16. Алекситимия (POV. Леви) (1/2)

Ла-ри-на. Ларина…

Диана.

Так мало букв и так много испытаний на его изрешеченную душу.

Как говорится беда пришла внезапно, причем с той стороны, откуда не ждали. Со стороны человека. Нет, не так… Беда не пришла. И точно не одна. Она свалилась, обрушилась на него и весь Разведкорпус в один момент шквалом мелких катастроф. Как когда-то появился Колоссальный и потряс всех жителей Стен, так и его скопище проблем, завернутое в лжемилую упаковку из миниатюрности, острого языка и этих больших зеленых омутов, она пронеслась ураганом по его устоявшейся системе жизни.

Перевернула. Покорежила. Испортила. Отравила.

Все привычное.

За несколько дней.

Разве так бывает?..

— Чертова чудачка, — прошипел Леви, откинув на свой письменный стол папку и прижал к разгоряченному лбу прохладную ладонь. — Ненавижу…

— Правда?

Этот факт, притаившийся между других обугленных своей непредубежденной уродливостью, блеснул очевидностью не хуже, чем его начищенные лезвия, готовившиеся к смертоносному удару. Капитан не понаслышке знал, что случалось с людьми из-за сильных эмоций, да и конкретно с ним. И все равно, что это — ненависть, любовь, печаль, боль, страх или счастье, — потому что результат един. Катастрофа. В разных масштабах, с различными последствиями, но неизбежная разруха. Его? Или же второго участника? Не так важно, молния может бить в обе стороны. В любом случае ему становилось понятно: ущерб неотвратим.

— Отставить.

Коротко и ясно.

Естественно.

Обычно ему было достаточно дать себе эту команду, чтобы вернуться в строй, вымести непрошенные и абсолютно неправильные мысли за порог разумности. Необычно, но сегодня все шло наперекосяк. Сегодня?.. Что ж, он почти рассмеялся. Наперекосяк шло с той минуты, когда эта сумасшедшая прижала еле теплые ладони к его щекам, впившись большими пальцами в скулы, и врезалась своими губами в его так, словно все человечество зависело от этого. Словно она могла умереть, если бы не прильнула с таким отчаянием, горчащим даже на холодной коже.

Около двух недель персонального маленького ада. Ему впору вести отсчет до дня, когда он не сдержится и сотворит с ней… что-нибудь. О чем пожалеет. Пожалеют.

— Пожалеешь?

Запрокинув голову, мужчина закинул ногу на ногу, щиколотка к колену, и зажмурился. До белых вспышек под ресницами, до боли в подрагивающих от напряжения веках. До полнейшей тьмы. Так, как привык делать в своем отвратительном детстве, затыкая пальцами уши и пряча лицо в сбитых до крови коленях, когда к увядающей матери приходил бесчисленный клиент.

Ничего не получалось. В слаженном механизме, столько лет работающем без надобности в смазке, без заминок и поломок, случилось повреждение. Сбой. Леви ощущал отклонения от нормы. Девиантное поведение. Еще никогда ему не было так мучительно и тяжело контролировать себя. Ведь он не был настолько непробиваемым, чтобы не реагировать на безрассудство и строптивость Лан… Лариной. Чтоб ее! Нет-нет-нет… Он умел координировать свои эмоции и перенаправлять их в другое русло, полезное и почти безопасное. Приятное. Такое, как например, построение несколько отрядов одним наставительным кивком. Такое, как например…

Отставить…

Он не мог сосредоточиться на работе, на своих обязанностях и прямых приказах от командира. Сегодня и позапрошлые дни. Сознание оставалось не под его контролем. Глаза послушно бегали вдоль строк машинописного текста в официальных документах, затем вдоль рукописного, где девушка в заявлении запрашивала перевод из подразделения Военной Полиции в Разведывательный корпус, но перед мысленным взором все еще стоял ее напуганный взгляд.

« — Твоя? — переспросил он вдруг тихо, лениво проводя большим пальцем вдоль своей нижней губы. — А нынешняя — не твоя, хочешь сказать?

Нет, внешне капитан сохранял самообладание — железная выдержка в ожидании какого-нибудь жалкого ответа, обыденной шутки, — а внутри у него вспыхнул костер, полыхнул пламень негодования от сотого секрета в ее рукаве. Уточнение на потенциально-очередную глупость этой девчонки развернулось его эмоциональным подрывом.

Оторопь в подрагивании лицевой мышцы. Мимолетное желание вытрясти из нее каждый звук в поисках истины.

Она не ждала такого. И по большему счету от себя самой, будто бы слова вырвались раньше, чем были пропущены через мозг. Леви не удивился такому — типично для нее. Сказать, а потом задуматься над тем, что покинуло рот. В девяти из десяти случаев, ему хотелось заткнуть этот самый рот в ту же секунду, как только девушка начинала трещать не по делу.

Но не в этот раз, когда наклевывалось нечто интересное и… выгодное. Тогда замолчал он, зная уже, как на нее умеет давить тишина. Затаился, безразлично разглядывая содержание полок за ее распрямившимися плечами. Дал время.

Несмотря на отсутствие прямого зрительного контакта, Леви видел все, буквально каждое изменение в ее теле. Сбившееся дыхание всколыхнуло ее иссиня-черную прядь, рассекающую центр лица. И Леви почувствовал гордость, улавливая ускорившийся ритм сердца, трепыханием бьющегося где-то у основания ее горла.

Капитан мог поклясться всем, что у него имелось.

Это был первый раз, когда Она искренне испытала страх в его присутствии. Вздрогнула и сжалась.

— Не моя, но это неважно. Не сейчас.

Ее такое неуверенное бормотание напомнило ему о той первой ночи в их лагере, когда ему пришлось выделить свою палатку для найденной в лесу чудачки. Озадаченное и предрешенное «Эрен», улетевшее вздохом в прохладный апрельский воздух. Он воскресил этот момент и смысл сказанного добрался до него слишком поздно. Ларина уже ушла к обозначенным ранее стеллажам, чтобы разобраться с продовольствиями.

И про возможных крыс даже не обмолвилась вновь…

Сбежала.

Леви великодушно позволил. Не потому что решил проигнорировать ответ или взял это за сотую попытку сотворить бардак в его голове, а потому что осознал, так по-человечески, что… устал. Устал гоняться, стараться вытянуть клешнями хоть что-нибудь значащее без ущерба для нее и — смешно — для себя; и строить догадки, целые теории о ее появлении, намерениях, прошлом и том, что она планировала делать дальше. Устал. И оставил на потом.

Поэтому оставшуюся работу они выполняли в молчании. »

— Бред. Бред, какой же ебанутый бред…

Неизвестно откуда взявшаяся да еще и со случайно вырвавшемся заявлением о нахождении в другом теле.

Может, это просто Ильза Лангнер, но окончательно спятившая после своей экспедиции? Заблудившаяся в лесу, отчаявшаяся и из последних сил сумевшая спастись и выжить?

Опять же ничего не вязалось.

Ханджи не выявила у нее признаков сумасшествия. Нет ни единой наклонности, жеста или другой схемы действий, по которой Лангнер-Ларину можно отнести к безумцам. По характеристикам от ее командования, разложенных веером на его столе, Леви пришел к выводу, что Лангнер была одной из самых ответственных и исполнительных бригадиров за долгое время. Быстро и эффективно шедшая по карьерной лестнице Разведывательного корпуса после перевода из соседнего подразделения, девушка с энтузиазмом бралась за организацию любой миссии или вылазки для добывания информации, добиваясь в процессе минимальных потерь своих людей.

И капитан безотчетно восхитился. Такие люди — большая ценность.

Но всколыхнувший образ нынешней «Лангнер» с ее безрассудными поступками и ребяческими замашками разогнал это чувство быстрее, чем он мог понять, что произошло и почему у него напряглась линия челюсти.

Ему хотелось рвать свои волосы, следовавшие давно подстричь, и обвить одновременно другой рукой тонкую шею Лан… Лариной. Впиться в кожу короткими ногтями, большим пальцем надавить на точку пульса, ощутить биение жизни в своей власти. Так легко… сжать, сжать покрепче. Перекрыть доступ к кислороду. Ограничить. Смотреть, как ее малахит в радужках тускнеет, наливается стеклянным и пустым блеском.

Еще недавно Леви серьезно раздумывал о том, как станет проще, если избавиться от нее. Случайно, не вызывая подозрений ни у кого. Кроме командира, конечно же. Как нечто подобное может пройти мимо него?.. Да и Смит надрал бы ему самому задницу, случись с этой чокнутой что-нибудь серьезное. Она теперь ВАЖНА. Нужна, Титан бы его побрал. И главнокомандующий Разведкорпуса повесил эту ношу на его плечи.

Его Ответственность. Его Беда. Его…

Он был согласен. Как будто у него вообще был выбор.

«Войди в ее круг доверия. Стань тем, с кем она будет делиться всем, что придет в ее голову. Притворись, Леви. Сыграй. Ханджи отметила ее посттравматическую фиксацию на тебе. Воспользуйся этим в наших целях, пока есть такая возможность».

Приказ Эрвина хуже смертного приговора — так капитану казалось сперва, пока эта безумная игра не начала увлекать. Но в большей степени настораживать. И речь уже шла не за угрозу его солдатам, которую изначально представляла Диана, а угрозу его собственному психическому здоровью. Две бессонных ночи подряд и фатально утешительный вывод вылился из болезненно-мучительных дум под покровом ночи во время дежурств…

В конце концов она была права в том, что он прикончит ее раньше, чем та посмеет занести руку для подлого удара.

Вот вроде бы и решение: если ничего не получится выяснить и девушка начнет доставлять уйму проблем (а их не больше его привычной нормы?), то можно просто убить. Бесстрастно. Без лишней суеты. Спокойно. Если же все пойдет гладко, а ее бредни принесут пользу… Что ж, Лариной повезет. Повезло.

Ханджи с Картером в восторге от ее идеи — она заработала себе еще пару дней существования.

«Исследовать Титанов на базе человеческих организмов!» — думал желчно капитан, оставляя подписи на документах по следующей вылазке за Стены еще вчера. «Что за бред? Они хищники. Монстры, питающиеся лишь человеческим мясом. Они — воплощение в реальность отвратительной шутки — Бога или Дьявола — с лицами людей. Наказание, данное для того, чтобы либо всех истребить, либо сплотить. Сама идея брать за их основу человека — оскорбление всего населения. Хотя есть и люди, на фоне которых Титан — самое безобидное существо».

И это не единственное, что пересекало его разум за сутки.

Если коротко, то энтузиазма вовсе не разделил и крайне скептически отнесся к рвению поймать двух Титанов для следующих экспериментов, уже составляющихся учеными. Леви же… подсчитывал предстоящие затраты и количество смертей его солдат для этого очередного выпада против самой сущности гигантов, параллельно пытаясь понять, каким образом они собираются проверять умение этих чудищ говорить и, самое любопытное… Образцы спинномозговой жидкости — что бы это не было — и крови. Пусть методы добывания этой дряни они изобретают и, следовательно, получают сами.

Леви был человеком определенно не науки, а действия. Приказа. Команды. Он им, может быть, и поможет, если те хорошо попросят. Возможно, чтобы они вымаливали его содействие в этой операции для Исследовательского отряда. Капитан с радостью понаблюдал бы, как Ларина корчится на коленях перед ним, ползая и уговаривая его. Это было бы почти весело, и мужчина скорее всего позволил бы себе кривую усмешку.

Но этого не произойдет ни в каком из потенциальных сценариев ближайшего будущего. Не потому что они не способны опуститься до жалкого выпрашивания, катаясь по полу, или потому что Леви не сможет улыбнуться от этого идиотского зрелища. Причина всего одна: если Эрвин одобрит прошение очкастой на поимку, то это автоматически впишет Леви в этот отряд. И никаких увиливаний тот придумать не сможет, ведь от экспериментов Ханджи и Вилли зависело буквально будущее Разведкорпуса. Ну, и слухи, которые поползут среди населения, когда до них дойдут результаты отчетов подразделения. Офицерскому составу стабильно приходилось докладывать людям о том, куда пришлось потратить их выплаченные налоги.

Тук-тук…

Стук дверь раздался настолько внезапно, что у Леви рука рефлекторно дернулась к небольшому ножу в первом ящике письменного стола раньше, чем открылись его глаза. Годы бесконечной борьбы за жизнь научили его быть настороже и держать рядом оружие даже в собственном кабинете, в штабе разведчиков, в кругу своих. Перестраховка еще не бывала лишней. Не в его случае.

Капитан моргнул, опомнившись, и убрал пальцы от металлической ручки. Стиснул их в кулак и расслабил. Приводить себя в порядок и брать под контроль эмоции у него получалось еще лучше, чем орудовать клинками.

Стук повторился чуть настойчивее. Таких же два ритмичных удара.

Он привык слышать по три.

Имя ломившегося к нему не оставляло сомнений.

— Войди уже, — негромко бросил Леви, отложив материалы по делу Ильзы Лангнер к недописанным отчетам.

Дверь отворилась с таким трагичным скрипом, что у капитана дрогнул глаз. И вот, на пороге, стояло это чудовище. Почти официально вверенное ему. Личное. Взъерошенная, откровенно раздраженная, расстроенная. Возмущенно выставившая оцарапанные ладони перед собой. Одним взглядом вынуждающая его чувствовать себя виноватым в увечьях. Нет, точно чудище…

— Распутала? — поинтересовался мужчина, откидываясь на спинку стула с тихим вздохом.

В чертовом предвкушении нелепой беседы. И в этом он не признается себе самому; но иногда речи Лариной его едва ли не веселили. Юмор у нее и правда временами казался нестандартным для его трафаретно-кровавого мира, в жестокие рамки которого такая душевнобольная не вписывалась. Ее и при всем желании, сломав и подогнав под размеры формы, не получится впихнуть туда. Это выглядело бы несуразно. Хреново. Эта девушка не в какие категории, границы и меры не входила. Да и не войдет никогда.

— Распутала, капитан! — вспыхнула недовольством Диана, закрывая за собой проход и тут же прижимаясь к двери спиной.

Вспыхнула и остыла. Мгновенно. Ее попытки контролировать свой темперамент Леви невольно уважал. Она училась хоть чему-то еще.

— Только почему никто не предупредил меня, что стоит надеть перчатки перед этим занятием… Это вы специально, да? Хотели чтобы мне стало больно? Так вот… Мне больно! — удержать в себе досаду у девушки вышло скверно, поэтому через секунды напряженного молчания ее все-таки прорвало. Видимо, руки щипало нещадно.

Мужчина вскинул оторопело правую бровь. Где здесь его вина?

— Додуматься раскручивать стальной трос голыми руками… Потрясающе. За сообразительность ставлю самый низший балл, Ларина. Хотя постой-ка… Спутать вообще трос — вот это потрясающе. Твои навыки УПМ поражают воображение.

В его сочащемся сарказме можно было искупаться. Нет. Нырнуть и утонуть. Он бы с радостью утопил ее еще тогда, в тот день, когда она впервые показала свое невообразимое упрямство и беспредельную глупость и ринулась одна в гущу леса. Леви всерьез раздумывал, что еще одно мгновение, еще одно слово из ее болтливого рта, и его лезвие вопьется в прозрачную кожу. Но ей удалось перевернуть ситуацию всю в свою сторону, выставив злодеем. Бесчувственным и не дающим шанса.

Знала бы она, сколько раз он уже давал ей этот шанс, просто оставляя в живых и в недосягаемости бродящих в отряде слухов и опасений. Его люди как-никак умели выполнять приказы и держать язык за зубами не хуже, чем оружие.

— Леви, да ты само благородство!

— Прекратите, — пробурчала Диана, слегка опустив голову. Смутилась? Это хорошо. Ему нравилось ставить ее в неудобное положение. — Все началось неплохо, но потом я…

Заминка девушки вызвала на лице Леви плохо скрываемую насмешку.

— Облажалась? — издевательски мягко продолжил за нее мужчина, натыкаясь на вздернутый порывисто подбородок.

Задел.

— Растерялась! — исправила его Ларина запальчиво и поджала губы, вновь осматривая свои руки. Наверное, ее ладони были не в лучшем состоянии.

Все-таки она… забавная. Капитан мог ее выносить, когда та не дерзила и не лезла на рожон. Но и уязвимость в ее взгляде действовала не лучше. Совсем ненужная, инородная для его воспринимания эмоция, с которой Леви не умел работать и обращаться. Да и не хотел. У его солдат он давно не наблюдал подобного — они все знали свое место и понимали неуместность чувств, мешающих сосредоточенности на задании; а потому при первом улавливании чего-то похожего у него срабатывал механизм отталкивания. Заменить хрупкость открывшихся дверей посторонней души на заново возведенную бетонную стену стало легким занятием. Обыденным. За столько лет это получалось уже неосознанно. И это всегда работало.

Всегда, чтоб его!

До того как Она появилась. Невосприимчивая и устойчивая по отношению к его грубости, приказам и открытому нежеланию взаимодействовать. Упрямая до гадостного безобразия. До тошноты. Ларина была всем, что он ненавидел в людях и особенно в своих подчиненных. Громкая, шумная, иногда неуклюжая, эмоциональная и действующая в порыве своего запала. Говорила всегда то, что было на уме. Она выражала все свое неподчинение и сейчас, просто стоя и смотря на него выжидательно из-под ресниц. Талант. Либо же дурость, которая приведет ее по итогу лишь к гибели. Но одну ли?

— В любом случае… Иди к медсестрам, если тебе больно, — махнул небрежно Леви рукой куда-то в сторону больничного крыла, незаметно выдыхая скопившиеся в легких напряженные сгустки воздуха. Ее следовало выпроводить из кабинета поскорее. Скорее, чем она зацепится за его рукав и сломает в нем, нечто не подлежащее починке.

Ходячая катастрофа.

Диана его выводила практически непроизвольно. Лишь потому, что от нее он не знал, чего ждать. Когда тебя годами слушаются и в ответ не пререкаются, послушно выполняя все потребованное, то со временем привыкаешь к своему незыблемому авторитету. До того пункта, пока не вырисовывается какая-нибудь соплячка без тормозов.

— Сэр, вы издеваетесь надо мной? Хотите, чтобы меня там подняли на смех? — фыркнула Ларина, выдергивая его из дум, и проковыляла к крошечному дивану в углу комнаты. Плюхнувшись на него так, будто она владела всем этим проклятым местом. Так, будто оказывала ему честь, находясь в ЕГО кабинете. — Они там спасают жизни, а я приду и буду просить их обработать какие-то царапины!

Почему-то у нее иногда напрочь не срабатывали предохранители во время бесед с ним. И это «иногда» — девяносто пять процентов случаев.

Мужчина вперил свой тяжелый и помрачневший взор в черноволосую девушку, щурившуюся теперь в лучах, что скользили между распахнутых штор. Золотящиеся крапинки в зеленых полуприкрытых глазах поблескивали при каждом ее движении в поисках удобной позы.

Как она там сказала тогда? Солнце запуталось в волосах? Потерялось?.. Он все еще помнил это.

Скинутый жакет и закатанные рукава помятой рубашки, небрежно заправленной в брюки, — все это контрастировало с собранностью самого капитана, восседающего на деревянном стуле с выпрямленной спиной в идеальной форме. Вальяжность Лариной и ее наплевательство к соблюдению простой дисциплины, тем более перед старшими офицерами, никак у него не вилось к описанию их «начальник-подчиненный» отношений.

Словно их отношения подвязывались к определенному виду…

Нет, Леви усердно силился рисовать картину адекватности, где эта особа не больше, чем его солдат. Кошмарный, но солдат, что-то умеющий, эпизодически полезно думающий и не беспредельно безнадежный. Он понимал: его исступленные потуги придать ситуации нормальность не закончатся хорошим. Ведь в этом всем, происходящем вокруг него, нет ни капли чего-то здравого или естественного. Само явление этой так называемой Дианы Лариной — уже просто огромное ЧЕРЕСЧУР, и даже для его ужасного мира, где завтрашний день нужно еще заслужить.

Но не в этот момент.

В настоящее время перед ним был определенно не его солдат, которого он еще пару часов назад тренировал, а обнаглевшая кошка, растекшаяся на спинке мебели. Кошка, которая сумела смехотворно запутаться в канатах пока приземлялась, и это после череды удачных попыток сманеврировать на УПМ во всех пространственных направлениях.

Что он там думал недавно? Ах, да… Талант!

— Тогда не скули, — отрезал Леви, находя среди ровных стопок бумаг свой карандаш. — И постарайся не портить чужое оборудование, черт возьми. Свое получишь лишь на следующей неделе, перед выходными, а пока будь добра — держи в узде свою катастрофическую неуклюжесть.

Диана ожидаемо насупилась на резкие слова, но в ответ лишь издала неразборчивый звук, который можно принять и за «Да», и за «Нет» и за «Идите к черту». Непредсказуемость тоже один из тех факторов, по причине оного у мужчины острая непереносимость Лариной. Во всех ее состояниях. Ну, кроме тех, когда она спала или теряла сознание.

— Если это все, то ты свободна, — добавил скоро он, сосредотачиваясь на тексте отчета перед собой, а не на внимательном взгляде, что скользил по его лицу и напряженным плечам.

Раздражает…

— Свободна?.. А что мне можно еще сделать? — встрепенулась девушка, поддавшись вперед и обвив сцепленными пальцами свои колени. Она хотя бы не искала случая для безделья, готовая занять голову и руки чем-нибудь, кажется, отвлекающим от насущных мыслей. Похвально.

И правда, что он мог ей поручить? На патрулирование не отправить, посадить за эти тошнотворные отчеты не получится, а убирать в штабе Троста почти нечего. Держать же эту девчонку в своем кабинете опасно для его психики, несмотря на факт полной целесообразности этого действа. Когда Диана в поле его зрения, капитану намного легче от осознания: ее присутствие не угрожает никому из его людей. Нет-нет-нет… Ему нужно зарубить себе это на носу. Она — безопасная. <s>Безобидная</s>. Ага, точно. Относительно его, всегда находящегося на чеку, и безотносительно остальных разведчиков, ничего не знающих о сущности зеленоглазого чудовища.

— Ах! — она шлепнула себя по лбу, откинувшись глубже в изгиб изношенного дивана. — Я хотела спросить у вас насчет завтрашнего дня.

Завтрашний день. Как легко у нее говорились эти два слова, так свободно и уверенно… Интересно. Она знала будущее или у нее отлично развита интуиция? Он мог бы беспрепятственно и беспечно поверить ей, поверить в то, что у них всех уже существовало это прекрасное ЗАВТРА. Но Леви был последним человеком в списке людей, уповающих на счастливый случай. За свои тридцать лет у него не осталось ни крупицы слепой веры и надежды на внезапное улучшение ситуации. На изменение его жизни, давно превратившейся в нетленный круговорот смерти, кровопролития и заточения в четырех стенах своей личности.

— И что не так с завтрашним днем, лейтенант? — едко осведомился капитан, оглядывая ее тонкую фигурку, каковую хотелось бы поскорее вышвырнуть отсюда. Он помнил, что должно состояться завтра, но поиздеваться над ней было соблазнительно.

Насколько обширен арсенал ее реакций?

Диана закатила глаза.

Нахалка.

— Завтра же праздник Весны! — зажглась она вдруг восхищением, осевшем на мужчине золой его собственной незаинтересованности в скором чествовании, и подскочила с дивана. Ноги понесли ее к подоконнику.

«Это ее идиотское стремление сидеть там, где не следует…»

Но нет. Женские руки вцепились в оконную раму, дергая металлическую задвижку с остервенением, когда их хозяйка вновь заговорила:

— И встреча с тем придурком!..

Ее действия оказались весьма стремительными, что у него не хватило пары секунд для предотвращения бедствия. Утренний свежий ветер ворвался в помещение порывом прохлады, сметающей со стола все бумаги, выложенные в определенном порядке. Оробелое оханье смешалось с его разгневанным рыком.

— Ларина! — задушено рявкнул Леви в намерении остановить свой голос в пределах четырех стен, поднимая взгляд с разбросанных по всему полу желтоватых листов на нее.

Диана уставилась на него широко распахнутыми зелеными омутами, цепляясь за раму, до наломанных заноз от старых струпьев отсыревшей краски. Ее дыхание ускорилось, а движение грудной клетки в упавшей на нее полутени стало слишком заметным.

Чертовы расстегнутые пуговицы ее рубашки.

Осознание произошедшего доходило до нее с той же скоростью, с которой Полицейский корпус брался за выполнение своей работы. Через час по чайной ложке. У капитана начинало сводить желваки от сдерживаемой ярости. Ему казалось, что чем дольше она сохраняла молчание, тем больше окажется в масштабах его взрыв.

«Ведьма», — лихорадочно мелькнуло в нем. «Ведьма, добравшаяся теперь и до моего кабинета, до моей документации».

Ему бы впору испытать хоть толику вины за прозвища, осыпающие ее персону из его уст или просто висящие на кончике языка в виде капли яда, но нет. Ему извиниться за то, как профессионально ей удалось испортить ему привычную жизнь? Уж не сейчас. Если вообще никогда.

— Я подниму это, капитан! Я клянусь! Не… злитесь. Хорошо? — опомнилась Ларина, прижав ладонь к своим распахнувшимся в ужасе губам, и тут же бросилась собирать все, что разлетелось по периметру.

Мужчина закрыл веки, сжав переносицу, и сам опустился на выступ подоконника, из-под подрагивающих ресниц наблюдая за Недоразумением. Захлопнул агрессивнее требуемого створки обратно. Хрустнул замлевшими после сжатия кулаков своими обветренными костяшками.

Вдох. Выдох. Вдох.

Хотел увидеть ее, корчующуюся на коленях перед собой? Пожалуйста, получай и не смей жаловаться, дорогой. А жаловаться хотелось ой как сильно… До скрежета зубов. Впервые в его облезлом бытие. Сесть и вывалить Эрвину все накопившееся за фасадом невозмутимости отчаяние. Но не позволено. Не уставом или каким-то неписанным кодексом. Собственной совестью и гордостью запрещено.

— Конечно ты поднимешь, девочка, — усмехнулся снисходительно Леви, проводя ладонью вдоль своего уставшего лица. Дружбы со сном этой ночью не случилось. Опять.

Интересно почему, и только ли из-за бессмертных кошмаров?

Ларина проворчала что-то себе под нос, но все еще оставалась на четвереньках, собирая бумаги. Тихое шуршание пергамента прерывалось изредка бормотаньем, когда Диана с какой-то горестной безнадегой едва ли не прилипала к тексту носом. Попытка осилить написанное заканчивалась жалобным и гневным пыхтением. Неужто вправду не умела читать?..

Капитан утомленно вздохнул и сцепил в замок свои мозолистые пальцы между расставленных коленей. Чуть сгорбленная спина откинулась на дребезжащее под весом стекло, опаляющее неприкрытый воротом загривок холодом своей гладкой поверхности. Сквозняк дразнил разгоряченную шею. Его серо-голубые радужки отдали стылым декабрьским льдом и мужские зрачки зафиксировались на плавных линиях девичьей фигуры, перетекающей из формы в форму при передвижении вдоль деревянных половиц, поскрипывающих под ее весом. Занятно… Ползала тоже как кошка.

«Что за ужасные повадки у нее?»

Глаза скользнули по коротким черным прядям, вдоль длины позвоночника, вниз, лениво оглаживая фантомными ладонями тонкую талию, за которую приходилось часто хвататься во время тренировок, и задержались на узких бедрах с выпирающими косточками. Продолжили свое путешествие еще ниже, по упругим ягодицам, выпяченным в коленопреклоненной позе, и обвели худые ноги в белых узких брюках. Чересчур тощая. Ему и в этом, просто мужском плане не повезло — девушка не в его вкусе.

«Нервы портит и поглазеть от скуки нельзя. И за что мне это?..»

Волосы Леви предпочитал у женщин густые и длинные, так чтобы их можно было намотать на кулак в несколько оборотов. Потянуть. Дернуть. Зарыться носом в ароматную густоту. А женские формы — более аппетитные, округлые. Сочные. Чтобы обвить сильными руками, схватить или сжать горячими большими ладонями до ломоты в суставах, до побеления девичьей кожи под пальцами.

Такое тело приятно прижимать к своему, обнаженному, к напряженным в предвкушении мышцам, чувствуя трепыхающуюся мягкость напротив своей непоколебимой твердости. Такое тело сладостно будет извиваться на твоей постели, дрожа и чувственно выгибаясь на каждый толчок бедрами. Такое тело захочется прижать к себе и заснуть с ним в надежде не встретить ни одного сновидения. Такое тело…

— Сэр, а вы очень заняты по вечерам после наших тренировок?