into an undertaking (1/1)
сэхун провожает взглядом движение тонкого запястья к зажигалке, потом (щелчок) – она подкуривает тонкую сигарету, затягивается, выпускает дым аккуратными губами, с которых почти стерлась помада.- ну так что? разговаривать собираешься? – говорит анда, а пепел ее сигареты летит в пепельницу.- а это обязательное условие? – усмехается сэхун. у него волосы растрепаны, словно он несколько дней не смотрел на себя в зеркало.они сидят на сэхуновской кухне, на которой безбожно жарко. анда, как только приходит к сэхуну домой, надевает вместо своего теплого свитера футболку о.- давай начнем с банального. как у тебя дела?- никак. похуистически никак.- а если подробнее?- кончились выходные, началась херня.они не виделись несколько недель, и у анды дела достаточно ?хорошо?, что бесцеремонно режет сэхуну тягучей завистью под ребрами.чонина он проебал, новый год – тоже.- как у тебя с твоим парнем? – спрашивает о, имея в виду чунмёна.
сэхун совсем не готов слышать ответ на свой вопрос, но анда говорит:- ну, мы с ним вместе, и нам хорошо. но как-то называть я это боюсь, потому что тогда будет ответственность, - когда анда это говорит, сэхуну становится на капельку легче.
- меня ответственность всегда … отталкивала, - тянет о.- и поэтому ты его проебал.анда имеет в виду чонина.- мне за него обидно.сэхун берет сигарету и спрашивает:- почему это тебе чонин так нравился?- потому что он единственный нормальный из всех твоих парней. единственный, кто не был склонен закончить где-нибудь в притоне через пару лет.сэхун смеется.взглядом анда ему говорит – ничего смешного в этом нет.- я как только твоего цзытао вспоминаю, меня в дрожь бросает. полный отморозок.- ну зачем ты так, - фыркает о, хотя на самом деле анда безгранично права. просто правда бьет больно и беспощадно. а сэхуну и без этого тошно.- надеюсь, ты с ним не общаешься больше?сэхуновское ?виделся с ним неделю назад? застревает в горле.он качает головой.- а с луханем?- смеешься? – сэхун вздергивает бровь. – он меня открытым текстом нахуй послал. разве что газеты не писали об этом.- ты же сам, - неуверенно говорит анда.- сам виноват?- типа того.
- и с чонином - это я тоже. знаешь? это я предложил ему. прекратить всё.анда на секунду зависает.- серьезно?- а он не отказался.девушка смотрит на сэхуна – в ее взгляде мешаются абсолютно разные, несовместимые эмоции.- ты с кем-нибудь новым не знакомился? – наконец спрашивает она. – ну, ты же..- нет. ни с кем. мне не хочется.анда кивает, мол, понимаю.- слишком много в голове всякой моральной хуйни теперь. из-за чонина.глазами анда отчетливо мажет по профилю о ?я думала, что мораль не для тебя?, но высказать это – все равно что всадить нож под кожу.- что это за трек играет? – нарушает молчание анда.
на фоне бесконечно играет плеер сэхуна – одна песня на повторе.о бросает извиняющееся ?не могу перестать слушать? и переключает.- останешься у меня ночевать? – спрашивает о, когда стрелки часов западают за полночь, и анда трет уставшие глаза и зевает.сэхун укрывает их теплым одеялом.анда всегда оставалась с ним рядом, когда хуево.они уже засыпают, когда она все-таки озвучивает засевшее глубоко внутри:- мне кажется, я знаю, почему чонин не отказался.- почему?- ты бы его разбил окончательно. а ему это не нужно.- а я думал, что нужно. если он связался. со мной.- все ошибаются.
- я так часто думал, - сэхун тоже высказывает то, что было утрамбовано глубоко внутри, и он никому об этом не говорил, - думал написать ему, чтобы…- поздно уже, - обрывает его анда.сэхун знает. поздно уже для чонина. и для разговоров.и исключений на этот раз нет.