Глава 4. Вызов (1/2)
Всю первую половину дня Рескатор не появлялся в своих апартаментах. Молчаливый Абдулла вскоре после завтрака?принес гамак для Онорины. Он ловко закрепил его в каюте, смежной с той, которую сейчас занимали мать и дочь, сделал приглашающий жест и, поклонившись, вышел.Анжелика почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Разумеется, капитану нужна его каюта, но ей и в голову не приходило, что с Рескатором их будет разделять только дверь. Или эта комната для Онорины, а на нее у этого Средиземноморского волшебника иные планы? Женщина нервно сжала ладони, стараясь вспомнить, что ей говорила о Рескаторе Эллида, но перед глазами почему-то вновь и вновь вставал объятый пламенем порт на Крите, горящие головни, подхваченные порывами ветра, крики ужаса и плач детей. Онорина… Где Онорина? Ведь только что была рядом и сооружала тюрбан из капитанского плаща на своих рыжих кудряшках. В панике Анжелика бросилась на палубу. Ее дочка сидела по-турецки на груде каких-то канатов, и, запрокинув голову, наблюдала за матросами, ползающими по вантам.Среди пестрых и, нужно отдать должное, весьма колоритных фигур выделялась одна?— в черном. Ловкий и быстрый, Рескатор проверял узлы, со всей силы натягивая веревки и иногда просто повисая на них всем телом. Работа шла споро, и для человека неискушенного представляла собой зрелище не менее захватывающее, нежели представление балаганных акробатов. Иногда он подавал условный знак кому-то из матросов, и тогда к нему летела небольшая бухта каната, поднимался парус или происходило что-то ещё. Мужчина работал легко, как человек, находящийся в своей стихии. Ветер оглушал его, уносил ненужные мысли.По палубе тоже то и дело сновали люди. Не получив необходимого ремонта?— капитан слишком опасался погони?— ?Голдсборо? чинил, что мог, на ходу.—?Поберегись, якорь мне в задницу, дамочка!Рескатор был уже почти в самом низу, когда ругань одного из матросов заставила капитана обернуться. Пытаясь не накатить на платье растерянной Анжелики бочку со смолой, Луи едва не упал, зацепившись за чей-то сапог.Рескатор спрыгнул с вант, немедленно оказавшисьнапротив своей собственности.—?Кто вам разрешил появляться на палубе, сударыня?Анжелика провела по лбу рукой, собираясь с мыслями, вспоминая морские законы и обычаи.
—?Это запрещено? Разве она посыпана песком?—?А вы планируете пролить на нейкровь? —?прозвучал насмешливый ответ.—?Кровь, кровь, кровь,?— засмеялась Онорина, услышав любимое слово и, подбежав к матери, схватила ее за юбку.Рескатор даже не взглянул на ребенка.—?Сударыня,?— начал он, цедя слова,?— будьте столь любезны не мешать матросам.Его тон мгновенно заставил Анжелику забыть данное себе обещание быть благоразумной.—?Боитесь, что присутствие на палубе посторонних заставит их перепутать шкоты? —?перебила она язвительно.Губы Рескатора сложились в злую усмешку. Ну что ж, по крайней мере, даже эта безобразная одежда не смогла его обмануть - язык у нее по-прежнему остер.—?Боюсь, что главная… ну, скажем, главная обольстительница Франции и их заставит забыть о своем долге. Сегодня вечером я подробно расскажу вам когда и при каких обстоятельствах вы можете присутствовать здесь. Что касается юной мадемуазель,?— Рескатор присел к Онорине и заговорил куда теплее, с какой-то веселой обречённостью в голосе,?— если Тормини свободен и готов сопровождать вас, то вы вольны в своих передвижениях. Их я ограничить просто не в силах.Чуть улыбнувшись, мужчина поднялся и, сделав двум офицерам жест отвести Анжелику обратно в салон, быстро прошел на нос корабля.Анжелика, стиснув зубы, вернулась в каюту и, упав на все те же подушки, уставилась на пляшущий под потолком фонарь, закрепленный в двух деревянных рамках. Изящный золотой шар с затейливым орнаментом покачивался в унисон движениям корабля, но стеклянная колба с фитилем оставалась неподвижной, как и капитан этого чертового судна на беспрестанно раскачивающийся палубе, - горько усмехнулась Анжелика, заворачиваясь в белоснежное меховое покрывало.
Ей хотелось кричать, царапаться- и одновременно забиться в угол и тихонько скулить, уткнувшись в колени. Она опять все потеряла. Не будет островов Сан-Доминго, плантаций какао-бобов, прогулок с детьми под жарким солнцем. На миг Анжелика явственно увидела слепяще-синее небо, яркую зелень, забавные рожицы Онорины и Лорье, перемазанные шоколадом,себя - веселую, свободную. И не удержавшись, застонала сквозь зубы, чувствуя как ее мечты растворяются в этом странно знакомом запахе, пропитавшем воздух каюты. Этот аромат кружил голову, путал мысли и рождал какое-то бессильное горькое бешенство.
Не в силах больше лежать, Анжелика поднялась и исступленно закружила по комнате. Что за важность, если капитан вернется и застанет ее здесь?Рано или поздно ему придется сообщить о своих планах.
Что он будет делать с ними? Отвезет в свой дом, где, помнится, есть розы и окна с видом на море, а пажи играют на арфах? Она усмехнулась. Тогда на Крите Рескатор казался волшебником, сейчас же- злобным колдуном.Узнать бы, что он готовит для неё. Неизвестность сводит с ума и лишает воли.
Молодая женщина в сердцах ударила по песочным корабельным часам и песчинки побежали быстрой струйкой, переливаясь в свете венецианской лампы. Анжелика вздохнула и пододвинула к себе стоящий на столе железный ларец. Откинув резную крышку, она невидящим взглядом уставилась на ожерелье из восхитительных молочно-белыхжемчужин с изящной застежкой из черненого серебра. Удивительный, редчайший жемчуг, великолепная работа. Ожерелье можно десять раз обернуть вокруг шеи, и оно все равно свисало бы до колен. Те украшения, которые она носила при Дворе, были чуть ли не жалкими по сравнению с этим великолепием.
Молодая женщина закусила губу, сдерживая злые слезы. Как он сказал? Главная обольстительница Франции? Наверное, хотел сказать "потаскуха", но сдержался? Ах, этот сверкающий титул королевской фаворитки! Он дарит так много почестей при Дворе, только успевай лавировать меж злобных интриг и отравлений. А стоит лишиться пусть даже эфемерной фигуры короля у себя за спиной - со всех сторон посыпятся оскорбления. Рескатор не исключение. Какая ему разница, кто был ее любовником, король или уличный памфлетист?
Чувствуя, как леденеют руки и кружится голова, Анжелика, наконец, призналась себе, почему ею овладевает такое бешенствопри виде Рескатора. Да, он оторвал ее от людей, ставших близкими, разрушил надежды на новую жизнь, он откровенно издевается над ней и, похоже, намеренно оставляет в неизвестности относительно того, что ей предстоит. Но еще он нашел то единственное в ее прошлом, что принадлежало только ей и только ей было дорого.Он назвал ее графиней де Пейрак.
Анжелика машинально намотала ожерелье на запястье и, закрыв глаза, заставила себя, наконец, произнести вслух имя первого мужа. Жоффрей де Пейрак! Великий Лангедокский хромой, Тулузский Мефистофель, Золотой голос королевства. Она давно запретила себе воскрешать память о нем и мечтать о встрече в этом мире. Но стоило вчера услышать его имя - и необычайное волнение затопило все ее существо. Значит, эта несбыточная мечта, несмотря ни на что, продолжает жить в ней. И значит - ее ждет ещеодно разочарование. Рескатор не смеет напоминать ей о том, что она всеми силами старалась изгнать из памяти, о том, с чем пыталась смириться все эти годы.
За дверью послышались шаги и Анжелика, испугавшись, что ее увидят с драгоценностями, свободной рукой с силой рванула жемчуга с запястья. Вощеная нитка лопнула, жемчужины разлетелись в разные стороны, весело подпрыгивая по столу и дивану, путаясь в пушистом ковре, прячась среди шелковых подушек.
Дверь открылась, вошел Абдулла, поклонился и знаком показал, что пора идти обедать.
- Ну буду! - в голосе Анжелики звучала неприкрытая паника, - не желаю выходить, несите обед сюда! И позовите мою дочь!
Мавр пожал плечами и, не сказав ни слова, вышел. Молодая женщина затолкала в ларец остатки ожерелья и кинулась на диван, в надежде собрать все, что увидит.
Через пару минут в комнату впорхнула Онорина в сопровождении двух мальтийцев и подносов с едой. Как только за матросами закрылась дверь, Анжелика схватила дочь за плечо:
- Детка, пожалуйста, помоги собрать все белые шарики.
Рука Жоффрея де Пейрака, некогда холеная, а нынче огрубевшая под всеми ветрами мира, излишне крепко сжимала фальшборт. Ещё сегодня утром он был уверен, что простил ей все, до последнего поцелуя, подаренного другому, мимолетного благосклонного взгляда, обращенного не к нему. Смирился, что она столько лет сама решала свою жизнь - без него. И стоило ей не послушаться его, стоило вскружить головы экипажу, просто выйдя на палубу - а он видел, видел, как пожирал её глазамиматрос, из тех, что набрали в прошлом порту, - как сошел с ума от ревности, нынешней и прошлой, обоснованной и мнимой.Он с силой ударил по фальшборту. Это не женщина, это - сущий дьявол!
Уже спускаясь к ужину, к которому, он надеялся, она, все же, соизволит выйти, Жоффрей де Пейрак подумал, что называть её тем, прежним именем, было пыткой хуже, чем мог придумать фанатик Беше.