Мгновение 2 (1/1)

Мгновение 2. День 0. Утро. В медицинском отсеке Проснувшись, или придя в сознание (сложно подобрать точное определение — Сайбок “усыпил” нервным захватом(1)) обнаруживаю себя лежащим в медицинской капсуле. Как только открываю глаза и начинаю шевелиться, крышка капсулы приходит в движение — открывается — среагировали сенсоры. Пока это происходит, задаюсь рядом вопросов: почему я здесь? Зачем Сайбок применил нервный захват? Уверен, это был именно этот прием — помню давление на точку, что располагается между ключицей и шеей. Так все же, зачем он это сделал? Должна же быть причина. Через Коллектив не получить ответы — отсоединили, поэтому мысленно тянусь к полувулканцу, чтобы выведать правду, но натыкаюсь на глухую стену — мощный блок. Неприятно. И снова новые-старые вопросы: зачем, для чего? Раздается легкий шорох. Привстаю на локтях и оглядываюсь, пытаясь определить источник шума. Седьмой (он — менбарец(2)и до ассимиляции был целителем) просматривает медицинские показатели около высокой (высотой примерно в стену) консоли. Разница между борговской консолью и этой, в клавиатуре. Последней, по идее, быть не должно, полуБоргам она не нужна, тем не менее клавиатура и прочее есть. Видимо, все это внедрено специально для пар полуБоргов, у них ведь нет тентаклей-трубок. Моргаю — все еще прихожу в себя от забытья и продолжаю осматриваться. Теоретически знаю, как выглядит медицинский отсек, но, повторюсь, знать и видеть — разные вещи. Светлая, полукруглая комната с несколькими капсулами. В изножье каждой — консоль. За стеной, прямо напротив меня — “предбанник”, где есть вход в душевую и операционную. Вход в последнюю сейчас закрыт. За спиной — дверь в медицинский отсек. Освещение мягкое, теплое, приглушенное и льется в основном сверху. Пол едва-едва подсвечен. В отличии от транспортаторной, которая освещается со всех сторон сразу, здесь стены являются самыми обычными стенами, а не сплошной яркой лампочкой. Сажусь и обнаруживаю, что практически весь в бинтах, пропитанных каким-то составом. Он не пахнет и не холодит, наоборот, слегка греет. Хмурюсь, окончательно понимая, что ничего не понимаю. Я почему-то в медицинском отсеке, Сайбок спрятался за мощным блоком, а еще эти бинты. — Да что вообще происходит? — слова сами слетают с языка — опять озвучиваю мысли вслух. Голос звучит хрипло, как после продолжительного сна, впрочем, наверняка, спал долго. Седьмой тут же оказывается рядом и начинает водить сканером, тем самым весьма напоминая доктора Маккоя. — Энергетическое поле стабильно, повреждения нейтрализованы, восстановление функций организма — 100 процентов. Восстановление кожного покрова — 85 и 4 десятых процента. Нейтрализация шрамов — стандартные методы не эффективны, рекомендовано применение лазера. — Вы хотите свести шрамы? — Удовлетворительно. — Не нужно этого делать, — хотел озвучить как просьбу, но получается грубо, как приказ. Когда желал избавиться от шрамов, не получилось, а сейчас... Сейчас они уже часть меня, часть прошлого, часть моей истории. Они напоминают не только о плохом, но и хорошем. Например, о профессоре Снейпе. Когда профессор выхаживал меня после волдемортовских пыток, нам удалось поладить (конечно, настолько, насколько вообще можно поладить с профессором Снейпом). Отлично помню, как он вливал в меня зелье за зельем, обмазывал с ног до головы резко-пахнущей мазью и говорил. В тот период он много говорил, сейчас не вспомнить, о чем именно. Его голос звучал на удивление тихо, а не пропитанные ядом и злой иронией монологи оказывали своеобразный терапевтический эффект. Конечно, в конечном итоге, поправился. Единственное внешнее напоминание, которое не удалось устранить — это шрамы. Их уменьшили, заставили принять облик белой, едва заметной паутины, оплетающей все тело, но свести полностью — нет. Тогда мечтал избавиться от них, сейчас уже не хочу этого. Они — не только прямое напоминание того, как пытали и избивали, но и того краткого периода, когда мы со Снейпом вроде бы начали понимать друг друга. Кажется, если удалить их полностью, то и воспоминания о том периоде со временем померкнут, сотрутся, а я хочу помнить. Снейпу обязан жизнью и здоровьем. Тогда он не только поставил на ноги, но еще и оказал психологическую помощь. Правда она была странной — жесткой, более похожей на обвинения в слабости и трусости, но сработало. Впрочем, ожидать мягкого подхода от Снейпа... Он не тот человек. Если говорить о том периоде, более всего вспоминается одна фраза, брошенная профессором в один из дней. Она была произнесена как бы невзначай, но навсегда отпечаталась в памяти, что-то перевернула во мне, изменила, заставила на многое посмотреть иначе. ?Шрамы, мистер Поттер, — это индикатор. Однажды они помогут вам отличить существенное зло от несущественного, подскажут верный путь и не позволят свернуть с него. Они напомнят, что порой все является совсем не тем, чем кажется на первый взгляд?, — очень дружелюбная фраза для профессора Снейпа и невероятно правдивая. Ее правдивость к тому моменту была уже подтверждена — профессор Снейп пытал меня наравне с Сумасшедшим Ублюдком и его приспешниками, а потом сам же и выхаживал — “порой все является совсем не тем, чем кажется на первый взгляд”. В дальнейшем эта фраза неоднократно помогала сохранить ясность рассудка, не поддаться обиде и гневу, заставляла ясно мыслить даже в те минуты, когда, казалось, это невозможно делать. — Это нелогично, — замечает Седьмой. — Нелогично, — соглашаюсь. — Но я хочу их оставить, — с этими словами собираюсь подняться, встать и направиться в душевую. Нужно снять бинты и смыть то, чем намазали. Седьмой не позволяет, встает на пути и вынуждает лечь обратно. Договориться с ним явно не получится, что неудивительно. ПолуБорги, как и Борг, не вступают в переговоры, они делают, как считают правильным, а правильным они сейчас считают удаление шрамов. — Когда планируется процедура? — По федеральному стандартному времени, процедуру решено провести завтра, в десять часов утра. Что же, время есть, успею переговорить с Сайбоком по этому поводу. Расслабляюсь, но тут же напрягаюсь. А вдруг он до завтра не вернется? (Уверен, этот вопрос можно решить только через него). И что тогда? Прощай шрамы? — Где Координатор? — На переговорах. Они продлятся еще час, 6 минут и 30 секунд. Через час, 7 минут и 2 секунды, Координатор переместится в транспортаторную. Вернется. Успокаиваюсь и расслабляюсь. До завтрашнего дня аргументы найдутся. Ложусь обратно и некоторое время смотрю в потолок. Да уж, это будет очень длинный час — без понятия, чем себя занять. Тихо вздыхаю и начинаю проворачивать в голове варианты. Поспать? Выспался. Встать — не позволят. И что же делать? Попросить интересного чтива? К счастью, проблема борьбы с бездельем решается сама собой — створка той двери, что позади меня, открывается, и входит Лила с охапкой одежды в руках. Лила — пара Седьмого. Невысокого роста, кротка как мышка, но ее улыбка согревает подобно летнему солнцу. В Коллективе она считается самой странной и это не случайно. Она — гибрид. Ее умершая при родах мать, была аэнорианкой, а отец — человеком. Нет, она не слепа, как все аэнориане, и совсем не агрессивна, как андорианки, но по человеческим меркам, впрочем, как и по меркам андорианцев, она странная, а потому ни в одном из социумов не нашла своего места. И для людей, и для андорианцев она — нелепый чужак. Встреча Лилы и Седьмого еще страннее. Однажды она просто появилась в космическом пространстве таллонцев и сообщила, что ей нужен Седьмой. Как ей удалось достать шаттл и добраться самостоятельно до территории Таллона? По ее словам, ей был известен путь. — Здравствуй, Гарри, — Лила складывает ворох одежды на пустую койку-капсулу и подходит ко мне. А я смотрю на нее и понимаю, что у меня четкое дежавю. Кажется, что передо мной стоит не Лила, а Луна Лавгуд. Они удивительно похожи. Те же большие светлые глаза, белокурые волосы, светлая кожа и загадочная, потусторонняя улыбка. Только у Лилы антенки на голове и нет редисок в ушах. На мгновение от этой схожести впадаю в ступор. — Я — не она. Мы аурные близнецы, — ее голос приятной музыкой разлетается по комнате. Что такое аурные близнецы? Едва ли получу ответ. Луна никогда ничего не поясняла, поэтому, думается, что и Лила не пояснит. Продолжаю разглядывать ее, пытаясь найти отличия. И они, слава Мерлину, есть. В первую очередь это одежда. На ней длинное, мешковатое платье, сшитое из многочисленных лоскутков ткани. Если долго на него смотреть, начнет пестрить в глазах. Луна одевалась иначе, а может быть и нет. Всегда видел ее только в черной школьной мантии. Какую одежду носила под ней— неизвестно. — Э-мм, привет, — все, что удается выдать. Все еще пытаюсь прийти в себя от этой Луны-неЛуны. — Ты привыкнешь. Впрочем, скоро тебе будет не того. — Не до того? Что ты имеешь в виду? Должно что-то случиться? — напрягаюсь. — Я принесла тебе одежду, — как и Луна игнорирует вопрос. Хобби Лилы — моделирование и пошив одежды. Она обшивает весь Коллектив, и выходит у нее это весьма хорошо — недовольных нет. — Спасибо, — растягиваю губы в улыбке. Все еще чувствую себя рядом с ней странно. — Ты любишь удобную, практичную одежду. Я это учла. Тебе должно понравиться, — раскладывает несколько комплектов одежды на соседней кровати-капсуле. Поднимаюсь и смотрю, понимая, что она оказалась права. Мне нравятся все. Она сшила четыре комплекта. Каждый состоит из водолазки или футболки, штанов-шаровар, безрукавки и курточки. Везде, кроме, конечно, водолазок, несусветное количество больших и маленьких карманов, что радует — люблю карманы. Их можно использовать для переноски и хранения небольших предметов, не обременяя себя сумкой — очень удобно. А пройденная война научила, что порой карманы — стойкая необходимость. Еще бы их зачаровать, но не получится — палочки нет. Жаль. Каждый комплект выполнен в определенной цветовой гамме — светло-бежевый, темно-бежевый, комуфляжный и черный — опять же, любимые цвета.Интересно, когда она успела столько сшить? Про угадывание размера и модели, молчу. Луна тоже обладала такой чертой — знала вкусы, угадывала настроение, а порой, при общении с ней, казалось, что она видит будущее. Вероятно и Лила наделена подобным даром. Но спрашивать прямо, как так выходит, как и Луну, бесполезно. Нужно просто принять эту особенность.

— Спасибо, — я, и правда, очень признателен. Одежда хороша. — Скоро будут готовы другие. Цветовая гамма тебе не очень понравится, но какое-то время тебе придется носить именно их. — Откуда ты все это знаешь? Ты видишь будущее? — все-таки не удерживаюсь. И, как предполагалось, ответа не получаю, вместо него она сообщает: — Скоро вернется Сайбок. Я уведу Триэля. (Триэль — так звали Седьмого до ассимиляции. Его история чем-то похожа на историю Сайбока. Триэль принял участие в исследовательской экспедиции. Их корабль был захвачен Боргами. Только в дельта-квадрант они попали случайно — исследовательское судно Менбара затянуло во временно образовавшийся вихревой поток-аномалию и было выброшено прямо в центр скопления судов Борга. Конечно же, корабль был тут же просканирован, и все находящиеся на борту, ассимилированы). Лила переводит взгляд на Седьмого и некоторое время смотрит на него. После, они молча покидают медицинский отсек. Наблюдаю за этим удивительным пониманием и задаюсь вопросом: у нас с Сайбоком будет так же? По этому поводу имеются сомнения. Только факт того, что он принудительно усыпил меня неимоверно злит, сколько еще будет подобных мелочей? Я не Лила и не Луна, с нервами непорядок, впрочем, никогда уравновешенностью не обладал, поэтому не думаю, что наше взаимодействие будет спокойным и легким. Не зная, чем себя занять до прихода Сайбока, решаю, что все же нужно избавиться от бинтов и принять душ. Мазь, или чем там меня обмазали, не приносит дискомфорта, но хочется как можно скорее избавиться от этой субстанции на теле. Направляюсь в ?предбанник?, а оттуда в душ. Там обнаруживается зеркало, табурет, крючки, куда можно повесить одежду и шкаф. В последнем, знаю, полотенца. В целом в душевой минимум всего, но при этом есть все самое необходимое. Снимаю бинты. Правда, не получается сразу это сделать — долго не могу найти конец. Но после небольших поисков он обнаруживается — оказывается заправленным за другой бинт на спине. Разбинтовываюсь, а потом долго стою под самым обычным водяным душем, тщательно смывая ту смесь, которой обмазали, и наслаждаюсь струями текущей по телу воды. Кайф. Точно так же млел от этой, вроде бы самой обычной на первый взгляд процедуры, когда, после года мытарств по Британии в поисках крестражей, мылся на “Энтерпрайз”. Настолько ухожу в приятные ощущения струящейся по телу воды, что не замечаю, как Сайбок снимает ментальный блок. Понимаю это тогда, когда открываю дверцы душевой кабины. Он стоит прямо передо мной с развернутым полотенцем в руках. От неожиданности вздрагиваю и из-за этого же впиваюсь в него взглядом. И только тогда приходит осознание, что блока нет. Ощущаю его эмоции как свои. Они не переплетаются с моими, не путаются, они просто есть, и они его. Если приводить аналогию, то наши эмоции похожи на две текущие рядом друг с другом реки. Они не пересекаются, они расположены параллельно, но при этом гармонично сосуществуют. Почему не смог сразу отследить момент, когда Сайбок снял блок? Видимо, потому что теперь чувствую его иначе. Он словно перестал быть чем-то чуждым, а стал своим, родным, частью меня, как рука или нога. Руки, ноги и прочие части тела просто есть, не задаешься вопросом, как они работают, не думаешь о технологии поднятия руки или наклона головы, все двигается само собой. Тут тоже самое. Его эмоции просто есть, и ощущаю их настолько гармонично, что их наличие не вызывает ни удивления, ни отторжения. Они вообще не концентрируют на себе внимания. Связь вроде должна восприниматься странной и новой, потому что еще вчера ощущалась совершенно иначе, но почему-то она не кажется ни странной ни новой, а воспринимается как само собой разумеющееся. Сайбок подходит и начинает промокать кожу мягким полотенцем. Безропотно позволяю это делать. И в этом мы поем в унисон —процесс вытирания нам обоим доставляет удовольствие. Всегда вытирался сам, никогда и никто не вытирал меня, а оказывается, это крайне приятно… и возбуждающе. И, как ни странно, никакого стеснения. Оно вроде бы должно быть, но я его не чувствую. И это объяснимо: как можно стеснятся человека, о котором знаешь абсолютно всё, словно вы вышли из одной колыбели? Что касается возбуждения, которое постепенно начинает обволакивать, медленно вливаться под кожу и бежать по жилам, делая кровь горячее... Сайбок чувствует тоже самое. Он уже возбужден, а я, словно настроившись на его волну, постепенно, миллиметр за миллиметром погружаюсь в пьянящие воды. Возбуждение незаметно подкрадывает, мягкими ласкающими волнами окутывает, и, в конце концов, поглощает полностью. И вот мы уже самозабвенно целуемся, а полотенце валяется где-то на полу. Его губы сначала такие мягкие, податливые, становятся жесткими и даже грубыми. Чувствую его язык у себя во рту, ощущаю его тяжелый мускусный, пьянящий запах. Кожа трется о его плащ, бляха ремня на штанах, соприкасается с эроргированным членом, и это доставляет еще большее, странное удовольствие. Я давно у него на руках — оплел ногами талию, а руками шею. Как так получилось? В какой момент? Не удалось отследить, поэтому не вспомнить, он просто подхватил меня. Его пальцы мнут ягодицы и это возбуждает еще сильнее, заставляет прижиматься к нему, тереться, цепляться и постанывать. А потом меня укладывают на горизонтальную поверхность. Опять же, не отследил, в какой момент выходим из душевой, пересекаем ?предбанник? и оказываемся в палате, впрочем, не до того. Тону в новых, сводящих с ума, крышесносных ощущениях. Не понимаю, где его чувства, а где мои, да и это не важно — мы единое целое. Наслаждаюсь прикосновениями — его руки, кажется, везде. Они скользят по телу, гладят, ласкают, изучают, то нежно и ласково, практически невесомо, то грубо впиваясь в кожу, пощипывают и мнут. А мне нравится все. Член мягкими толчками пульсирует, в яйцах тяжесть, а мне хочется... Не могу понять чего хочется. Наверное большего. Хочется, чтобы Сайбок пробрался под кожу и остался там навсегда; хочется, чтобы это крышесносное нечто не заканчивалось никогда; хочется, чтобы он был везде, на мне, во мне. И окончательно теряю себя, когда он незаметно спускается вниз, раздвигает ноги и берет в рот член, одновременно второй рукой, оглаживая колечко мышц ТАМ. Знаю, что собирается сделать, но и тут наши желания совпадают — я этого тоже хочу. И нет никакого страха, метаний по поводу того, что Сайбок — мужчина, и сейчас вроде как должен произойти первый в моей жизни сознательный секс, не задумываюсь об этом, есть только ощущения. Они поглощают, отправляя в полное забытье. Забываю обо всем — как зовут, где нахожусь, как попал сюда, откуда. Плыву, теряюсь, порой захлебываюсь в невозможном пьянящем наслаждении. А потом приходит долгожданная наполненность — Сайбок проникает пальцем в анус и массирует простату. Никогда не подозревал, что от этого можно испытывать ТАКОЕ. Прошибает сотней, нет тысячью мелких электрических разрядов, и они не уходят, не прекращают пульсировать, наоборот, их становится все больше, а амплитуда их колебания — сильнее. Тело становится невесомым, меня будто нечто подхватывает и возносит высоко за облака, к слепящему солнцу, и тогда мир разлетается на кучу ослепительных осколков. — Ух ты, — единственное, что удается выдать. Сайбок ничего не говорит, он стоит рядом, рассматривает раскинувшегося меня на момент повреждений. Переживает. А я продолжаю лежать не в силах пошевелиться — сил нет, в теле приятная тяжесть. Теперь понимаю, почему люди так любят секс, и уже не удивляюсь, почему бисексуалов и гомосексуалов становится все больше. Что за секс без массажа простаты? Уверен, он будет здОровским, но не более того. Наверняка, не будет той фееричности, которую только что довелось пережить. Наравне с этим пониманием возникает вопрос: каково будет, если заняться полноценный сексом. Так же, или еще лучше? То, что проделал Сайбок только что, если верить теории, лишь прелюдия. Что же будет при полноценном контакте? Член заинтересованно подрагивает. Пытаюсь переключить внимание, чтобы снизить снова подкатывающее возбуждение — через час Сайбоку возвращаться обратно на “Вавилон 5”. Концентрируюсь на узах и узнаю, что то, что произошло сейчас, планировалось на вечер, но вид обнаженного, мокрого меня заставил его изменить планы — он не удержался. Еще узнаю, что, в отличии от меня, он все еще возбужден, и это возбуждение причиняет ему боль. Не хочу, чтобы ему было больно. — Почему ты не... — ни мысленно, ни вслух не получается закончить фразу. Все же это первый сексуальный опыт. Раньше не думал и тем более с кем-либо не обсуждал подобные вещи. Хотя вот с Ди подобный разговор вышел бы легким и познавательным. С ней легко говорить об этом. — Для этого необходим полноценный контакт — физиологическая особенность, — как хорошо, когда для понимания не нужны слова. Что за физиологическая особенность — теоретическое знание есть, но чтобы понять, полностью разобраться в теории нужно быть медиком — сплошные термины и ни одного понятного слова. Суть примерно такая: импланты Борга влияют на эакуляцию, не позволяя кончить путем мастурбации — недостача какого-то вещества. Оно содержится в слизистой влагалища у женщин и в слизистой ануса мужчин. Через то ли головку члена, то ли через кожу (тут непонятно), вещество поступает в кровь, и запускается реакция, позволяющая полуБоргам кончить. Конечно, в анусе этого вещества гораздо меньше, поэтому, чтобы получить удовлетворение от секса с представителем своего пола, Сайбоку и подобным ему требуется гораздо больше времени. Примерно как-то так. — Так в чем же дело? Я не против. — Нельзя. Хмурюсь. Почему нельзя? Но ответ тут же сам собой возникает в голове в виде знания. Сайбок, вчера вечером, войдя в состояние ?plak tow?, совокуплялся со мной в течении всей ночи — ему нужно было как можно скорее закрепить связь и утихомирить Лихорадку, пока она не сожгла его. Это был жесткий звериный трах, сравнимый с насилием, совершенно не похожий на то, что было сейчас. Сайбок не мог себя контролировать — в состоянии “plak tow” это невозможно. В этот период, как и было написано в книге, вулканцами правят голые инстинкты. Результат: многочисленные синяки, кровоподтеки, сильное повреждение ануса… Поэтому и проснулся в восстановительной капсуле. Оказывается, находился в ней в течении пяти часов. Именно из-за приближающегося “plak tow”, Сайбок и применил нервный захват — это был, по его мнению, единственный способ защитить меня от боли. Учитывая повреждения и их характер, думаю, он сделал правильно. Что же касается секса, да, анус восстановлен, но сфинктер все еще растянут, тут капсула бесполезна. И если не позволить ему возвратиться в исходное положение, то, в итоге, можно заработать ряд таких проблем, как выпадение прямой кишки и недержание кала. — О-о, — протягиваю — единственная реакция, которую удалось выдать на те знания, которые за долю секунды были переданы Сайбоком через узы. Честно? Я шокирован. — Спасибо, — выдавливаю, немного придя в себя. Честно говоря, не знал, что частый анальный секс может привести к подобным последствиям, и, конечно, крайне приятно, что Сайбок так заботится о моем здоровье и психическом состоянии — теперь становится понятно зачем был применен “нервный захват”. Машинально мысленно становлюсь на место Сайбока (подобное со мной часто происходит — мой бич по жизни) — каково ему было совокупляться с бессознательным телом? Мне, понятное дело, все равно, я же был без сознания, а ему? Не думаю, что приятно. Хотя, учитывая, что в тот момент он прибывал в состоянии “plack tow”... Не успеваю развить мысль, как приходит ответ — да, дискомфортно, но лучше так, чем знать, что вынужден причинять боль своему t’hy’la. — Интересно, а как коммандер Спок и капитан Кирк переживают Пон Фарр? И вообще как часто они занимаются сексом? — тихое бормотание под нос. Не сразу понимаю, что очередной раз думаю вслух, а когда понимаю, становится неуютно. Кажется краснею — щеки начинают полыхать. Отвожу взгляд. Но Сайбок реагирует спокойно, вернее, вообще никак не реагирует — ему неизвестно как его брат с капитаном проходят через Пон фарр, и искать ответ на этот вопрос он не намерен, потому что, по его мнению, это непродуктивная трата времени и сил. Его не интересуют взаимоотношения Спока со своей парой, в данном вопросе его заботит только благополучие своего t'hy'la. А мне становится легче — смущение проходит. Оказывается, с Сайбоком легко. Протягивает руку — хочет отвести в душ, вымыть, заново, вытереть, одеть, а потом — в столовую — время обеда. Его забота, желание доставить мне наибольший комфорт все еще непривычны, но невероятно приятны. Подчиняюсь. Беру его за руку и встаю. Затем огибаю его и направляюсь снова в душевую. Сайбок идет следом. Удивительно, но его поступь совершенно бесшумна. Это обескураживает — как такой громила может до такой степени бесшумно передвигаться? — Ди поможет приобрести этот навык. — Ну наконец-то, — выдыхаю. — Наконец-то что? — не понимает. — Наконец-то ты снова говоришь вслух. Говорить — привычнее. — Если звуковая коммуникация для тебя комфортней, мы можем перейти на нее, — отвечает, но считает, что подобное общение для связанных узами абсолютно непродуктивно. — Может и непродуктивно, зато привычно, — снова озвучиваю только что пришедшую в голову мысль. — На текущий временной момент звуковая коммуникация позволительна. Но вскоре нам придется вернуться к мыслепередаче. Через пятнадцать минут и сорок две секунды ситуация изменится. — Мы окажемся в столовой, — договариваю за Сайбока его же мысль. Нет, к узам привыкать и привыкать. Считываю его мысли, эмоции желания до того, как он успевает их озвучить. Таким образом выходит, что в словах действительно нет смысла, но и без разговоров вслух неуютно. — Ты адаптируешься. Конечно адаптируюсь, куда деваться? Эту мысль Сайбок оставляет без комментариев. Согласие его устраивает.*** Лучше бы пошел мыться один, потому что то, чем заканчивается этот процесс... А ведь начиналось все вполне невинно. Мы снова, миновав ?предбанник?, заходим в душевую. Дальше, залажу в кабину. Сайбок снимает свой плащ и остается в рубашке и штанах. Бугор на паху так и продолжает топорщиться, что вызывает обильное слюноотделение и... непотребные мысли. Хочется снова почувствовать его руки на себе, утонуть в том самом самом водовороте, хочется не простой дрочки со стимуляцией простаты, а полноценного проникновения. Уверен, что полноценный секс гораздо круче. И по логике, боли быть не должно, ведь там все подготовлено, а благодаря восстановительной капсуле повреждения устранены. От еще одного раза, считаю, не должно быть тех неприятных последствий, которых так страшится Сайбок. Но разве полуБорга переубедить? Может, и есть возможность это сделать, но вот беда, каким образом — не знаю. Прикрываю глаза, стараясь не думать о возбуждении Сайбока, и поворачиваюсь к нему спиной. Концентрируюсь на бегущей по телу воде. Теплые струи должны успокоить, погасить возбуждение, которое снова волнами прокатывается по телу и концентрируется внизу. И душ бы помог, если бы не фантазия, не мысли... Картина эроргированного члена Сайбока никак не желает выходить из головы. И мысли… Их порой так сложно контролировать… Хочется увидеть его член воочию. Знаю, что он длиннее, толще человеческого и другого цвета — у Вулканцев зеленая кровь, соответственно орган темно-зеленого цвета. И, как обычно в последнее время (знать одно, видеть — другое), хочется увидеть, рассмотреть, потрогать, попробовать на вкус, но еще больше хочется узнать, прочувствовать, познать, что такое полноценный секс. Чтобы как-то успокоиться, выгнать провокационные картинки из головы (не думаю, что Сайбок подарит необходимую разрядку, а мастурбировать в его присутствии стесняюсь), стараюсь вызвать неприятные воспоминания. Представляю голую Амбридж, потом Сумасшедшего Ублюдка, но картины, не успев приобрести четкость, быстро тают. Вместо них снова и снова возникает Сайбок. Воображение раздевает его, медленно, пуговицу за пуговицей, оголяя бледную, гладкую кожу, пальцы скользят, очерчивая рельеф мышц, а за ними следуют губы… Черт. Зажмуриваюсь пуще прежнего, пытаясь остановить поток картинок, выровнить дыхание и не схватиться за возбужденный член, но поздно. Возбуждение уже передалось… Меня разворачивают. Это происходит настолько неожиданно и резко… Похоже на удар под дых. Но этот момент быстро стирается, тает, словно его никогда и не было. Мы снова самозабвенно целуемся. Нет, не целуемся, скорее пожираем друг друга. Губами, языками, руками, ногами всем нашим существом стараемся слиться, стать единым целым. Но того слияния, которого так хочется, не происходит — мешает одежда, поэтому к черту ее. Не разрывая поцелуй, немного отстраняюсь, добираюсь до V-образного ворота черной рубахи Сайбока, и осуществляю одну из картин, что подкинуло воображение — снимаю рубашку с Сайбока. Одним махом срываю пуговицы с петель, и оголяю грудь и торс. Пуговицы разлетаются по душевой, а я дорвался — с остервенением начинаю изучать кожу Сайбока, но не руками, а сразу губами и языком. Вылизываю, покусываю, издавая невнятные звуки, чем-то напоминающие мурлыканье кошки и тихое рычание довольного зверя. Никогда не думал, что способен на подобное. У Сайбока же явно отказывают последние тормоза.Внезапно, так резко, что чуть не подскальзываюсь, меня разворачивают, наклоняют, заставляя опереться руками о стенку душевой кабинки и на короткое мгновение оставляют так — Сайбок возится с ремнем и ширинкой. Хочется повернуться и рассмотреть его член, но за попытку получаю смачный, хлесткий, весьма болезненный шлепок по ягодице, и это служит спусковым крючком, этаким взрывом, что перекидывает из возбужденно-одурманенного состояния к страшным воспоминаниям, которых, как выяснится позже, я вообще не должен помнить.*** Бугристые потемневшего от времени каменные стены, такой же пол, удушающий запах нечистот— в углу дыра — отхожее место. Поначалу от этого тошнило, а теперь, кажется обоняние настолько притупилось, что запахов не ощущаю совсем. Впрочем, не до того. На теле нет живого места. Локти, колени, руки ободраны до мяса. Спина — одно сплошное кровавое месиво — Ублюдок проверял болевой порог. Не знаю, к какому выводу пришел, но хлестали до тех пор, пока не потерял сознание. Все остальные участки тела — одной сплошной синяк. Впрочем, Лорд с приспешниками довели до такого состояния, что уже плевать. Осталось одно желание — уйти в спасительную тьму, прочь из реальности, потому что терпеть то, что вытворяют со мной, нет сил. Всему есть предел, и кажется, я его достиг. Знаю, что миссия не еще не выполнена, Волдеморт не уничтожен. Но сейчас, находясь здесь, одолевают искренние сомнения, что это вообще возможно, впрочем, сомневаюсь не только в этом. Чем дольше здесь, в этой зловонной, сырой, холодной камере, тем меньше верится, что удастся выбраться отсюда живым. Сколько времени здесь провел? Не знаю. Ощущение времени давно ложно, с момента, как Ублюдок начал свой “разговор” со мной. С того момента время стало резиновым. Оно тянется и тянется, минуты превращаются в часы, а часы в вечность, состоящую из страха и непрекращающейся боли. Единственные блаженные минуты, когда сознание уплывает, когда от всевозможных физических и магических пыток перестаю осознавать что-либо, когда тело искорежено настолько, что перестаешь понимать, чувствовать, воспринимать. Но всегда, как только достигаю этого пика, или лишаюсь сознания, когда нервные окончания уже ни на что не реагируют, серия пыток прекращается, оттаскивают сюда и начинают лечить до тех пор, пока не восстановлюсь настолько, чтобы снова начать чувствовать. И тогда все повторяется. Восстановление обычно занимает от шести до двеннадцати часов. Волдеморту не нужно, чтобы я полностью восстановился, ему нужно, чтобы я снова начал соображать и ощущать. К счастью, с каждым разом передышки становятс длиннее. Это говорит о том, что регенирация замедляется — все ближе подхожу к краю невозврата, приближаюсь к вратам смерти. И честно, хочу скорее достичь этой грани, уйти туда, запредел. И плевать на то, что задача не выполнена — Волдеморт жив, бессмысленно продолжать борьбу в таком состоянии, а гарантия того, что выберусь отсюда… Ее нет, как и надежды. Видимо сплоховал Дамблдор, решив, что я Избранный. Ведь будь я им, едва ли оказался бы здесь, я бы просто не попался. Но что-то продолжает удерживать в этом мире, не дает достаточно приблизиться к той двери, чтобы дернуть за ручку и войти внутрь. Раз за разом прихожу в себя, раз за разом, худо-бедно восстанавливаюсь и все начинается сначала. Вероятно, Ублюдок проводит какой-то очередной эксперимент, в обратном случае, я был бы уже мертв. Два раза в сутки кормят. Еда скудная. Ее слишком мало, и она настолько отвратна, что ее невозможно есть, но я, ни смотря ни на что, ем, видимо, базовые инстинкты сильнее боли, сильнее желания раз и навсегда покончить с этим существованием. Сегодня еще не кормили, только подлечили чуть-чуть, чтобы не сдох. Кто их знает, может и не накормят. Лежу на грязном полупрогнившем, влажном матраце, сжавшись в плотный комок — так легче сохранять тепло и пытаюсь заснуть. Чем меньше пребываю в реальности, тем легче. Сон — теперь непередаваемое блаженство. Он уносит в другой мир, далеко от этих стен, вони и боли. Но засыпать с каждым разом все сложнее. Впечатление будто одно из зелий, которые вливают, чтобы не сдох, бодроперцовое, либо его аналог, либо Ублюдок проводит эксперимент, как бодроперцовое зелье скажется на таком искалеченном организме, как мой. Знаю, его нельзя принимать в подобном состоянии. В подобном состоянии, насколько мне известно, нужно как раз таки спать. Тем не менее, несмотря на то, что засыпается с трудом, я стараюсь — лежу с закрытыми глазами и размерено дышу. Мир грез, сновидений, единственное, что Волдеморту не под силу забрать. Практически проваливаюсь в сон, но мерный стук шагов, эхом разносящийся по коридору заставляет открыть глаза и напрячься. Сердцебиение учащается, дыхание становится частым и прерывистым. “Гости” всегда приходят только в двух случаях: либо принести еду с водой, либо “сопроводить” на очередную пыточную сессию. Невозможно предсказать, по поводу первого или второго решили навестить сейчас, поэтому этот звук всегда напрягает. Поворачиваюсь на бок и смотрю на дверь. Шаги затихают прямо под ней. Дальше тихое бормотание — снимают запирающие заклинания. Дверь с мерзким скрежетом-скрипом отворяется. В возникшем проеме появляется мужская фигура. Прежде чем идентифицировать личность вошедшего, бросаю взгляд на руки — несет ли тарелку с кувшином. Но руки “гостя” пусты. Значит, вместо еды и отдыха очередная сессия пыток. На мгновение зажмуриваюсь, стараясь подготовиться к той боли, что ждет. Странно, но с каждым разом это становится сделать все проще, постепенно просто становится все равно. Дальше, с тихим стоном, который не удается сдержать сажусь — больно, когда насильственным рывком ставят на ноги, а поскольку количество боли хочется минимизировать, лучше это сделать самому. Мужчина подходит к матрацу и останавливается. Рассматривает. Я рассматриваю его. Фенрир. Наверное это должно удивить, обескуражить — Грейбек никогда не приходил за мной, никогда не приносил еду, да и пытал без энтузиазма. Но удивляться, задумываться просто не в состоянии. Поэтому смотрю на него, собираясь с силами, чтобы сделать рывок и встать на ноги. — Так, так, шевелится. Очень хорошо. Будет интересно, — протягивает. Конечно, думается, что его довольство и фраза относятся непосредственно к предстоящим пыткам. Шевелится — значит достаточно оклемался, чтобы биться в агонии, кричать, скребсти содранными ногтями пол. Будет интересно — значит, моя боль доставляет ему наслаждение. А как еще можно понять его фразу? — Знаешь, что с тобой будет, когда Темный Лорд наиграется с тобой? Он отдаст тебя мне. Он пообещал, а обещания Повелитель всегда сдерживает, — медленно расстегивает пуговицу за пуговицей, плотоядно улыбаясь. И от этой улыбки становится жутко. Фенрир явно задумал что-то нехорошее. Впрочем, хорошего здесь не от кого ждать. Продолжает: — А сейчас я собираюсь снять пробу. Конечно, Темный Лорд запретил экпериментировать с тобой таким образом, но ты такой привлекательный мальчик. Правда раскраска и запах, — морщится, — все несколько портит, но… — шепчет: — Никто ведь и не узнает. А ты не скажешь. Не скажешь ведь? — очередь доходит до ремня, затем пуговицы, ширинка, и вот он вытаскивает вставший, налитый кровью член. И в этот самый момент до меня доходит, что за “пробу” он собирается снимать. Становится еще более жутко и страшно… То, что почувствовал в тот момент невозможно описать словами. Внутри сначала будто обрушивается что-то, а потом зависает. Ощущение будто оказался в темной-темной комнате, откуда нет выхода. Сердце частит, становится трудно дышать, в горле образуется тошнотворный ком. Машинально пытаюсь отползти назад, но назад некуда — позади стена. Упираюсь в нее спиной, нет, не упираюсь, а стараюсь слиться с нею, стать ее частью, ведь стену не будут… Ком в горле разрастается и теперь, кажется, не могу сделать и крошечного вдоха. Готов был к чему угодно, но не к ЭТОМУ. — Боишься, — констатирует. — Правильно делаешь, тебе положено меня бояться. Но это ненадолго. Вот увидишь, тебе понравится. Еще будешь просить, умолять, как течная сука. А дальше начинает происходить все настолько быстро, что практически не откладывается в сознании. Краткий миг, и меня хватают, разворачивают, ставят в колено-локтевую, сдирают и так порванные джинсы с трусами — ощущаю холод на пятой точке, болезненное прикосновение к ягодицам — сжав, их раздвигают, и следующее, что чувствую, как нечто огромное пристроилось к проходу… и боль. Нет, не так, БОЛЬ. Кажется садят на кол, разрывают пополам, и это последнее, что помню, потому что благодатная темнота утаскивает из реальности.*** И сейчас один в один все повторяется. Снова оголенная задница, и огромный член, пристроенный к анусу. Две реальности соединяются в одну. Не могу понять, где нахожусь — в душе, на корабле полуБоргов или в подземелье Ублюдка. Впрочем, это сейчас не играет никакой роли, потому что ситуация дублируется. Снова ощущаю ту же полнейшую беспомощность, невозможность дать отпор, и душащий, сковывающий внутренности страх. И как тогда, знаю, никто не придет на помощь. Оказывать сопротивление бесполезно — будет только хуже. Зажмуриваюсь… Ожидаю боли... И... не ощущаю ничего, кроме воды, бьющей по спине и прохладного воздуха, холодящего задницу (вентиляция на корабле отменная). Это выводит из ступора, удивляет, обескураживает и толкает к действию. Медленно, боязливо поворачиваю голову и обнаруживаю, что в помещении кроме меня никого. Я один. Некоторое время сохраняю прежнюю позу, пытаясь убедиться не подводит ли зрение? А потом, когда все же доходит, что, да, я, и вправду, один, накатывает волна невероятного облегчения. Ноги подкашиваются, и оказываюсь на полу. Трясет как при сильнейшем ознобе — отходняк. Через подобные ощущения проходил не раз. Знаю, пятнадцать минут и отпустит. Обхватываю себя руками и сжимаюсь в плотный комок. Никаких мыслей, только одно всепоглощающее чувство — облегчение. Оно настолько сильно и всепоглощающе, что некоторое время утопаю в нем, теряюсь захлебываюсь. А потом, как и ожидал, оно проходит, утихает, мозг, наоборот, включается и начинает анализировать. Понимаю несколько вещей сразу: первое, Сайбок остановился. Видимо, логика или, возможно, мой страх, а так же нежелание причинить боль своему t'hy'la победили его зверинную суть. Это хорошо, очень хорошо. Это его действие говорит о том, что мне не нужно его бояться, что он, несмотря на провокации и природную агрессию, хорошо держит себя в руках. Но нужно быть с ним осторожным — грань пересекать опасно. Второе, я совершенно не помнил того эпизода с Фенриром до настоящего момента. Воспоминания о произошедшем там, в подземельях с Грейбеком несут с собой такую волну омерзения, что передергиваюсь и концентрируюсь на другом: почему не помню того эпизода? Ответ только один — кто-то стер это воспомниние. Кто мог это сделать? И тут же ответ: на подобное способен только один человек — Снейп, но зачем? Я не мог морально справиться? Не мог пережить? Поразмышлять на эту тему не дает сильный грохот. Бам-бам-бам. Вздрагиваю и подскакиваю, машинально взглядом пытаясь отыскать волшебную палочку, но ее нет. Она осталась в другом, том мире. Тогда вылетаю из душевой кабины, сметаю с табурета одежду и подхватываю его, готовый обороняться. Какофония звуков тем временем продолжается. Ощущение, будто в соседней комнате идет смертельный бой. Бах, ба-бах — вот как это можно описать. Но вскоре все прекращается. Повисает тишина, которая после такого грохота кажется иррациональной и гнетущей. Выждав некоторое время, ставлю табурет на пол, беру первое попавшееся под руку полотенце и, обернув его вокруг бедер, взяв несчастный табурет (единственный предмет мебели в душевой, который, на мой взгляд, можно использовать для самозащиты) прямо босиком, оставляя за собой лужицы воды, иду в палату. Наверное я ненормальный. Любой другой, особенно после столь мощного шока, точно бы не пошел проверять, что же там такое произошло, но ведь это я. Снейп всегда говорил, что я — идиот. Думаю, он был прав. То, что предстает перед глазами можно описать одним словом: разгром, полнейший, стопроцентнейший разгром. Если бы не знал, для чего это помещение служило раньше, что в нем находилось, сейчас точно бы не понял. Ошметки мебели и техники. Свет мигает, отовсюду искрит. Стою, смотрю на все это и ошалело хлопаю глазами, а в голове снова не единой мысли. — Да уж, — протягивает знакомый женский голос, от чего вздрагиваю и, ориентируясь на звук, встаю в подобие боевой стойки, перехватывая табурет обеими руками, готовый обороняться. Узнаю в вошедшем Ди. Выдыхаю. Она стоит прислонившись к косяку двери и, как обычно, иронично ухмыляется. — Мда, знатно вы тут порезвились. Молчу, вернее, вообще не выдаю какой-либо реакции. Видимо до сих пор в шоке (что не удивительно), а потому все еще не единой мысли в голове. — Табурет поставь. И только в этот момент понимаю, что все еще сжимаю табурет в руках. Ставлю его на пол. Она кидает в мою сторону сверток с одеждой. Ловлю — рефлексы ловца. — Это от Лилы. Не стой истуканом, иди и оденься. Сейчас здесь будет весь Коллектив. Жду тебя в столовой. Дорогу сам найдешь, — с этими словами она разворачивается и уходит. А я возвращаюсь в предбанник и одеваюсь, не разбирая, что конкретно одеваю.-----------------------------------------------1) Вулканский нервный захват - придуман Леонардо Нимоем (играл Спока в Стартеке (фильмы, сериалы) и сыграл пожилого Спока в фильмах по Стартеку (2011г - 2013г)). При помощи нервного захвата вулканец буквально за секунду безболезненно "отключает" противника, надавливая на определенную точку на шее.

2) Так выглядят менбарцы: http://hamil.chat.ru/babylon/image/minbai01-1.jpe