Часть 2 (1/1)
Темнота. Полная беспросветная темнота. Я так и не привык к ней. Каждый утро, открывая глаза, машинально искал кнопку выключателя, чтобы включить свет в комнате, но через секунду понимал, что свет выключили не в ней, а у меня в голове. Полгода назад я последний раз видел свет солнца, лица родителей, да просто мир вокруг. Картина того дня так и застыла перед моими глазами.Ранний март, проселочная дорога, отец и я в машине, какой-то придурок не успел вывернуть на повороте, и, зацепив нашу машину, потянул нас в овраг. Автомобиль несколько раз перевернулся, и снова встал на колеса, я до сих пор в мельчайших подробностях помню, как вылетали стекла из окон, скрежет покореженного металла, и тот удар головой.Врачи потом сказали, что у меня задета какая-то часть мозга, отвечающая за зрение, и мне очень повезло, что я вышел из трехмесячной комы. Я сам так не считал, мне вообще не хотелось жить. Я отказывался, есть, пить, даже разговаривать, звуки вокруг стали вдруг слишком громкими, отчетливыми, и собственный голос давил на барабанные перепонки.Еще через месяц меня выписали, сказав, что через год можно попробовать сделать операцию, риск конечно большой, да и шансов на возврат зрения мало, но больше они ничего сделать не могут. И еще посоветовали учиться жить по-новому. Уже два месяца я сижу дома, про обычную школу пришлось забыть, несколько раз в неделю отец возит меня в специальный центр для слепых. Там были психологи, которые убеждали таких же, как я, что жизнь не закончилась, и что мы можем жить ничуть не хуже чем здоровые люди, и всю остальную чушь в этом же роде. Учили специальному чтению для слепых, шрифт Брайля.Я сначала психовал, путался в этих всех пупырышках и точечках, но со временем освоился, и стал потихоньку «читать». И теперь у меня есть только книжки, музыка, и темнота.
В комнату вошла мама, я стал различать шаги довольно быстро, и теперь точно знал кто и где дома.— Доброе утро, сынок, — она наклонилась и поцеловала меня в лоб, будто проверяя температуру.— Привет, мам, — отозвался я.Я слышал, как она подошла к шифоньеру, открыла дверь, и стала перебирать вещи.— Что такое мам? — спросил я.— Да хотела найтичто-то поприличнее, чем футболка и джинсы, — сказала она, возвращаясь ко мне.— Чем это тебе мои футболка и джинсы не угодили? — спросил я, желая скрыть смущение от того, что мама стала меня одевать.В эти моменты я чувствовал себя таким беспомощным, пятнадцатилетний парень, а хуже младенца.— У нас с папой есть для тебя сюрприз, — загадочно сказала она.— Какой сюрприз?— Узнаешь, а теперь давай завтракать.***
Мы с отчимом заехали во двор. Я с удивлением обнаружила, что это двор, где находится та самая моя любимая девятиэтажка. Интересно, что нам тут понадобилось. Мы вышли из машины, возле одного из подъездов нас ждал мужчина лет сорока, в строгом сером костюме, высокого роста, со светлыми, модно подстриженными волосами.— Привет, Игорь, — поздоровался он с отчимом, протянув ему руку.— Привет, Андрей, — отчим ответил на приветствие.— А это и есть твоя Лерка? — обратил он внимание уже на меня.— Здрасте, — буркнула я, — Я совсем не его.— Лера, веди себя прилично, — цыкнул на меня дядя Игорь.Я лишь вымучено вздохнула, и стала разглядывать асфальт у себя под ногами.— Лера, тебе говорили, что у нас к тебе деловое предложение? — спросил меня друг отчима.— Ну, что-то говорил, — буркнула я снова, — А что за предложение — то?— Полгода назад я с сыном попал в аварию. Я-то ничего, только руку сломал, а Илья ударился головой и три месяца лежал в реанимации, кома, — лицо дяди Андрея помрачнело, от неприятных воспоминаний. — Когда он пришел в себя, оказалось, что из-за травмы он ослеп. Два месяца уже сидит дома, на улицу носа не показывает. Так вот мы хотим, чтобы ты приходила сюда каждый день и была его поводырем. Выходила с ним на улицу, гуляла…— Это что-то типа собаки? — я где-то слышала, что у слепых есть специально обученные собаки.— Ну, почти, — кивнул он.— Так почему вам и не завести ему собаку? — спросила я, ведь возможность ходить за ручку со слепым мальчишкой радости мне не добавляла.— Лера! — почти вскричал отчим в ответ на мою дерзость.Дядя Андрей успокаивающе махнул рукой, и продолжил, как ни в чем не бывало:— Собака, конечно собакой, но, во-первых, у Ильи аллергия на шерсть животных. А во-вторых, нам нужно, чтобы ты не просто гуляла с ним по улице, но и пыталась подружиться, разговорить его. Знаешь, с тех пор как он… Короче если ты согласна, то мы будем платить тебе по пятьсот рублей в неделю.Пятьсот рублей в неделю. Две тысячи в месяц. Мой мозг быстро просчитал всю выгоду. В принципе какая разница, гуляю я просто так, или с этим мальчишкой.-Хорошо, — согласилась я, — Давайте попробуем.Дядя Андрей довольно улыбнулсяи пригласил нас в дом.— Смотри, держи язык за зубами, не сболтни ничего, что заставило бы меня краснеть, — прошептал мне отчим, пока мы поднимались в квартиру. Я промолчала, уныло разглядывая лестницу, где каждое пятнышко было мне знакомо. — Вот, заходите сюда! — дядя Андрей указал на одну из четырех дверей четвертого этажа.Обычно я не обращала внимания на нее, но теперь придется-таки её запомнить.— Дорогая, Лерочка пришла!— Да не буду я! — ответил мальчишеский грубый голос.Затем послышался шорох неуверенных шагов, и вот нам навстречу вышла целая процессия — мальчишка, примерно мой ровесник. И худенькая, очень похожая на него женщина. Светлые волосы были закручены в нелепый пучок, было видно, что она из тех женщин, что ухаживают за собой, и в свои сорок выглядятна тридцать пять, но сейчас она выглядела на свой возраст или даже старше. Сто пудов мама. — Лерочка, знакомься! — пропела она. — Это — Илюша. — Илья, знакомься, эта девочка теперь — твой поводырь, — сказал дядя Андрей. — Пожми ей руку. Или тебя довести?Лицо Ильи покраснело, затем посинело, потом вернуло свой обычный цвет. — Никто мне не нужен! Никакой поводырь! — взвизгнул он, стукнул рукой по стене, ойкнул от боли и унесся, разводя руки, к себе в комнату. — М-да… Ну и ну! — вырвалось у меня.Отчим испепелил меня взглядом. — Лерочка, прошу тебя, не отказывайся только! — хватая мои руки, женщина умоляюще посмотрела на меня. — Нет, нет! Никуда я не ухожу, — осторожно освобождая ладони из ее холодных рук, проговорила я. — Обещаю.М-да. Если я ещё пару минут назад хотела смыться, то теперь я не уйду! Через пять минут мы уже спокойно пили чай, причем Илья так и не появился. Ничего, и не таких обламывали. В смысле, и не таких уговаривали!Потом мне торжественно вручили ключики от квартиры, чтобы завтра же я пришла после школы к ним. Можно даже с учебниками, правда дядя Игорь строго сказал мне, чтобы я не наглела. А потом мы поехали домой. И только в машине меня озарило. Елки-палки! Я же сарафан забыла! Ой, вот и пришел мне полный ПИПЕЦ!Вот, оно, приближается. Я зашла в квартиру следом за дядей Игорем, причем мама ну просто сверлила меня взглядом! Шмыгнула по-тихому в комнату. Но мама тут же вошла туда. — Валерия! — ну все, если полное имя, то все плохо. — Что? — спросила я, не отрывая глаз от тетради по литературе. — Развернись, мне надо с тобой поговорить!Ну, ничего подобного! — Отложи литературу, ты все равно её не учишь!Пришлось сдаться. — Я слушаю тебя. — С тех пор… — начала мама. — А покороче? — Ты что с сарафаном сделала? Он новенький был, а уже сегодня я нахожу его в раковине, в замазке!— Я не специально, — жаловаться я не привыкла, да и зачем, чтобы сделать еще хуже.— Не специально, — передразнила меня мама, — Эх, никаких денег с тобой не наберешься. Она вышла из комнаты, продолжая ворчать. Я включила музыку погромче и «села за уроки». Но из головы никак не хотела выходить сегодняшняя встреча. Илья. Я никогда и не задумывалась: каково это не видеть?! Я на несколько секунд закрыла глаза. Перед глазами стояли нечеткие контуры моей мебели, потом поплыли радужные круги, но затем все затихло, и воцарилась темнота. Стало страшно, и я немедленно их распахнула, все вокруг плыло. Нет, я, наверное, никогда бы не смогла так жить, в темноте.На следующий день я отправилась в школу в более приподнятом настроении, чем вчера. На мне снова был мой любимый сарафан в черно-розовую клетку, и черная блузка. Глаза были выделены черным, а губы ярко-розовым. Короче эмо — навсегда. Школа встретила меня все тем же, уроки, перемены, проверка домашки. Всего второй день учебы, а для меня уже все это слилось в один большой серый комок. Дождавшись конца уроков, я сразу направилась к девятиэтажке, не заходя домой. Посмотрев в окна четвертого этажа, я тяжело вздохнула. На добродушный прием надеяться не приходилось. Вспоминая, вчерашнюю реакцию парня.«Это просто работа, — сказала я сама себе, — И нечего нюни распускать».Я поднялась по лестнице, и несколько секунд в нерешительности стояла у дверей квартиры, но вот когда я уже набралась храбрости, чтобы ее открыть, дверь открылась сама. На пороге стояла мать Ильи.— Ой, Лерочка, здравствуй, — поздоровалась она со мной.— Здравствуйте, тетя Оля, — поздоровалась я, — Вы куда-то уходите?— Да, хотела в магазин сбегать. Здесь по соседству, — ответила мне она, — А ты проходи, не стесняйся. Илья сейчас у себя в комнате, музыку слушает.За тетей Олей закрылась дверь. Я разулась и потихоньку прошла вглубь квартиры. На стенах в коридоре тут и там висели фотографии разных лет: вот видимо свадьба родителей Ильи, вот сам Илья маленький, детский садик, первый, второй третий класс. Самой последней висела фотография: снежный склон и Илья, весь румяныйи довольный собой, держащий в руках сноуборд.«А он симпатичный», — вдруг подумала я, разглядывая фото. Эта мысль была настолько несвойственна мне, что я помотала головой, чтобы отогнать ее от себя, как надоедливую муху. Пошла дальше по коридору, в самом конце коридора была белая дверь. Она была чуть приоткрыта, и оттуда слышались звуки знакомой мелодии. Так и есть — группа Оригами — «Ради чего». Я остановилась возле двери, и посмотрела через щель. Илья сидел на стуле возле окна, рядом на подоконнике стоял магнитофон. Сам он сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку стула. От него веяло таким спокойствиеми одиночеством одновременно, что я невольно залюбовалась, опять. Светло-русые волосы, правильные черты лица, глаза, сейчас закрытые, были ярко-голубыми. Ну, не мальчик, а картинка, такие обычно на меня не смотрят. Стоп, нет, я на таких обычно не смотрю.— Что стоишь там? Проходи, — услышала я его голос, и от неожиданности вздрогнула.— Как ты узнал, что я тут? — осторожно проходя в его комнату, спросила я.— Ты слишком громко дышишь, — ответил он без эмоций, на ощупь, найдя кнопку «стоп». Музыка стихла.Я огляделась, так и оставаясь стоять возле двери. Передо мной была обычная мальчуковая комната: полосатые обои, кровать-диван, накрытый темно-синим покрывалом, полки с книгами, компьютерный стол в углу и потухший ноутбук, рядом со столом стоял шкаф. На стене весели грамоты за успехи в учебе, победы в каких-то соревнованиях. Понятно, что этот мальчик дома не сидит.«Не сидел», — поправила я себя.— Ну, что стоишь, как статуя? — продолжал Илья, — Садись, раз пришла.Я прошла и села на диван.— Тебе нравится группа Оригами? — спросила я первое, что пришло в голову.— Раньше не нравилась, — ответил он, повернувшись к окну, — но сейчас слушаю почти все.Я замолчала, не зная как дальше продолжить разговор. Меня спас звук открывающейся входной двери.— Это мама пришла, — сказал Илья.— Откуда ты знаешь? — это действительно была Ольга Николаевна.— Шаги, — коротко ответил он, — Я слышу разницу.— Ясно, — потупилась я, чувствуя себя несколько неловко.Стук в дверь. На пороге стояла тетя Оля, в руках ее был поднос с чашками чая и нарезанным сладким рулетом.— Я вам чай принесла, — улыбнулась, ставя поднос на стол, — Угощайся, Лерочка.— Спасибо, — я потянулась к рулету.Илья все так же сидел, не двигаясь, повернувшись лицом к окну.— Сынок, а ты что?— Ничего, — буркнул он.— Давай, я тебе помогу, — тетя Оля потянулась к кружке, и поднесла ее к сыну.— Не надо! — Илья взмахнул рукой, и чай пролился на его футболку.— Ой! — всплеснула руками Ольга Николаевна, — Он же горячий!Она поставила кружку на стол, и быстрым движением стянула с сына футболку.
Мельком увидев голый торс, я покраснела, и, поставив кружку, со словами: "простите", выскочила за дверь и прислонилась к стене, чувствуя, как мои щеки заалели, а дыхание сбилось, словно я пробежала стометровку.***
— Глупая девчонка, — прошептал я, когда ощутил, как горячая жидкость чая пропитывает мою футболку. Это все из — за нее. Из-за нее я боялся показать свои пустые глаза, боялся к ней повернуться лицом. Не хотел брать кружку, боясь показаться неловким, и не хотел, чтобы меня поила мама, как беспомощного ребенка. Мама стянула с меня мокрую футболку, и, осмотрев на наличие ожогов, надела новую.— Все, Лера, можешь заходить! — крикнула она.Я услышал шаги. Она немного шаркала носками, как будто специально. Что за походка у девчонки, шагает как мальчишка.— Мам, все хорошо, можешь идти, — сказал я.— Ты уверен? — в голосе мамы сквозило сомнение.— Да мам, все хорошо, я не собираюсь больше обливаться кипятком, — заверил ее я.Мама вышла. Несколько минут мы сидели в тишине. Но для меня даже тишины не было, те звуки, что раньше не имели для меня никакого значения: дыхание, звук сердцебиения, шелест листьев за окном — все это вдруг получило оглушающее звучание, громче, чем самый тяжелый рок. Прятаться теперь не было смысла, она смотрела прямо мне в лицо, я хоть и не видел, но чувствовал ее взгляд. Я вздохнул, стараясь не вспылить. Она же не виновата, я тоже бы смотрел на себя теперешнеготак же: с растерянностью, смущением и неловкостью.— Знаешь, — наконец, начал я.— Что? — ответила она.— Давай, договоримся. Мои родители, с меня живого не слезут, если я, наконец, не начну выходить из дома. Свежий воздух, видишь ли, полезен для здоровья, — с сарказмом добавил я, — Так что если я тебя выгоню, они найдут кого-то другого.— И что ты предлагаешь? — спросила она.— Мы будем ходить гулять, но только не во дворе, и даже не в ближайшем парке. А где-нибудь подальше отсюда. Место буду выбирать я.— Но, — в ее голосе так и звучало сомнение.— Если ты не согласна, можешь катиться на все четыре стороны, — отрезал я.— Да нет, — мне казалось, что она пожала плечами, — Мне все равно, но что скажут твои родители?— А они ничего не узнают. Отец на работе. Мама тоже будет работать, правда только полдня, но думаю, нам пока и этого хватит. Так ты согласна? — спросил в последний раз я.— Согласна.— Хорошо, приходи завтра, — кивнул ей я, — Сегодня я не в настроении.Я слышал, как она поставила кружку на поднос. Встала с дивана, пошла к двери своей шаркающей походкой. Повернувшись к окну, я нащупал магнитофон. Третья кнопка слева — «плэй». Музыка снова поплыла по воздуху, заполняя комнату.***
«И все-таки он такой странный!» — подумала я, топая по ступенькам вниз.Хотя, что с него взять? Странно, что-то я не заметила фотографий, где он был бы с друзьями… Они у него были? Надо спросить как-нибудь. А сейчас придется идти домой… Хотя… Свободное время есть. А потому… Я развернулась и взбежала по ступенькам на чердак, затем — на крышу девятиэтажки. Как же хорошо — быть свободным! И, как в последний день августа, я подошла к краю и посмотрела вниз. И снова подумала — почему другие эмо всячески стараются показать в их движении не ту сторону? Почему девочки и мальчики постоянно что-то с собой вытворяют? Я вздохнула. Это раздражает. По-моему, по большей части, они — позеры. И все. И именно из-за этого мои предки так за меня боятся. Прокрутив все это в мозгах, я отошла от края. "Что-то меня на философию потянуло", — усмехнулась я.Кстати, было бы здорово сводить сюда Илью. Но чуть позже. Именно здесь, кажется, он бы смог почувствовать себя хоть капельку свободным, забыл, что он слеп. Кажется… А чего, собственно, я о нем так забочусь-то? Да и разрешат ли его родители? Ааа, плевать! Я снова уселась на бортик крыши. Ветер дунул мне в лицо. Иии! Так не хочется уходить, но я знаю, знаю, что мама начнет мне звонить! Ведь я пробыла тут… Мама дорогая! Засиделась я, прошло целых два часа! Потому я метнулась к чердаку…