Глава 12 (1/2)

После того, как Казешини вернулся в облик меча, прошло несколько недель. Как и остальные шинигами, Шухей был безмерно рад этому: не перед кем теперь не приходилось извиняться за его безумные выходки, не нужно было больше беспокоится о том, что весь Готей видит воочию темную сторону души лейтенанта, которую он уже привык надежно скрывать, и самое главное - можно было без опаски ложиться спать, не ожидая очередных домогательств от собственного меча.

Однако последствия его последней выходки еще долго давали о себе знать, заставляя Хисаги злостно скрежетать зубами при одном только упоминании имени занпакто. В качестве наказания за провал операции и убийство шинигами-предателя, Шухей лишался платы за два месяца службы, временно отстранялся с поста главного редактора «Сейретейской правды» и был назначен на ежедневные дежурства в самые последние, а значит самые опасные районы Руконгая на протяжении месяца. Но, несмотря на всю суровость официального наказания, лейтенант считал его приемлемыми вполне заслуженным. А вот что было совершенно не заслуженной карой – так это назначение заместителем лейтенантского поста в девятом отряде на время его дежурств фукутайчо шестого отряда.

- Нет, ну я все понимаю… но почему именно ты? – досадовал Шухей, провожая Абараи в свой отряд, чтобы лично сообщить бойцам о временной замене.- Ну, я ведь тоже виноват отчасти, - Ренджи смущенно потер шею. – Я должен был в тот день дежурить со своим отрядом, но отлучился к тайчо… Стой, а что ты имеешь против моего заместительства?? Между прочим, я не хуже тебя с отрядом справляюсь!- Ничего… абсолютно, – процедил сквозь зубы Шухей и ускорил шаг.Как он и предполагал, временное руководство Ренджи в его отряде стало стихийным бедствием похлеще налетов Казешини. В документации воцарилась полнейшая и беспросветная неразбериха, так что возвращавшийся к вечеру, а то и к глубокой ночи с дежурства, измученный Шухей только диву давался, как умудряется терпеть такую вопиющую некомпетентность Кучики-тайчо и почему он до сих пор не сбежал от такого лейтенанта куда-нибудь в Уэко Мундо.Так в один прекрасный вечер, подойдя к территории отряда, Хисаги застыл с открытым ртом, увидев, что три его казармы лежат в руинах. Как оказалось,во время тренировки, надумав похвастаться банкаем, Ренджи не сориентировался и нечаянно разнес одну из них наполовину. И все бы ничего, но проходивший мимо капитан одиннадцатого отряда решил напомнить бывшему подчиненному о том, что банкай – далеко не главный показатель силы, что и стало причиной остальных разрушений.

- Так почему ж вы не остановили все это? – в негодовании допытывался Шухей, яростно сверля глазами третьего офицера.- Ну-у… - потянул тот, опуская бегающие глазки, - мы решили, что это часть тренировки, поэтому и не стали вмешиваться, - пробубнил он, заталкивая поглубже за пазуху листок с надписью: «Ставки: количество казарм, разрушенных за один удар!».

Хисаги лишь скрипнул зубами. Больше его не удивляло, почему Тоусен, покинув свой отряд, сбежал в Уэко Мундо.И, наконец, последний день своего заместительства Абараи решил отметить парочкой бутылок саке с уже полюбившимся ему девятым отрядом. Да не просто отметить, а так, что вернувшемуся поздней ночью Шухею пришлосьволочь его пьяное тело в шестой, а после лейтенант вынужден был подсчитывать разломанную мебель, осторожно обходить осколки битой посуды, которыми был усеян весь пол, да еще под покровом ночи смывать с ворот вновь отстроенных казарм размашистые надписи, гласящие: «Казашени – атстой!» и «Забемару – рулез!!!» Тогда, впервые в жизни, Хисаги серьезно задумался о том, не сбежать ли ему самому в Уэко Мундо. Однако врожденное чувство ответственности не позволило.

Так пролетел месяц назначенных дежурств, вслед за чемвсе вернулось на круги своя, устаканилось и легло мертвым грузом обыденной повседневности, по которой лейтенант уже успел соскучиться.

Однако со временем ему стало будто бы не хватать чего-то. При свете дня Шухей как всегда излучал уверенность и спокойствие, но как только ночь опускалась на Сейрейтей и наставало долгожданное время отдыха, шинигами ворочался без сна.

С тех пор, как Казешини покинул материализованную форму, лейтенант не слышал его голоса в своем сознании, что было крайне непривычно. Шикай за это время он не использовал – не было достойного противника, сам же занпакто уперто молчал, и ни разу не явился хозяину в его внутреннем мире.

Так ворочаясь и вздыхая очередной бессонной ночью, Хисаги вдруг осознал – находится в одиночестве ему больше невмочь. И как бы сильно не доставал его безумный хохот Казешини в собственном сознании, без него было еще хуже. Ночная тьма и тишина, царящие вокруг, заполняли собой все пространство, словно тихий омут, выбраться из которого можно было лишь ухватившись за чью-то протянутую руку. Шумно вздохнув, лейтенантподнялся и, наспех одевшись, покинул тихое жилище.

Окутанный тьмой Сейрейтей приветствовал его легким ветерком. Наслаждаясь приятным дуновением, Хисаги усмехнулся, вспомнив, какнесколько недель назад такой же ветерок настораживал его, заставляя неосознанно тянуться к оружию. Теперь же все было иначе: лейтенант точно знал, что не увидит больше темную мерцающую фигуру, не услышитнеистового смеха и не будет ни оскорблений, ни приставаний, ни атак… «Черт! А я ведь должен сейчас радоваться… ведь должен!» - шинигами грустно вздохнул.- Доброй ночи, Хисаги! Не спится? – обернувшись, Шухей увидел приближающегося Акона в черной офицерской форме. Видеть ученого без привычной белой мантии, в которую он всегда был облачен, как и остальные сотрудники лаборатории, было до крайности странно.- Здравствуйте, Акон-сан! Да вот… вышел воздухом подышать. А Вы… неужели тоже не смогли заснуть?- Нет, я только возвращаюсь с задания. Ох и прибавил же ты нам хлопот, уничтожив тогда предателя. До сих пор не все о нем выяснили…- Простите, Акон-сан! Я этого не хотел, - лейтенант потупил взгляд.- Да ладно, чего уж, - голос собеседника заметно смягчился. – Идем, чаю выпьем что ли, раз уж ты все равно не спишь.Благодарно улыбнувшись, Шухей последовал за ним, радуясь возможности хоть немного скрасить эту жуткую ночь. Но даже в уютных апартаментах ученого странное ощущение пустоты в душе не покинуло его.

- Тебя что-то беспокоит, Хисаги? – вопросительный взгляд темных, с интересом прищурившихся глаз заставил лейтенанта смутиться.- Нет, - поспешил заверить Шухей. Но после минутного молчания, тихонько вздохнул, - то есть да. Это связано с моим занпакто. Мне кажется, он отдалился от меня настолько, что может не отозваться, если мне понадобится его сила. Не то, чтобы я не смог без неё обойтись, просто такое странное чувство в душе… - лейтенант осекся, сообразив, что больше всего это чувство похоже на тоску по своему напарнику.Акон коротко усмехнулся.

- Хоть я и не питаю особой симпатии к твоему сумасшедшему мечу, однако точно могу сказать, что причин на него жаловаться не так много, как кажется! - голос ученого вдруг стал серьезным. - Тебе во власть дан ветер, Хисаги. Не в голове, как у большинства наших шинигами, а в смертоносном оружии – и это чрезвычайно редкий дар! Он делит с тобой свою силу, а ты должен делить с ним свою душу. Он поймет тебя и примет, не сомневайся. Вопрос лишь в том, сможешь ли ты принять его… - задумчиво произнес он и, коснувшись пальцами подбородка лейтенанта, поднял его лицо, заглядывая в глаза.

Шухей смущенно потупил взгляд. Он совершенно не ожидал от Акона таких слов… и такого внимания. Хоть в прошлом у них и было несколько жарких ночей, проведенных вместе, но с тех пор столько воды утекло, что Хисаги даже подумать не мог об их возобновлении. Однако легкое прикосновение пальцев освежило самые приятные воспоминания, от чего по телу шинигами волной прокатилась мелкая дрожь.- Да ты совсем продрог, Хисаги. Я вскипячу чай, - добродушная улыбка озарила холодное лицо, предавая его чертам какую-то странную нежность.И, впервые за несколько дней, Шухею действительно стало тепло на душе. Наблюдая, как ученый неспешно заваривает чай, как бережно ставит на столик перед ним кружки с горячей жидкостью и садится рядом, все так же добродушно улыбаясь, лейтенант ясно почувствовал – теперь он не один. Теперь он сможет забыть весь тот бред, что происходил между ним и Казешини. Теперь сумеет больше не тосковать по нему, не ждать ночами, пока тот отзовется в его сознании. Подняв взгляд, он тихонько произнес:- Спасибо Вам, Акон-сан.- Знаешь, Хисаги… Сколько бы времени не прошло, до какой должности в Готей-13 ты бы не дослужился – для меня ты всегда будешь тем руконгайским мальчишкой, который раз за разом заваливал вступительные экзамены в академию, - протянув руку, ученый с улыбкой взъерошил его темные волосы. – Мальчишкой, который так нуждался в тепле и поддержке, - мягкая ладонь погладила щеку, залитую румянцем.- И все еще нуждается… - прошептал лейтенант, накрывая его руку своей и сильнее прижимая к лицу.- Вот как, - в глазах Акона, всегда холодных и рассудительных, вдруг блеснуло желание. – Тогда иди ко мне… - притянув смущенного лейтенанта поближе, он впился поцелуем в приоткрытые губы.Шухей и сам не заметил, как оказался на коленях ученого лицом к лицу – настолько уверенными и нежными были его умелые ласки. Но разомлевшему шинигами не хотелось встречаться с ним взглядом – он опасался того, что вглазах слишком явно трепещет надежда забыть все, что было у него с Казешини… и забыться самому. Хоть ненадолго. Жаркие губы скользили пошее, а дойдя до браслета, ласкали выступающую сквозь него кожу, нежно проводя по ней языком. Чувствуя, как плавными поглаживающими движениями теплые ладони стягивают косоде с плеч, Хисаги лишь судорожно вздохнул и, прикрыв глаза, наслаждался длительными ласками умелых губ и рук, от которых уже порядком отвык. Но когда кончик языка, скользнув по груди, дразняще лизнул затвердевший сосок и принялся с ним играться, едва касаясь – словно электрический разряд пронесся вдоль позвоночника Шухея, срывая с губ длинный протяжный стон. Вся кровьотхлынула вниз живота, и набухший член ощутимо уперся в живот партнера.

- А ты такой же возбудимый, как и раньше, - с улыбкой отметил Акон и, проведя пальцами по влажным губам лейтенанта, скользнул ими в приоткрытый рот. Вторая его рука, проникнув в прорезь хакама, уже настойчиво сминала крепкие обнаженные ягодицы.Тихо всхлипнув, Шухей обхватил губами пальцы любовника и принялся облизывать, обильно смачивая слюной. Теплая ладонь, тем временем, слегка поглаживала его промежность, заставляя все тело содрогаться в предвкушении еще более интимных ласк.