Глава 19. Рай (1/1)

Во вселенной миллиарды звёзд, я видела в небе лишь сотни, но в полной мере ощутила, как они все, все, что есть во вселенной, сорвались с орбит и ринулись вниз, осыпая меня обжигающими касаниями с чудовищной болью, разрезая кожу, разрывая сердце. Следовало догадаться, стоило предположить, чтобы предотвратить этот исход. Я оказалась настолько тупой, что не заметила, что он делает всё это нарочно, балансируя на краю, в очередной раз по-своему доказывая полную, безоговорочную целостность, смелость и странную, странную любовь. Так мог поступить только Генри, стоящий в основе сложной личности, тот самый раненый мальчик, который сейчас очень нуждается в моей помощи, лёжа где-то в беспамятстве, без сознания и, может, неживой…Пальцы мои побагровели и уже представили, как сжимают руль на пути к спасению Генри от того, что натворил Роман. Сукин сын. Он мог сделать это в любой момент, но Роман слишком любит сладость жизни, и, если даже он пошёл на такой шаг?— мы крепко влипли. Мы разрушили друг друга. Мы не достались никому из нас.—?Ты не сядешь за руль в таком состоянии,?— отрезал Питер, небрежно шмыгнув носом, и запустил пятерню в уже засаленные от этого жеста волосы. Звеня ключами по пути к автомобилю, я судорожно дёргала застёжку ветровки, не попадая в пазы, отмахиваясь от непослушных прядей на ветру. Адреналин эпилептической дрожью сковал вены, а ночная прохлада раздражающими скрюченными пальцами прокралась под одежду. Но вскоре живые и тёплые пальцы цепко схватили меня за локоть, а потом и за плечи, разворачивая к себе.—?Мне хватило приключений за эту ночь, Лисси, не дури, ты никуда не поедешь…—?Почему ты… не сказал так ему?! Почему не остановил? Ты мог его остановить! —?я взорвалась слезами и градом обессилевших кулачков по его твёрдым плечам и груди, и Питер лишь сдавленно выдохнул, пассивно защищаясь от моих ударов. —?Ты пустил! Ты пустил его с ними! Что ты за друг такой вообще?!Яркий фонарь над крыльцом соседей издалека ослепил меня, будто светом фары в глаза дикому, перепуганному на дороге животному.—?Знаешь, я обижусь на эти слова завтра, потому что сейчас ты не ведаешь, что несёшь. Просто сядь в машину! Я поведу.Мысли и предположения гудели в голове как осиный рой, не давая возможности сказать хоть что-то осмысленное или хоть как-то сформулировать их в слова. Поэтому я молчала. Молчала, плотно сжав дрожащие губы, кисло расплывающиеся в гримасу плача всякий раз, когда я представляла его в эту ночь: с диванными собачками, с бездонным стаканом бурбона, с обидой на меня, задыхаясь порошком….—?Уверен, Прайс сделает всё, чтобы привести его в чувства.Тёмные деревья и безразличные сонные дома проносились мимо нас, пока Питер гнал по главной дороге сквозь ночной город прямиком к Белой Башне.—?Лисси…. —?окликнул меня цыган, подметив неконтролируемо дрожащие пальцы на ручке дверцы, словно я была готова выпрыгнуть из машины и помчаться в клинику на своих двух, опережая автомобиль.—?Уверена, Прайс сделает всё, чтобы не пустить меня к своему любимому подопытному пациенту.Питер вздохнул, но скептическое молчание ни на секунду не заставило меня усомниться в своей правоте?— они с Норманом слепы как кроты перед непробиваемой наглостью и изворотливостью змеи-Оливии.Высокая белая башня излучала свет на всю округу, и, несмотря на то, что я ненавидела это место, сейчас оно вселяло надежду, и его белые лучи пронизывали мою душу иглами неведения, нетерпеливого ожидания и отчаяния. Хлопок дверью оказался слишком звонким, но Питер не обратил на это никакого внимания и просто последовал за мной?— задрав головы, мы будто хотели распознать, где сейчас находился Генри, а я была готова карабкаться по чёртовой стене, гладкой и неприступной, пока не увижу в окне Генри в любом его обличии, лишь бы…. живым.В полупустом фойе посреди ночи нас, разумеется, встретили охранники на глазах пары дежурных медсестёр, разинувших рты на перебранку, которая началась практически сразу, едва мы переступили порог, хотя Питер буквально выступил вперёд, то ли меня защищая от встрепенувшейся охраны, то ли её от меня. Он выставил ладони в оборонительном жесте и попытался всё уладить.—?Спокойно, мы по срочному делу… Здесь наш друг… —?Питер осёкся, вспомнив, что Генри явился сюда как минимум в одежде Романа. —?Роман Годфри…Насмешливый скепсис молодого охранника, что уже держал руку на стволе на своём поясе, последовал незамедлительно.—?С каких пор Роман Годфри твой друг?Питер сделал глубокий вздох и закрыл глаза.—?Пропустите, нам нужно знать, в каком он состоянии! Дайте мне его увидеть! —?вмешалась я, не в силах больше просто стоять и бездействовать.—?На сегодня все посещения окончены, только неотложные вызовы.—?Это и есть неотложный вызов, болван!!!Норман Годфри на каждый мой судорожный звонок отвечал длинными гудками и, когда он наконец взял трубку, сонный и совершенно не ведающий о беде, я затараторила как умалишённая, словно связь вот-вот должна была оборваться.-…не удивительно, что вам никто не сообщил. Может, теперь ко мне прислушаетесь?—?Мелисса, оставайтесь на месте, я сейчас приеду!Я будто впервые видела, как Питер курит: он нервно, глубоко затягивался, стряхивая пепел чаще, чем необходимо, чтобы занять дрожащие пальцы. Сигарета как-то чуждо смотрелась в его руке, несмотря на привычный небрежный образ парня, которому, по идее, должно идти курение, причём частое и густое, но Питер с сигаретой выглядел как-то растерянно, а я ненавидела себя за переключение на такие глупости, вместо того, чтобы продумать дальнейшие действия.Я знала, что появление Нормана не откроет нам двери в Институт Годфри, и его отчаянный вид был тому подтверждением и ничуть не удивил меня.Всё становится на свои места, когда ты заметишь это, Норман?Растрёпанный, в небрежно натянутом свитере, Норман Годфри хлопком дверцы и спешным шагом, тем не менее, заставил моё сердце биться быстрее в надежде. Питер затушил сигарету, и мы оба подались навстречу Норману, однако он даже не успел заговорить с нами, неотрывно глядя в сторону входа поверх нас.—?Какого чёрта, Йохан?! Я?— его лечащий врач, почему ты не сообщил мне?!—?Был слегка занят спасением твоего племянника, знаешь ли. Не уверен, что сейчас самое время ругаться,?— тёмный силуэт Йохана Прайса на крыльце, подсвеченный стерильным белым светом вестибюля, непоколебимой статуей лжепророка возвышался над нами. Норман уверенно миновал ступени и поравнялся с доктором.—?Немедленно отведи нас к нему,?— процедил Норман, и мы тут же последовали за ним, однако доктор Прайс выставил руку, преграждая нам с Питером путь.—?А вот это вряд ли…—?Что? Здесь пара десятков этажей! Впусти их хотя бы в здание!—?Таково распоряжение Оливии, и вам, мисс Уинфри, оно известно.—?Что за абсурд!—?Если хотите быть полезными, лучше узнайте у его шлюх, что ещё такого он принял, помимо своего классического джентльменского набора, что привело его в кому…—?Чёрт подери…. —?Норман досадливо схватился за голову, а я застыла на месте, постепенно осознавая, что Генри и Роман сейчас действительно находятся между жизнью и смертью, а угроза полного забвения всё так же нависает над ним?— Норману вряд ли позволят что-то контролировать в клинике, и своими экспериментами Оливия с Прайсом смогут загубить его разум окончательно.—?Дело дрянь…—?Хочу превратиться в волка и перегрызть Прайсу горло. А следом и этой стерве… —?процедила я, прислонившись лбом к стеклу, и Питер покосился на меня, крепко сжимая руль.Тусклые фонари на крыльце полицейского участка облепили первые сезонные насекомые, и уже у входа стало слышно, что сегодня ночью там намного оживлённее, чем обычно: капризные женские голоса алкоголем приподнятые на несколько децибел, в возмущении сотрясали стены, а глуховатый, примирительно-строгий тон шерифа Суорна и его помощников едва угадывался сквозь противное тяфканье диванных собачек Романа Годфри. Питер предупредительно схватил меня за руку.—?Лисси… ты на эмоциях, я понимаю… но прошу, не забудь, что мы должны говорить только о Романе.—?Я…. помню…. —?неожиданно тихо проговорила я, нерешительно ступая выше, дальше от Генри, который так во мне нуждался, ближе к тёмной стороне жизни Романа.Электрический свет участка и обращённые к нам взгляды слепили глаза, заставляя чувствовать себя совершенно обнажённой и незащищённой; стойкий запах кофе вовсе не казался ароматом, осев на столах и на их яркой вульгарной одежде, пропитанной сладкими духами, пропитанной им… Он ещё остался здесь, на их щеках, на их зацелованных шеях с багровыми следами его тёмной жадности, на смятых юбках, в каждой капле их потёкшей туши.Я пошатнулась.—?Эй-эй… ты в порядке? —?спросил Питер.—?Мисс Уинфри! —?воскликнул шериф Суорн, будто в облегчении от того, что этой ночью ему предстоит иметь дело с кем-то кроме полувменяемых девиц. Я собиралась его разочаровать.—?Шериф Суорн… мы должны узнать, что там произошло…—?То же самое я хотел узнать у вас. А ещё, ребята, я был бы очень благодарен, если бы вы отыскали мне Генри Годфри.—?Пока мы были в баре, ничего не произошло, а когда я отвёз Мелиссу домой и вернулся, Романа и этих…. дам там уже не было, шериф,?— сказал Питер, пока я глазела на девиц, не способная просто не замечать их.—?Я вам уже сто раз сказала, Роман поговорил с ней, и мы поехали развлекаться, ясно? —?воскликнула одна из них.—?После диалога с мисс Уинфри он не был расстроен?—?Да как вы смеете…. —?я негодующе закачала головой, понимая, в какие дебри он клонит, уже имея перед собой двоих задержанных с наркотиками.—?Расстроен? Он хотел отрываться всю ночь, и мы отрывались, пока он не…—?Пока вы обе позволяли ему накачиваться наркотой, пока у него не случился передоз! —?добавила я, злобно сжимая кулаки.—?Хэй! Он большой мальчик, и сам всё знает.—?Вы в курсе, что он в коме?! —?заорала я, и Питер предупредительно придержал меня за плечи, но я нервным движением раздражённо сбросила его ладони.—?Бедный котик…—?Не называй его так!—?Ну-ка все успокойтесь,?— вмешался шериф, стукнув кулаком по столу.—?Что он принимал? Мы здесь, потому что доктор Йохан Прайс просил это выяснить.—?Постарайтесь вспомнить всё по-порядку.—?Я усадила его на постель, пока Пэм искала лёд…Роман медленно опускает взгляд чуть сощуренных от густого дыма глаз, и его полные губы растягиваются в пьяной, наглой ухмылке. Растрёпанные волосы заслоняют обзор, но он дышит глубоко и жарко, пока тонкие, ослабшие женские пальцы, украшенные кольцами, скользят по его бледной щеке с бликами красной неоновой вывески с улицы. Тёмные ресницы опускаются, и он запрокидывает голову с протяжным дымным ?Дааааа?.Тусклый электрический свет торшера не справляется с тьмой этой комнаты, и время от времени по стенам ползут неоновые змеи. Одна из них проходится по худенькому силуэту Пэм в дверном проёме. Под хрустальный звон ледышек в стакане янтаря она медленно приближается, когда Роман манит её пальцами, взбирается на постель и делает глоток его напитка. Струйка бурбона кукурузным мёдом протекает между их жадными губами и устремляется вниз по его шее, по животу, где её подхватывает не менее жадный язык.—?Трахни нас… —?шепчет Пэм в его горячие губы и склоняет голову, принимаясь ласкать твёрдую гладкую грудь.—?Можешь не сомневаться…Он неестественно содрогается раньше времени, на полуслове, и они поначалу принимают это за оргазм. Они улыбаются и стараются ещё больше, но он судорожно отталкивает их за плечи и по-детски поджимает ноги, пятясь от них по постели, в ужасе округлив свои огромные глаза. Раскрасневшиеся от алкоголя и наркотиков, они глядят затравленно, пока он спешно пытается сообразить, где находится, и как только понимает, принимается терзать карманы полуспущенных джинсов, часто дыша.—?В чём дело, котик? Вспомнил про презерватив? Расслабься… нам можно доверять.—?….мы думали, он решил поиграть в недотрогу, переглянулись и хотели продолжить, но он стал повторять ?не надо? и всё искал что-то в кармане. …он бывает не в духе, но это что-то странное.—?И что было дальше? —?спросил шериф, скрестив руки на груди, явно заинтересованный, что даже не замечал, как дрожали мои руки, всё моё тело… Я пошатнулась от подступающей тошноты.—?У него был пакетик с капсулами, он закинулся, и тогда это началось… —?сказала одна из девушек. Их настрой сменился, и теперь они уже не паясничали, а довольно чётко излагали свои мысли, постепенно трезвея.—?Сначала всё было в порядке, он просто сидел на краю, опустив голову, мы даже решили, что он уснул, а потом стал задыхаться.—?Вы узнали капсулы? Что он принял? —?озвучил мой вопрос шериф Суорн.—?Вы за кого нас принимаете?! Он всегда экспериментирует, а мы принимаем за компанию, мы не наркоманки!—?Ну конечно же.,?— процедил теперь уже Питер.—?Слушайте, он догнался чем-то расслабляющим после нескольких часов под ?сахарной пудрой? и бурбоном, вот и всё… —?встрял помощник шерифа, явно желая поскорее покончить с этим.—?При вас были ещё какие-либо вещества?—?Нам это незачем! Золотой мальчик всегда угощает… Можете сумочку мою проверить, только вот я без понятия, где она.—?Не переживай, милая, мистер Годфри купит тебе новую,?— ехидно заметил помощник шерифа, расслабленно упираясь задницей в край стола и покручивая на пальце наручники. Всё время, что мы здесь находились, он сверлил девиц голодным взглядом из-за спины шерифа. -…если выкарабкается.—?Закрой рот, Пит! —?рыкнул Суорн.—?Питер, раз всё прояснилось, тебе лучше вернуться к Эшли,?— вдруг сказала я, на что Питер в недоумении нахмурился, и я поспешила вывести его на крыльцо, заверив шерифа, что вернусь и подробно расскажу ему о нашей встрече в баре.—?И что всё это значит? —?спросил Питер под треск мотыльков у фонарей.—?А сам не догадаешься? —?тихо процедила я, стараясь унять адреналиновую бучу в своей крови. —?Немедленно лети в мотель и отыщи оставшиеся капсулы, Питер, пока эти олухи туда не вернулись… Это единственный шанс доказать… —?я зажмурилась, предвещая его недоверие. -…ну, или, по крайней мере, проверить, что за лекарства он принимает, потому что я больше чем уверена, что капсулы ему дал не Норман.—?Лисси, ради бога…—?Ради Генри, Питер. Только ради Генри. Прошу тебя.—?Как я туда попаду? Номер наверняка закрыт.—?Уборка номеров только утром, нужно успеть. придумай что-нибудь, чёрт возьми… ты же…. цыган.—?О, ну отлично! Может, по пути и коня захватить?!—?Чёрт… прости,?— вздохнула я, тем не менее, не без облегчения, глядя, как он пятится к машине. —?Прости, Питер, я просто. давай попытаемся, прошу…В кружке кофе в круглосуточной забегаловке возле участка ответов было не больше, чем в сахарнице. Я выпила столько кофеина за последний час, что он возымел обратный эффект, и мои веки стали неминуемо опускаться, а за ними и вся голова. От лепета полуобдолбанных диванных собачек и растворимого кофе во рту появился кисловатый привкус рассвета, и я спряталась от них в какой-то дыре для дальнобойщиков, чтобы накачаться кофеином. Чтобы не думать, чтобы не чувствовать ничего, кроме подрагивания собственных пальцев, чтобы слушать только стук своего сердца, а не внутренние крики отчаяния и горечи от невозможности что-либо изменить.Я представила, что каким-то неведомым образом, под действием абсолютного волшебства под мой опущенный взгляд попало колено севшего напротив, длинные ноги в джинсах, перепачканные белилами, как будто ботинок робко чиркнул под столом, и сердце в ответ скукожилось, облитое горячим кофе…в надежде, что это не сон. Я пальцами скользнула по столу, чтобы почувствовать любимые горячие ладони, но сон развеялся.—?Ты паршиво выглядишь, Мелисса. Тебе нужно домой…Колено, что белело краской, оказалось пучком белых ниток по кромке протёртой джинсы. Питер выглядел не лучше, чем я: его глаза раскраснелись, а лицо осунулось от усталости.—?Ты достал их? —?с надеждой спросила я, игнорируя его порицание в свой адрес, но сочувственный взгляд разозлил меня, потому что в этот момент не было ничего важнее нашего последнего шанса.—?Ты должна мне пообещать…—?Питер! Ты достал их или нет?!—?Конечно достал, я цыган или кто?! —?зашипел он, склонившись над столом, чтобы редкие зеваки не могли нас слышать.—?Господи… спасибо… спасибо тебе,?— выдохнула я с облегчением.—?Пожалуйста, пообещай, что ты сейчас позволишь мне отвезти тебя домой и ляжешь спать.—?Но…—?Тебя никто туда не пустит сейчас, это распоряжение Оливии. Я звонил Норману, он стабилен, но в себя пока так и не пришёл, поэтому сейчас тебе нужно поспать и дать выспаться Норману. Да и он не стал бы проверять их прямо сейчас,?— Питер раздосадованно бросил на стол жалкий пакетик с парой капсул. —?Это просто ?Адвил?* по сравнению с тем, сколько кокаина он принял, Лисси. Он во всём перебрал за эту ночь…—?Это уж точно.,?— заметила я еле слышно, вспоминая показания диванных собачек.Скомкав одеяло у заплаканного лица, я до рассвета спала урывками. Тени от ветвей деревьев изрисовали стену плодами мозгового штурма, что творился у меня в голове: самыми безумными идеями, самыми дикими решениями, самыми нереальными планами. Моё сознание сгруппировалось, оттеснив в себе желание оплакивать и страдать, оттеснив отчаяние.Думай, Лисси.Поспи…Нет, думай.Засыпай, говорю.Знают ли они, что творят? Осмелятся ли пичкать его снова, или дождутся пробуждения? Имея на руках лекарство?— быть может, прямое доказательство намерений Оливии и Прайса?— я могла лишь снова и снова прокручивать в голове план по их проверке, и абсолютно все варианты сводились к встрече с Норманом Годфри в шаткой надежде убедить его проверить капсулы без участия Прайса.Я раскрываю глаза и вижу золотистые искорки света в его пышных прядях, они ссыпаются на ресницы и подрагивают, пока он находится на границе сна и яви?— всегда на границе миров… Широкие плечи, слишком сильные для такой хрупкой души, едва заметно распрямляются, и он подтягивает одеяло, пряча искристую кожу от солнечного света. Я бесконечно изучаю рельефы взглядом, а едва тянусь пальцами?— он вздрагивает, выдавая свою пугливую, нестабильную натуру, и я точно знаю, что проснулась с Генри.Мой мир застыл в этом жутком лабиринте, среди холодных, скользких стен. Где-то в подобном месте сейчас и Генри?— карабкается через них и снова соскальзывает наземь, снова и снова проделывая этот путь по нескончаемым коридорам…Я так устала бояться, что собственные предположения?— вся эта подстава, весь этот обман с его ?лечением?, зловещие планы Оливии и эксперименты Прайса?— уже и мне перестали казаться обманом, я стала сомневаться в своих опасениях, я стала сомневаться в своей логике и интуиции, постепенно поддаваясь всеобщей слепоте. Я стала сомневаться в здравости собственного ума и психики.—?Мистер Годфри, есть какие-нибудь новости? —?я старалась звучать максимально неодержимой. На другом конце вздохнули, хрипловато прочищая сонное горло.—?Он всё ещё в коме, хотя мы надеемся, что это станет своеобразной перезагрузкой, и вскоре он очнётся. В таких случаях часто впадают в кратковременную кому.—?Его случай особенный…—?Ты права, Мелисса, никто не знает, как это отразится на его сознании, но нам сейчас лучше не драматизировать ситуацию.—?Я могу его увидеть?—?Прости, не можешь.—?Я могу увидеть вас?—?Ты в порядке? —?спросил Норман, едва я вошла в его кабинет, вклинившись в его график бесцеремонно, безотлагательно. Обострённые чувства чутко определили тяжёлый, чуть затхлый запах алкоголя, и я неконтролируемо напряглась, на что доктор принялся шуршать портьерами и форточной щеколдой. Во мне накопилось достаточно отчаяния, чтобы вспылить сейчас, но наивность, бездействие и потрёпанный вид Нормана вызывали лишь жалость. Вероятно, он всю ночь провёл здесь, в сотый раз задаваясь мыслью, в какой момент всё пошло не так.—?Вы мне скажите. Я ведь не оставлю попыток увидеться с Генри. Почему не разместить его здесь? Это ведь тоже клиника…—?Мелисса, присядь,?— попросил Норман, наполняя два стакана водой из графина. —?Ты увидишься с ним быстрее, если перестанешь нагонять панику и ставить под сомнение действия тех, кто сейчас борется за его жизнь.—?Но вы ведь и сами сомневались в действиях Прайса, разве нет?—?Он высококлассный нейро-биолог и хирург, мы?— доктора разного профиля, но оба хотим помочь Генри. Как и Оливия. Именно поэтому ему лучше оставаться в институте Годфри, а нам?— надеяться, что он придёт в себя.Я закатила глаза так явно, что Норману пришлось лишь вздохнуть.—?Ты просто пытаешься найти виноватого в его болезни среди живых, но виной всему стал поступок человека, который давно мёртв,?— спокойно сказал Норман, присев на подлокотник большого кресла напротив меня, демонстрируя тем самым, что наша беседа не будет долгой. Словно в доказательство, в дверь постучали, и невысокая медсестра позвала доктора к пациенту, однако он жестом попросил её дать нам время.Я взялась за голову в подступающем приступе злости на упрямое нежелание этого человека услышать меня, перемешанном с сомнением в своих предположениях. Однако я закусила губу, в последний раз обдумывая свою последнюю карту и взглядом изучая выверенные прямые линии на паркетном узоре.—?Хочу попросить вас только об одном, доктор Годфри.—?Я слушаю, Мелисса.Я заправила мешающие пряди волос за уши и выпрямилась, нашаривая в кармане свою улику, прощупывая капсулы через пакетик, который наверняка не раз теребил Генри, нервничая, что всё может снова выйти из-под контроля в любой момент.—?Прошу вас…. —?чёрт, как это тяжело. -…проверить его таблетки.Теперь настала очередь Нормана закатывать глаза, после чего он опустил голову, а я почувствовала себя очень маленькой и глупой.—?Я не могу сделать этого сама, но вы ведь можете отправить их на проверку состава? Прошу вас, доктор Годфри… —?дрожащей рукой я стала доставать таблетки из кармана, и глаза Нормана увеличивались по мере того, как он, очевидно, убеждался в моей полной невменяемости. —?Он принял их во время переключения, чтобы унять панику…—?Откуда ты.—?Его… подружки рассказали в участке. —?Укол жгучей ревности пришёлся прямо в глаза, и я стыдливо заплакала, надеясь, что он не сочтёт мои слёзы манипуляцией. Свой, возможно, последний момент в собственном сознании Генри провёл с какими-то шлюхами, а не со мной. Он даже не знает их имён, даже Роман наверняка не знает. —?Я понимаю, как выгляжу, но это всё, что у меня есть. —?я развела руками под пристальным взглядом доктора Годфри. Не по годам осунувшееся лицо исказилось гримасой сожаления и даже какого-то разочарования, и я действительно почувствовала себя больной.—?Позволь взглянуть,?— спокойно попросил он, будто я какая-то бешеная собака, готовая тяпнуть любого, кто сделает неосторожный шаг. Тем не менее, я послушно достала одну капсулу, вторую оставив при себе, потому что я достаточно спятила, чтобы не доверять в этом городе абсолютно никому. Он поднёс её ближе, покручивая на свету чёрно-белым желатиновым покрытием. —?На вид это в точности тот же препарат, что он принимает обычно. Мягкий нейролептик, Прайс не даёт ему больше четырёх капсул. Для передоза нужна горсть таких вкупе с алкоголем и другими препаратами. Скорее всего он принял что-то новое или некачественное от местных барыг, щедро присыпав всё это кокаином. Мы знаем, какой образ жизни он иногда ведёт, поэтому подбираем его препараты с большой осторожностью, с учётом всех факторов…—?Вы совсем меня не слышите…—?Дело не в этом, Мелисса. Мне не сложно проверить эту капсулу, хотя, сказать по-правде, проверка заняла бы время. Генри болен почти всю свою жизнь, и всё это время ему только помогали держаться в себе хотя бы относительно долгие периоды времени. Мы не можем держать его в изоляции и ограничить то, что он принимает. Такое уж альтер-эго у Генри. То, что сейчас происходит, печальный, но ожидаемый виток. Тебе нужно отдохнуть…—?Ясно. Мне всё ясно, доктор Годфри.—?Лисси…—?Но на вашем месте я бы не отдавала её,?— я нервно указала пальцем в сторону капсулы на его ладони. -…не отдавала бы её Прайсу, не проверив.Гнев вскипал ко мне с такой силой, что раскраснелось лицо?— совершенно невыгодный сейчас манёвр, но мне было плевать на то, как реагирует моё тело, как кровью обливается сердце, как сжимаются кулаки; мне было наплевать, что будут думать обо мне все вокруг?— я знала, что всё это скоро закончится.—?А вот эту последнюю,?— я раскрыла перед ним свою ладонь со второй капсулой. —?я проверю сама. —?гладкий желатиновый кокон, скрывающий неведомое, редкое насекомое безумия, проскользнул в моё горло легко и ловко. Хлоп. Глаза Нормана расширились в недоумении, и, пользуясь его ступором, я успела сделать большой глоток воды, прежде чем ринулась за дверь без оглядки, догоняемая его окликами. Крики рассеивались, словно расшибаясь о стальной лист моего отчаяния.Я, конечно, понимала, что Норман мог оказаться прав, и таблетка лишь расслабит меня, подарит ясность ума и спокойствие?— что ж, по крайней мере, уйму свой гнев на весь этот безразличный, лживый город. Вместе с голосом Нормана, что так и преследовал эхом из коридоров клиники, за спиной рассеивались сигналы встречных автомобилей, пока я обгоняла всех уже просто от злости, утирая слёзы. Адреналин в теле не унимался, с сознанием не происходило ровным счётом ничего, кроме того, что я всё сильнее злилась.—?Норман нам не поможет. —?отчеканила я, хлопнув дверью автомобиля.—?Воу-воу, полегче! —?воскликнул Питер опасливо, отступая на шаг. Я замешкалась, постепенно смутно осознавая, что буквально ворвалась во двор мастерской. Присев на старый потрёпанный диван прямо на улице, мы с минуту молчали?— до того накалилась вся эта ситуация.—?Что он сказал-то?—?Заверил, что всё под контролем, и что мне нужно отдохнуть,?— вздохнула я досадливо, пяткой ковыряя землю, будто хотела оттолкнуться и улететь в космос.—?Ну, может, так и есть? —?осторожно предположил Питер, отхлёбывая пива из бутылки. —?Уверен, всё обойдётся. Институт Годфри располагает новейшими технологиями…—?О, ради бога, Питер! Не забудь мне их рекламный буклет под дверь подсунуть!—?Ладно, ладно… господи. Выпить хочешь? —?он поболтал передо мной полупустой бутылкой пива, и поморщилась.—?А что-нибудь покрепче есть?Питер отпрянул в изумлении, и лёгкая улыбка коснулась его губ.—?Что ж, как скажешь. Автомастерская ?Без тормозов? к вашим услугам. —?с этими словами, так и не дождавшись от меня даже усмешки, он отправился в помещение мастерской.Я закрыла глаза и подняла лицо к небу, позволяя слабым солнечным лучам розовым свечением просачиваться сквозь кожу век. Красноватые микроскопические венки будто разом зашевелились, впадая, стекаясь в реку крови, уходящую в бесконечность высоких, густых лесов, рассекая картину на две равные части.Я проваливаюсь, проваливаюсь в пейзаж…—?Эй?—?Всё нормально, я просто… устала,?— ответила я, подсовывая дрожащие пальцы себе под колени.—?Прости, нет чистых стаканов,?— извинился Питер, протягивая мне бутылку портвейна, в которой напитка осталось почти ни дне.—?Спасибо, но лучше бы тебе отыскать ещё одну и желательно полную,?— заключила я, присасываясь к горлышку. Некоторое время он просто смотрел на меня, затем вскрыл вторую бутылку пива, и стал медленно пить.—?Я так скучаю по нему…—?Знаю. Я тоже.—?Нужно попасть в Белую Башню. Я ведь больше могу и не увидеть его.—?Ты увидишь его, ладно? Не надо торопить события. Он очнётся и придет в норму, чёрт возьми.—?Ты правда в это веришь, Питер?—?Верю.—?А я верю, что оказалась здесь неспроста. Я - единственная, кто стал к нему так близок, кто видел, как Оливия игнорирует лекарства, прописанные Норманом, и даёт ему что-то странное, это мне она открыто сказала о том, что имеет перспективные виды на своего больного сына, Питер. Но в то же время… я будто смотрю на себя со стороны и вижу сумасшедшую, одержимую психопатку…Портвейн дешёвыми рождественскими огоньками запестрел у меня в мозгу, сгущая кровь, словно воду, застывающую в реке перед бесконечной зимой. Я должна туда ворваться и вызволить его, увидеть его, я могу. Сейчас или никогда.—?А ещё есть? —?игнорируя тошноту, спросила я, показывая пустую бутылку.—?Не-а. Только пиво.—?Давай пиво.—?Ты серьёзно?—?Предлагаешь поехать и надраться одной у озера?—?Ну уж нет. —?пробормотал Питер и поплёлся в мастерскую, полностью пропав из виду.Мысль, быстрая, как стрела, пронзила моё сознание, и я уставилась на булыжник, плотно вросший в землю?— камень преткновения на моём пути и ключ к решению. Всё вокруг потемнело, а звуки стали глуше, я больше не принадлежала себе, считая мутные блики перед глазами, проплывающие по радужке, как молчаливые киты…—?Кажется, закончилось! Я посмотрю в подсобке,?— крикнул Питер откуда-то издалека, будто сквозь пуховое одеяло. Или бетонную стену.Стресс последних дней бешеным потоком устремился на волю, сбегая по дрожащей руке, а желудок подскочил к горлу. Я заскулила от тупой боли и чувства опустошения, нарастающих с каждой секундой. Перед глазами был камень, а в руке оказалась лишь часть бутылки, и она покатилась к моим ногам, обронённая ослабшими пальцами. Земля впитала кармин, а я легла на свои колени, заливая кровью джинсы, заливая кеды и постепенно вслед за рассудком теряя сознание.Лицо у Генри недовольное. Нахмурившись, он продолжает писать картину в гранатовых оттенках. Он набирает с палитры цвет, и кисточка щекочет мне запястье. Реки расходятся в стороны и снова стекаются в одну, искрящуюся бликами закатного солнца. Я пытаюсь улыбнуться и коснуться его плеча, но в пальцах только комья земли…Роман сметает мольберт и с зажатой в зубах сигаретой, заслоняя Генри, быстро опускается на колено и подносит к себе мою руку. Сигарета падает и гаснет на влажной земле. Он любовно осматривает рваный порез, что тянется от самого запястья до локтя, пальцами скользит вдоль него по измазанной в крови коже. Скользит пальцами, скользит языком, тёплым, как само солнце, что пару минут назад грело мне веки. Язык щекочет запястье, пока глубокие глаза, влажной лесной зеленью смотрят мне прямо в душу…—?Мелисса, какого хера?!!!!!! —?заорал Питер. Пара бутылок, что он нёс, грохнулись на землю с глухим стуком, вибрации от которого пронзили меня удивительно чётко. —?Ты что наделала, твою мать!Питер сорвал с себя рубашку, и клетчатая фланель вскоре стала бурой, дополняя шоколадно-бежевые цвета, которые он так любит. Питер плотно перетянул мне руку, и я почувствовала, как буквально теряю почву под собой. Роман уже не ласкал моё запястье, а Генри и вовсе скрылся из виду?— всё вокруг кружилось с такой силой, словно меня усадили в карусель, а не на переднее сидение его пикапа. Питер буквально забросил меня в машину, неустанно чертыхаясь. Никогда ещё не видела его таким злым?— цыган нёсся по дороге на бешеной скорости, периодически вымещая негодование ударами по рулю.—?Они… они должны думать, что я упала… —?язык как ватный, отказывался двигаться, бессильно ёрзая во рту.—?Естественно, должны! Иначе, сказать тебе, где ты окажешься?! Ты чем думала?! Они же не идиоты!—?К….к Прайсу…—?Да-да-да. Идею я понял,?— проворчал Питер. —?Только как это, чёрт возьми, представить ?случайностью?? Чёрт бы тебя побрал… —?снова удар по рулю. —?Мелисса? Мелисса! Эй!Сладкий поцелуй, тягучий, как мёд, глубокий, как море, разбудил меня. Ресницы задрожали, опасаясь раскрыться и спугнуть сонную фантазию, но губы становились всё настойчивее в своей робости, всё отчётливее окутывая меня влагой в нежном, неторопливом поцелуе. Едва ощутив способность двигаться, я стала отвечать на ласку и постепенно осмелилась приоткрыть глаза: тёмные ресницы мягкой тенью легли на белую кожу расслабленного лица с искристыми золотыми бликами утреннего солнца. Длинные пряди чёлки ласково щекотали мне скулу, а тёплое дыхание согревало кожу. Мягкий утренний свет растёкся по палате, окрашивая холодные белые стены в медовый оттенок, играя в волосах Генри медными искорками, золотом покрывая наши влажные губы. Я словно в раю, в меду, в жидком янтаре покоя и счастья целовала Генри с любовью и нежностью, наслаждаясь его солнечным, сладким ароматом. Наконец, он стал осторожно замедляться, и вскоре полные губы растянулись в маленькой, робкой улыбке, которую я не могла не повторить. Мой мечтательный мальчик… ближе… ближе…Не удалось его обнять?— тело совсем не слушалось, в отличие от зачарованных губ. Он медленно открыл глаза и потянулся к моему лицу, заключая его в нежные объятия ладоней, и это было первое, по-настоящему восхитительное ощущение впервые за несколько нервных дней.Как такое возможно? Неужели мне не сообщили, что ему лучше, ну что за жестокость! Или, может быть, моё прибытие и поспособствовало тому, что Генри вышел из комы? Всякие мысли и вопросы растворились в потоках нежности, и, хотя я и испытывала ноющую боль в руке, не было ничего важнее его передо мной.—?Генри, я не хотела, не думала… —?поток оправданий рвался наружу под весом стыда за свой ребяческий поступок.—?Тсс…. —?заверил он и приложил прохладный палец к моим губам, а затем опустил глаза и коснулся плотно перевязанной руки. —?Сильно болит? —?прошептал он, заглядывая в мои глаза своими влажными и красноватыми. Загипнотизированная любимым шёпотом, близостью и взглядом, я отрицательно помотала головой. —?Ты спасла мне жизнь. Только вот руку вскрывать было необязательно,?— горько усмехнулся Генри. Он казался другим: отдохнувшим, обновлённым, набравшимся сил, будто вобрал в себя нежность Генри и напор Романа, воплотившись в гармоничном, целостном организме, том самом парне, которого я видела в нём, полюбив обе его стороны, что когда-то не могли найти согласия друг с другом.—?Как…спасла?..—?Когда уснула на 30 часов. Норман рассказал мне про капсулу… они должны были действовать совсем не так.В груди всё сжалось от эмоций, а голова переполнилась вопросами, и я не могла решить, какой сейчас важнее. Разве не опасно ему оставаться здесь после того, как всё стало известно?—?А когда ты пришёл в себя?—?Я открыл глаза, когда моя мать подняла здесь шум из-за тебя… Они заметили не сразу, зато я успел услышать всё, что нужно… Они пока ничего серьёзного мне не давали?— боятся рецидива?— зато полностью очистили мой организм, я никогда не чувствовал себя здоровее… —?Он сделал паузу и тяжело сглотнул комок сомнения в горле. —?Я чувствую его, но где-то очень далеко, Лисси, будто по инерции. будто на фоне. Я в себе… Но показываю им то, что они хотят видеть. Картина на заказ, понимаешь?..—?Боже, Генри… —?я подняла руку и слабо приложила горячую ладонь к его щеке, чувствуя колючую щетину, что совсем не портила нежного, чуть взволнованного лица. Он говорил так увлечённо, ну, насколько позволяло ослабленное после комы состояние. —?Нам нужно убраться отсюда, как можно быстрее…—?Да, но сначала моя медкарта…Послышались уверенные шаги, и Генри в замешательстве отстранился, прежде чем на пороге палаты оказался доктор Прайс?— я закрыла глаза и притворилась всё ещё спящей, но без труда узнала его по деловито-насмешливой интонации. Моя кушетка чуть качнулась, когда Генри встал, унося с собой тепло и нежность своих рук и дыхания.—?Не послушал моего совета и всё-таки пошёл в её палату…—?Тебе придётся признать, Прайс, что спящих красавиц я бужу куда лучше, чем ты.Я приоткрыла глаза, и в поле зрения оказались лишь стройные ноги Генри и полы белого халата доктора Прайса. Отчаянно хотелось посмотреть во все глаза, ведь не могла же я ослышаться?— он говорит словами Романа. Застенчивый, посткоматозный Генри, измученный терапиями и сомнительными препаратами, просто не мог ёрничать в духе своего второго я. Или он действительно пишет перед всеми ?картину на заказ??— тогда как я могу быть уверена, что он не изображал Генри передо мной?—?Хвала нейрофармакологии! Проснись и пой, солнце! —?с облегчением воскликнул Прайс, быстро сокращая расстояние, и вскоре передо мной оказалось его лицо, неприятно близко любопытствующее, пусть и с врачебным интересом. Раскосые глаза стали уже, презрительно всматриваясь в мои. —?Сколько можно дрыхнуть, моя дорогая? —?Я не одарила его ответом.—?С ней всё будет в порядке? —?тихо спросил Генри, стоя за спиной Прайса. Он выглядел куда более встревоженным, чем его нарочито безразличный тон. Я раскрыла глаза, и просто смотрела на него через плечо доктора Прайса, любуясь длинным силуэтом, и изумляясь тому, что в койке теперь лежу я, а волнуется за меня?— он. Бегающий взгляд Генри выдавал его нерешительность, но в целом он выглядел куда увереннее, чем обычно. Он больше не выглядел слабым, словно всё встало на свои места, наделяя его силой и целостностью. Он выглядел абсолютно здоровым, даже если это было не так, но я впервые порадовалась за него по-настоящему, без сожаления о том, что больше никогда не увижу Романа?— он был настоящим, он уже был наполнен им в идеальной пропорции, без отторжения, без болезненного безумия.—?Бога ради, Роман! У тебя есть куда более психически стабильные подружки, чтобы переживать о них. Но раз ты спросил, на этот вопрос ответит твой дядя Норман после того, как она пройдёт у него курс терапии. Ты ведь знаешь, что это значит, Мелисса?—?Норман знает, что я абсолютно вменяема. Я упала и порезалась… —?пробормотала я, но доктор Прайс лишь покачал головой и принялся готовить шприц для забора крови. Внутри всё похолодело?— после приключений с таблетками я боялась доверить этому человеку даже пульс свой проверить, не говоря уже о препаратах, которые он мог мне вколоть. Я немедленно постаралась взять себя в руки и не выдавать паники, но кончики пальцев похолодели.—?Ступай в палату, Роман, тебе ещё двое суток показан постельный режим, и скоро приедет твоя мать…—?Хорошо,?— на автомате проговорил Генри, не сводя с меня обеспокоенных глаз?— он не хотел оставлять меня с Прайсом, он тоже волновался и стремительно выходил из роли, поддавшись чувствам. Не дождавшись привычного ответа, доктор обернулся.—?Серьёзно? И всё? А где же ?иди в жопу, Прайс? или шутка про постельный режим, в конце концов?—?Я просто размышляю, какая такая мать сюда едет?— разве не ты моя мать? —?прислонившись к дверному проёму, сказал Генри, после чего развернулся и словно бы нехотя отправился в свою палату, хотя я знала?— едва он покинет палату, примется осуществлять свой пока не до конца ясный мне план.—?Вы вместе с Оливией сядете за то, что делаете с Генри,?— тихо процедила я, всем сердцем ненавидя Прайса теперь, когда все мои страхи оправдались. Ни единый мускул на его самодовольном лице не дрогнул, пока доктор педантично отмерил нужное количество моей крови и поместил её в пробирку.—?Мелисса, ты немного не в том положении, чтобы определять мою судьбу. Фокус с лекарством был поистине неожиданным, но на этом, боюсь, всё и закончится. Уверен, на сегодняшний день твоя кровь совершенно чиста, как чиста она будет и в заверенном мною заключении, к которому я заботливо приложу направление на принудительный курс терапии, поскольку ты представляешь опасность для окружающих и, в первую очередь, для себя, раз так решительно вскрыла себе вены, терзаясь душевными муками и… —?он наклонился и добавил уже заговорчески тихо, чтобы добить меня окончательно. -…злоупотребляешь алкоголем, что охотно подтвердит наш бравый местный шериф Суорн.?— Заключение здесь ждёт только вас и Оливию Годфри!Моя кровь закипела от ярости и проступила на белоснежной повязке, безупречной гладкостью опутавшей руку под стать белоснежным стенам этого тёмного места, которое всего несколько минут назад я приняла за рай. Доктор Прайс закатил глаза и потянулся за чем-то в карман. Игла была последним, что я заметила, прежде чем мой язык стал ватным. Сквозь пелену, застлавшую глаза, в безразлично-пассивной безвольности я ощущала руки, спешно и ловко меняющие повязку, и она вскоре превратилась в ворох перепачканных краской тряпок под несуществующей картиной.Когда Генри вновь разбудил меня, тревожно и настойчиво потряхивая за плечи, за окном уже давно стемнело. Я потёрла глаза, и головная боль на каждое движение отозвалась нестерпимой пульсацией в висках. Свежие бинты надёжно сковывали руку, и, едва я успела сесть на койке, Генри уже принялся спешно натягивать мне на плечи одежду. Сам он был полностью одет в вещи Романа, не те, что я помню на нём в баре, но определённо его?— тёмные цвета, чёрная кожа.Генри расправил плечи, задрал подбородок и, устремив взгляд вперёд, зашагал к выходу, крепко держа меня за руку. Мы встретили сопротивление уже через минуту в лице охранника и дежурного врача.—?Идите нахер.—?Мистер Годфри, вы не можете покинуть здание. Это распоряжение доктора Йохана Прайса.—?Я что-то не помню, чтобы там было написано ?ПРАЙС?, м? —?ядовито уточнил Генри совсем как Роман, для пущей убедительности ткнув пальцем в небо, где предположительно располагалась гигантская вывеска с именем его семьи. Охранник и врач переглянулись в замешательстве. —?Так что идите и делайте, что вы там делали: смотрите порно, или шоу Опры, а мы идём развлекаться.Ничего не понимая, я просто пошла за ним?— куда угодно, лишь бы подальше от этого места и планов доктора Прайса. У входа в машине нас ждал Питер и Эшли?— она была полна решимости, и по сдержанно сомкнутым губам Питера я поняла, что отговорить Эшли ему так и не удалось.—?И не смотрите на меня так. Я не собираюсь оставаться в стороне, когда тут такое.—?Отвези нас в особняк, Питер.—?Ты с ума сошёл? Там же твоя мать, они задержат вас.—?За что? За побег из собственной клиники и кражу собственной медкарты?—?Тебе удалось? —?спросила я, инстинктивно осматривая Генри?— он заткнул её за ремень чёрных джинсов и показал мне, отвернув край куртки. —?А зачем нам в особняк? Забрать картины и вещи?..Мы сбегаем?Генри устало усмехнулся и большим пальцем нежно погладил мою скулу, следом легонько целуя.—?Только одну вещь. Я видел её лишь однажды и догадываюсь, где она хранится.Он отвернулся к окну, задумчиво всматриваясь в тёмные улицы Хемлок Гроув, и я тоже взялась рассматривать тёмные деревья и редкие, никому не нужные в этот час фонари. Словно о чём-то вспомнив, по привычке, машинально он стал обшаривать собственные карманы, пока не извлёк оттуда коробок с воткнутой в него зажигалкой, и тот слишком привычно обосновался на его широкой ладони. Отточенным движением он большим пальцем отвернул верхний край примятого коробка, тряхнул им над ладонью и завис. Сигарета так и не выскочила, а зажигалка успела выдвинуться лишь на полдюйма. Я тяжело сглотнула и уставилась на него, раздираемая спектром эмоций такой широты, что трудно было даже определить, в какой я части спектра.—?Всё хорошо,?— совладав с собой, я накрыла его кисть своею, заглядывая в глаза парня, который некоторые время просто тупо смотрел на свои руки, не понимая, как в них оказались сигареты. —?Всё хорошо… —?аккуратно забрав у него пачку, я медленно спрятала её обратно в карман кожаной куртки Романа Годфри. Генри виновато взглянул на меня, и я ожидала увидеть кровь?— вечный спутник его переключений?— но симпатичный, вздёрнутый носик поблёскивал лишь мягким светом проплывающих мимо окон и фонарей, а встревоженные глаза оставались в тени.Питер заглушил мотор, и к дому мы пошли уже только вдвоём. Моё присутствие и так сулило одни неприятности, поэтому мы отказались от помощи Питера и Эшли и уговорили их остаться в машине у ворот. Генри решительно направился в дом, несколько окон которого мягко светились светом торшеров, и этот знак присутствия заставил мой желудок сжаться.Внутри всё было окутано тёплым светом, и только отдалённые уголки гостиной и холла утопали в полумраке. Генри повёл меня наверх в сторону, где я раньше никогда не была, к неприметной двери в глубине за высокой колонной. Впервые за наш путь сюда он в нерешительности остановился. Рука, что сжимала мою, задрожала, и я утешительно погладила его по плечу.—?Я не входил сюда почти двадцать лет… —?прошептал Генри.—?Роман, что здесь происходит? Зачем ты привёл её в мой дом? —?раздался голос Оливии за нашими спинами. Она была как видение: в белом ночном халате до пят и сорочке с бокалом крепкого бурбона в руке, словно дьявол, напяливший одежды ангела.—?Меня зовут Генри, и это не твой дом,?— процедил он, и Оливия в недоумении вскинула брови, театрально приложив длинную, костлявую ладонь к груди, где у неё давно не было сердца.—?Что, прости? —?она нервно улыбнулась, очевидно занервничав и надеясь, что ослышалась.—?Доктор Прайс сказал, что тебе нужен покой и…—?Доктор Прайс ВСЁ сказал, пока вы как крысы шушукались надо мной, думая, что я сплю. Вы так заврались, что потеряли бдительность. Дай мне ключ от этой двери.—?Ты бредишь, дорогой! Об этом не может быть и речи. Эта дверь закрыта навсегда для всех нас. Твой отец так решил своим поступком.Генри приблизился к Оливии, и пальцем указал на дверь.—?Как именно решил мой отец?— находится там. Я был с ним тогда, и имею полное право быть в этой комнате.Я молчала. Сердце колотилось как бешеное, а ступни и кончики пальцев горели от предчувствия опасности. Я уже не понимала, кого сейчас больше напоминал Генри?— он был полон гнева, он был полон Романа, он был собой, но каким-то совершенно новым, совершенным…—?Только. Через мой. Труп. —?зашипела Оливия ему прямо в лицо с упрямо поджатыми губами.—?Тогда лучше уйди с дороги,?— мрачно ответил он, и, едва не оттолкнув её плечом, ринулся куда-то вниз. Я в недоумении схватилась за массивные дубовые поручни и выглянула вниз, заметив лишь удаляющийся в гостиной силуэт Генри. Пойти за ним? Что происходит?—?Это всё из-за тебя, мерзавка. Как ты посмела явиться и разрушить нашу семью!—?Вы заигрались с Прайсом. Жадные, тщеславные змеи.—?Ты всю жизнь будешь скитаться по психушкам, девочка, уж это я тебе устрою.—?Скоро вы не сможете позволить себе даже этот бурбон, Оливия.Мы обе стихли, как только завидели Генри на лестнице. Он нёс в руке большой старинный топор, и Оливия в ужасе отпрянула, как только он приблизился, однако Генри даже не взглянул на неё и направился к двери, минуя нас обеих. Одним точным движением он рассёк дверь и дальше принялся выбивать её ногой.—?Как можешь ты отворачиваться от меня, как ты смеешь?!По мере того, как массивная дверь слабла под отчаянными ударами Генри, тщательно выстроенный, сдержанный образ Оливии рушился под ударами реальности, в которой её коварный план терпел крах. Я не до конца понимала, как может мать воспользоваться трагедией, что пережил её единственный сын, и отдать его в руки бездушного экспериментатора, не просто поставив под угрозу его сознание, а намеренно, из вопиющей жадности используя парня для своей мерзкой цели заполучить всё. Дверь распахнулась, и поток густого воздуха окружил нас прошлым, заставив Генри замереть на месте в нерешительности. Повисла пауза, и мы втроём просто смотрели вовнутрь кабинета, где запечаталась правда, её доказательство и истинная линия жизни Генри, надорванная вместе с самоубийством его отца. Он сделал это здесь, нет никаких сомнений.—?Генри? —?тихонько спросила я, пока этого не сделала Оливия, желая убедиться, что он всё ещё здесь, в себе.—?Всё хорошо, Лисси,?— почти шёпотом ответил парень, не сводя взгляда с кабинета и делая осторожный шаг вперёд, за порог. —?Здесь моя жизнь когда-то разделилась надвое.—?О, дорогой… —?тихо всхлипнула Оливия, следуя за ним, но держась на безопасном расстоянии. —?Я лишь хотела… излечить тебя, сделать сильнее, чтобы ты мог продолжить дело своего отца.—?Тот, кем ты хотела, чтобы я стал, чуть не убил и себя, и меня. Знаешь, я больше не злюсь на него. Теперь я знаю ваш план. Даже он не поступил бы так со мной.Генри подошёл к большому письменному столу и попробовал открыть два единственных выдвижных ящика так, словно всегда знал, что ему нужны именно они. Он демонстративно перебросил топор в руке, чтобы поувереннее взяться за рукоятку, и оливия Годфри закрыла глаза, в следующую секунду содрогаясь всем телом от треска, с которым Генри раздробил замок, не жалея реликвии в своих умелых руках и под её лезвием. Он всё же уложил топор на поверхность стола с бережностью, какой не одаривал даже свои картины, просто оставляя их на полу, и со скрипом повреждённой дорогой древесины выдвинул ящик. Его нежное мальчишеское лицо побелело, а кадык заходил в нервных глотках горечи, глаза наполнились влагой, и Генри достал из ящика пистолет. Он дрожал в его руке как раненое животное, и я всерьёз занервничала. Следом он положил на стол лист бумаги, словно всё это было заготовлено специально для такого часа, и не отнимая руки от пистолета, что незаметно обернулся в его руке и уверенно лёг в ладонь, некоторое время смотрел в текст. Ему хватило лишь нескольких секунд, чтобы пробежать глазами по самому главному, и то, что было написано в завещании, очевидно имело очень мало общего с тем, что годами говорила больному Генри Оливия. Он медленно поднял на неё тяжёлый взгляд, от которого и у меня внутри всё похолодело?— я не видела такой, ни у Генри, ни у Романа, и была уверена, что с ним не сравнится даже взгляд самого Дьявола. Лицо Оливии вытянулось, когда он крепче сжал пистолет, и она отшагнула назад, а я инстинктивно вскинула дрожащие руки.—?Генри… любимый, она этого не стоит…—?Неужели?..—?Прошу тебя, давай просто уйдём. Это оружие не должно стрелять… больше никогда.Генри опустил глаза и с отвращением взглянул на свою вооружённую руку. Он растерянно помедлил, нерешительно откладывая пистолет, и я почти физически ощутила вздох облегчения Оливии Годфри. Генри вышел из-за стола, и едва я взяла его за руку, Оливия разрыдалась. Она отставила нагретый стакан, что сжимала всё это время, и подошла к Генри, безбоязненно протягивая к нему руки, стараясь коснуться шеи и лица.—?Прости меня, мой мальчик… я… не знала, как лучше. Я лишь… пыталась не оплошать перед твоим отцом и сделать всё, чтобы ты был сильным, чтобы он гордился тобой… поговори со мной, дорогой…. —?Оливия приблизилась к нему вплотную, втянув в почти интимное объятие, пока Генри, обессилев, лишь слушал её слова раскаяния, глядя в пространство перед собой. Она приобняла его с облегчением и прикрыла глаза. —?Поговори со мной, Роман. Роман…—?Идём! —?вскрикнула я, гораздо громче, чем рассчитывала, чтобы привести его в чувства, и Генри вздрогнул, будто выходя их гипнотического змеиного тумана, где он уже начинал терять волю. Я потянула его за собой, убедившись, что он всё ещё сжимает в свободной руке завещание отца, и мы быстро покинули этот дом, буквально выпрыгивая в свежесть вечера на тускло освещённое крыльцо. От переизбытка эмоций, которые раньше бы стали причиной многократных переключений, Генри впал в состояние полного эмоционального истощения, не выражая почти ничего на усталом лице, не издавая ни звука. Он остановился и покачал головой, нашаривая в кармане ключи от машины.—?Не хочу туда. Поедем вдвоём… —?пробормотал он, и я не могла не согласиться?— Эшли может и вела бы себя тихо, но общая напряжённая атмосфера и натянутое, сдержанное молчание ещё пары душ в машине?— лишний повод создать ненужное напряжение для Генри. Я забрала у него ключи, и мы пошли в гараж, куда был заботливо отогнан его Ягуар. Сияющий автомобиль загорелся алым цветом в свете гаража, и я поспешила усадить Генри, одетого как Романа, в автомобиль Романа?— всё будто смешалось, а будто и встало на свои места.—?Ребята, не ждите нас, мы поедем на Ягуаре…—?Куда, блин?! —?воскликнул заметно взволнованный Питер.—?В Сиэтл.Я ударила по газам, и прекрасный автомобиль победоносного цвета, со всей прытью помчал нас по пустым дорогам Хемлок Гроув, в последний раз?— для Генри. Мне же пришлось ещё не раз вернуться, чтобы уладить бумажную волокиту со своим домом и магазином, которые теперь казались не более чем малюсенькими предлогами, звеньями в важной цепи спасения жизни человека, где и я приняла участие, и Питер, и Эшли, и Доктор Норман Годфри.Норман Годфри составил экспертное заключение о том, что мой поступок был обусловлен не суицидальными наклонностями, а действием сложного нейролептика. Состояние Генри Годфри было оценено им как стабильное, и ему назначили должный курс препаратов. Медкарта Генри и программа лечения, которую он выкрал у Йохана послужила вещественным доказательством в деле и позволила провести ряд проверок, которые выявили несоответствие препаратов.Доктор Йохан Прайс был лишён лицензии и осуждён на 10 лет за незаконное испытание несертифицированных экспериментальных препаратов на человеке путём обмана, приём которых стал угрозой жизни двум лицам, и за сообщничество.Оливия Годфри была осуждена на 13 лет за сокрытие условий завещания и предумышленное создание обстоятельств угрозы жизни человека на протяжении 16 лет и ещё много-много слов, которые мне пришлось выслушивать в суде, представляя интересы Генри, чтобы максимально оградить его от прошлого. Хотелось поскорее покончить со всем этим, ведь никакие заумные слова не смогут передать бессердечности, с которой Оливия чуть не отправила своего сына на тот свет?— постепенно, медленно, годами. Никакие условные сроки не вернут Генри тех лет, когда он мог жить в мире со своим я и не страдать от чудовищных мигреней, которые, безусловно, оказались побочным действием препаратов Доктора Прайса. Я больше никогда не видела кровь из его носа, и он больше никогда не был больным для меня, просто… другим.Тайна двух братьев была раскрыта, и Хемлок Гроув будет обсуждать это ещё несколько поколений, именно поэтому мы больше никогда туда не вернёмся.Женщины на высоких каблуках, фотографы в кедах, приглашённые и случайные, друзья новые и давние?— десятки людей в центре Сиэтла медленно перемещались по залу, отхлёбывая белое вино и шампанское. Кирпичные стены завода без отделки напоминали сталелитейный завод, который в реальности больше не украшен живописью Генри. В закатном солнце столько оттенков?— все они переливались на плодородной почве минималистичных работ, каждый мазок окрашивая в цвета рая?— золото, медь, бронзу?— и они оживали в этом единении с природой, где Генри и оттачивал своё мастерство с самого детства.—?Ты выглядишь великолепно,?— призналась я первая, потому что просто не могла оторвать глаз от своего спутника, держа его под руку, оставляя без внимания картины, но мне не стыдно?— они со мной, они обо мне, они обо всём, что мы пережили. Золотые оттенки играли и в его тёмных, аккуратно уложенных волосах, которые казались ещё гуще и насыщеннее на контрасте с белоснежной рубашкой.—?Смущать меня вздумала, красотка? —?игриво спросил Генри, возвышаясь надо мной и перемещая руку мне на талию, чтобы притянуть к себе поближе.—?Я очень горжусь тобой. Почти все картины уже куплены.—?Кроме тех, что я обещал Питеру и Норману,?— улыбнулся Генри, невероятно довольный собой. Он светился уверенностью и счастьем, как и я?— под его лучистым, тёплым взглядом. Кроткий и мягкий поцелуй со вкусом белого вина заставил мои глаза закрыться, едва стоя на ногах я почувствовала, как нежные губы коснулись шеи, почти незаметно, но так ощутимо!—?А ну-ка, открой глаза… —?нежно шепнул он, бархатистыми мурашками покрывая моё тело. -… а то не увидишь все краски.