида подносит его руку к его же губам и он послушно слизывает ее влагу со своих еще мокрых и блестящих пальцев. В нее словно демон какой-то вселился, или в самом воздухе Бладхейвена сегодня витает что-то дурманное и пьянящее.Каждый раз ее словно бы удивляет, то как далеко он готов зайти с ней. И то, как легко переступает свои границы она сама?— тоже. В ней как будто просыпается нечто от Чешир?— хорошо что не слишком много.—?Хороший мальчик,?— смеется она, жадно любуясь как он облизывает губы. —?Хочу тебе отсосать, прямо здесь. Сейчас.Это редкий случай, когда она говорит так раскованно и бесстыдно. От удивления рот у него открывается. Была ли она такой прежде?— он не помнит. Не знает, была ли она такой с…Но то, как она смотрит на него…То, что она говорит?— ему…То, что делает?— с ним…Эйфория, адреналин и неон вскипают в крови. Дик смеется сдавленно.—?Ну, от таких предложений в здравом уме не отказываются.Встав, он закидывает руки за голову, пока Артемида опускается на колени. Перед глазами у него город, прозрачная пустота и туман, холодная морось оседает на обнаженной коже.Жесткая ладошка ложится на тяжелый, влажный от смазки член, и кожу словно разрядом пробивает. Подушечки пальцев у лучницы загрубевшие, это делает ласку особенно сладкой. Облизнув свой яркий и так уже влажный рот, Артемида проводит по всей его длине сначала рукой, а потом языком, отчего Дик жмурится и тихо стонет.—?Только задницу не отморозь, милый. —?смеется она, прежде чем тесно обхватить его член губами.—?А говорить с набитым ртом некрасиво. —?наставительно бормочет Найтвинг. Но тут же ощущает прикосновение ее зубов, на тонкой грани между болью и удовольствием намекающее что не в его положении умничать, и следом?— мягкую бархатистость языка.Город шумит где-то далеко внизу, город не спит?— безумный, опасный, злой?— жизнь в нем пульсирует в такт биению крови в его в висках, в резонанс с захлестывающими волнами удовольствия. И сегодня они тоже его часть, и это сводит с ума.Ему хочется, чтоб и Артемида почувствовала. Хочется отдать ей больше?— все, что возможно, все что у него есть.—?Подожди! —?хрипло и нежно шепчет он, запуская руки в ее растрепанные светлые волосы. —?Да подожди же ты, детка.Задевая его бедро краешком маски, она надевается ртом на его член, словно назло, он чувствует как сокращается ее горло, с громким стоном откидывает голову назад.Собрав остатки воли, Дик подталкивает ее к самому углу крыши, так чтоб руками она опиралась о край невысокого, неогороженного сеткой парапета. Не забывает даже подсунуть что-то из их костюмов ей под колени.Когда он толкается в нее в первый раз, пальцами Артемида невольно еще крепче хватается за острый край парапета так что набитые костяшки белеют.—?Эй, осторожнее! —?голова ее свешивается над головокружительной пустотой. Растрепанный хвост светлых волос змеей сползает через плечо. —?Все преступники этого города лопнут со смеху, если мы свалимся вниз с голыми задницами… Такая тупая, нелепая смерть.Внезапно она смеется и тут же сама бедрами требовательно подается ему навстречу, ловит каждое движение, мотает головой, жадно задыхаясь, сама упивается высотой, раскинувшейся под ними.Высотка и вправду одна из самых видных во всем Бладхейвене, улицы с фонарями и крошечными как муравьи людьми где-то далеко, далеко внизу. Отсюда все кажется нереальным?— все, кроме них двоих. Высота под ними и впрямь головокружительна?— дух захватывает, когда он бросает взгляд вниз, прямо через плечо Артемиды.Город рисует неоном на ее потрясающе красивой спине?— скульптурный рисунок напряженных мышц, смуглая, блестящая от пота кожа.Удовольствие и адреналин?— безумная, пьянящая смесь, помноженная на ее громкие стоны. Он сбивается с ритма много раньше времени, прозрачную, холодную высоту перед широко открытыми глазами затягивает неоновым маревом. Высота становится жаркой и тесной. Слишком рано.Когда он вдруг выходит из нее, прижимаясь каменно-твердым членом к ее круглой, крепкой заднице, у Артемиды вырывается разочарованный стон.—?Еще чуть-чуть… мне надо.- извернувшись, она ногтями больно вцепляется ему в бедро. —?Ну же.Она трется об него, размазывая влажную смазку по коже, интонации нетерпеливые, требовательные. Медленно Дик ведет пальцами по ее бедрам, по напряженному, плоскому животу, по ребрам?— осторожно, так чтоб не задеть свежие, лиловые синяки после недавней потасовки там, на улицах.—?Просто хотел тебе сказать… —?хрипловато мурлыкает он ей на ухо, прижимаясь грудью к ее влажной от испарины спине. —?Да, да, именно здесь, вот именно сейчас сказать… Как сильно я тебя люблю.Пальцы вновь проскальзывают в влажный жар ее тела. Мышцы внутри слегка сокращаются, когда он двигает ими, медленно, глубоко. Она выбита из колеи, растеряна?— только и может, что, всхлипывая, дышать, неровно и быстро.Кончиком языка он обводит ее ухо, покусывает мочку и заодно неспешно снова и снова говорит что любит, пока дыхание ее понемногу не начинает выравниваться. Озадаченно она поворачивает к нему лицо, все еще полускрытое маской.С улыбкой Дик быстро целует ее во влажный затылок, наслаждаясь запахом волос, запахом пота и секса от смуглой кожи, прижимается губами к шраму на лопатке, отчего у нее вырывается короткий стон сквозь зубы. И вдруг звонко шлепает ее по заднице еще влажными пальцами.—?Ну, а теперь?— к делу.—?Ах ты ж стервец!От неожиданности она громко вскрикивает и дергается, снова покрепче хватаясь руками за чертов парапет. Хорошо бы и вправду не рухнуться вниз кувырком. Вот будет умора-то. Городской анекдот.Да, внутри она все еще мокрая и жаркая. Тигрица. Жадная, громкая. Его. Литые мышцы спины ходуном ходят под смуглой, влажной от пота кожей в неоновых бликах подсветки. Стоны низкие, когда она кончает, уже похожи на рычание. Кажется, он напрочь дуреет от нее, от высоты, от пустоты совсем рядом, за краем.Он хотел бы видеть ее лицо. Ее взгляд, расплавленный удовольствием, и заставить ее кричать?— одно из лучших удовольствий в мире.Он любит и хочет ее одновременно и не может разобрать чего больше, потому что это похоже на бесконечно замкнутую на ней петлю Мебиуса, без начала и без конца.Сам он кончает ей на спину?— не потому что надо, а потому что на ее смуглой спине вязкие белые потеки смотрятся совершенно крышесносно. Особенно, с примесью городского холодного неона.Отдышавшись, Артемида поднимается на ноги, растирает покрасневшие, намятые колени и локти. Ноги у нее еще слегка дрожат, пока она, подпрыгивая, неловко пытается попасть ступней сначала в одну узкую штанину, потом в другую. Впрочем, у Дика у самого еще сладко кружится голова от высоты, когда он глядит вниз?— это у него-то… И колени подрагивают слабостью.В попытке не оставить белесые разводы на своем костюме она бесполезно водит тыльной стороной ладони по испачканной им пояснице, больше все размазывая, чем вытираясь. В глазах вновь мелькает хищная, несвойственная ей прежде чертовщинка, когда Артемида ловит на себе его взгляд. Медленно, дразняще она проводит языком по своей влажно блестящей руке.Вдоль позвоночника прокатывается волна жаркой дрожи, как будто напряжение ничуть не было сброшено только что.—?Если ты еще раз меня вот так испачкаешь, бестолочь. Там где нет даже чертовых салфеток, чтоб привести все в порядок. —?чувственно и колко шепчет она ему на ухо. —?Честное слово, все до капли слизывать с меня будешь сам. А сегодня, похоже, пора домой.—?Патруль как-то не заладился. —?смеясь, кивает Дик. На ее коже уже полноценные кровоподтеки и надо бы приложить к ушибам лед.По остывающей коже ее мурашками бежит зябкая дрожь на ветру, и он помогает ей поскорее одеться. Взгляд ее темных, самую малость раскосых глаз вдруг становится удивительно нежным.—?Иногда ты совершенно на голову больной,?— фыркает она, уже наполовину одевшись. И вдруг быстро целует в губы. —?Но, знаешь… я тоже тебя люблю. Просто для справки. —?смущенно говорит она то, чего, жесткая, резкая, сдержанная, никогда ему не говорила прежде. Всерьез так уж точно. —?Просто чтоб ты знал. Что я тебя люблю. Тоже. Да.Удивленный таким ее порывом, он прячет растерянность и нежность за улыбкой и коротким объятием, чтоб не смущать ее еще сильнее. Все же этой весной, здесь и с ним Артемида меняется понемногу, оживая, как сам застывший в слишком долгой зиме город. А, быть может, просто снова становится собой.