6. А как лучше? (1/2)

Всю оставшуюся до лагеря дорогу мы шли в напряженном молчании, от которого у меня на лбу вены вздулись. Ощущала себя конченной, потому что для следователя — и ничего, что я на практике еще была — идти на поводу у своих эмоций нельзя было. Мне уже не раз об этом говорил майор, конечно все списывая на неопытность, когда я начинала мешать личное с работой, испытывать иррациональные чувства к преступникам, которых мечтала убить на месте и не вести на допрос. Долгое время приходилось бороться со своей вспыльчивостью, нуждой следовать протоколу, и теперь в этом мире, ввиду отсутствия ограничений, позволила себе все.

«Сперва думай, а потом делай. Не наоборот. Разве так тяжело запомнить?» — голос опытного опера в голове громыхнул все тем же басом, и я от стыда сжалась, словно он стоял надо мной и отчитывал.

Я довольно часто косилась на спину капитана, видимо, решившего сократить нам путь и теперь срезающего высокие пучки травы и кустов. Или он так решил выплеснуть оставшуюся из-за меня агрессию, отыгравшись на безобидных растениях? Мне было неизвестно, а заводить разговор с целью выяснить не рисковала. Хотелось позволить молодому мужчине поразмышлять, свыкнуться с мыслью, что он вновь взял ответственность за совершенный поступок и сказанные слова. Я видела в нем сейчас себя — встревоженного человека, ищущего пятый угол. И пусть внешне мы выглядели лишь сконцентрированными, внутри вершился полный разлад.

— Что за язык, на котором ты писала последние записи?

Я же все это время ждала, когда этот «контрольный» выстрел будет сделан.

Закусив изнутри щеку, перешагнула корягу и нагнала остановившегося Леви. У него в волосах путалась древесная труха, а на щеке мазком остался след от влажных листов, что он руками раздвигал и срубал. Одежда поразительным образом оставалась идеально чистой. Смотреть на себя со стороны не горела желанием: рубашка уже бесповоротно испорчена кровью, засохшей на воротнике и первой паре пуговиц.

— Это русский язык.

Я приняла решение вливать в них информацию по капле, увеличивая дозировку постепенно, пока не придется признаться в своем… перемещении между пластами времени. Возможно, они и сами придут к такому выводу, когда соберется достаточно доказательств моей принадлежности к другому временному промежутку. Нет, разведчики могли и могут отнести меня к категории сошедших с ума девиц, у которых просто-напросто психологическая травма после вылазки за Стены; но если они в будущем смогли принять факт, что Титаны — это бывшие разумные люди, то и мою историю воспримут не как бред. Да?

— Он относится к восточнославянской группе языков и используется на территории, откуда моя семья родом, — я продолжила, краем глаза наблюдая, как капитан начал впитывать мои слова. Запоминал. Каждое. — Мы использовали его в своей домашней речи часто, чтобы у меня остались знания. Видимо, те записи, которые я сделала на нем, относились как раз к периоду после спасения от Титана. Почему он, а не элдийский? Не знаю, от страха, — пожала плечами, хоть как-то объясняя смену письменности.

— Ваш род за Стенами обитал, — вполне спокойно заметил Аккерман, - потому что в их пределах о таком языке никто не слышал.

— Да.

По факту очень далеко за пределами, я ведь с другого континента вообще.

— О чем ты писала? — словно почувствовав мусор на голове, Леви наклонил ее и тряхнул волосами.

Не посмотреть на это действие моя слабохарактерная натура, становившаяся такой сразу, как речь заходила о фаворитах историй, не смогла; но какого-то восторга уже не испытала, как в тот же первый день. Голова начинала соображать, что это не парнишка из аниме, а живой человек со своими привычками и проблемами. И очень опасный человек, травмированный далеким прошлым и теперь умеющий добиваться своего через то, к чему приучил его дядюшка Кенни. Через жестокость и открытую демонстрацию своего превосходства в силе. Осуждаю ли я? Кто я такая, чтобы это делать.

Выращенная подобно комнатному цветку в окружении заботы и любви родителей, я сперва мало понимала причину озлобленности детей без мамы и папы. У меня было все, а поэтому я никогда не испытывала лишней нужды в тех же объятиях или разговорах по душам. Со временем пришло осознание, что я могу делиться тем, что дали мне, и чем обделили других людей. Мама часто говорила, будто из-за моей доброты у меня могут быть проблемы, ведь многие люди, которым я помогала, жестоки по своей натуре. Единицы останутся благодарны. Я годами отмахивалась от этого, пока не столкнулась лично. Меня облили помоями с головы до ног за «наивное и чистое сердце» и добили тем, что признались: использовали в своих корыстных целях доверчивую дурочку. Уничтожило ли это? Нет. Демотивировало вот надолго. Людей я все так же одаривала своими скопившимися добротой и заботой, делала это искренне, но больше не позволяла потерять себе бдительность.

— Эй, с кем разговариваю?

Я провела рукой по лицу, сжала переносицу и очнулась от воспоминаний, накрывших слоем прежней горечи.

— Я писала, что не знаю свое местонахождение, — сорвав крупный лист, принялась отрывать от него по кусочку вдоль жилок, как в детстве, пытаясь создать фигуру какого-нибудь животного. — Описывала свой страх, голод и непонимание, что делать дальше.

— У тебя память отшибло, видимо, сразу после столкновения с Титаном, — решил Леви, закидывая клинок лезвием на плечо, когда на нашем пути закончились кусты. — Давай, шевелись. Мы пришли.

Я облегченно простонала и обогнала капитана, чтобы скорее добраться до бочки с водой. Мне хотелось умыться, попить и сменить рубашку, перестав ощущать себя вновь лесной девочкой. Душу отдала бы за свой душ с полками, полными парфюмированных гелей, шампуней и прочей женской ерунды, от которой настроение сразу улучшалось. Пахнуть натуральной ромашкой и лавандой, конечно, очень круто, но вот предпочтение — восточным ароматам.

— Куда рванула? — ударила меня в спину фраза.

Резко тормознув, перекатилась с носка на пятку и обратно. Мужчина обошел меня и замер, коротко осмотрев мой внешний вид. Он в отвращении скривился, а через секунду уже вернулся к прежнему отсутствию эмоций.

— Иди к Картеру и попроси перевязать тебе шею, чтобы не начало опять кровоточить, — изрек Леви. — Это приказ, Лангнер.

Я поджала губы.

— Что мне ответить, если спросят, откуда это взялось?

— Так и говори, что я угрожал, а ты, человек с единственной и то прямой извилиной, психанула и полезла на лезвие, — серьезно изрек капитан. — Жду в восемь на этом же месте.

Мои глаза встретились с его. Не шутил, но ждал от меня встречной колкости. Чуть порывшись в себе и не найдя порыва сказать что-нибудь парирующее, лишь молча кивнула и продолжила плестись по дорожке. Про извилины не согласна — в остальном же прав. Думаю, пора начать смиряться со своим положением, местонахождением и прочим, что изменилось. Учиться жить заново, с нуля, а не пытаться дотянуться до призраков недавней жизни. Поменялся не только мир, но и я. Такое не может пройти незаметно. Эта девушка превращалась медленно в ненормальную свою версию, плохо контролирующую вспышки эмоций. Нет, я всегда была импульсивной, но не до такой степени. Поцеловала Леви, потом рванула в лес — уже два идиотских поступка за три с половиной дня. Иду на рекорд.

До бочки я доползла, зачерпнула висящим на ее ребре ковшиком воду и залпом осушила. По подбородку стекали капли, которые я не успела проглотить, и впитывались в рубашку. Жажда пропала. По телу разлилось приятное чувство, сравнимое с поеданием мороженого в тени во время аномальной жары. Следом налила себе в ладонь и обтерла потное после повышенной влажности леса лицо. Ветер быстро высушил его.

Солнце начинало палить. Для конца апреля у них стояла неожиданно солнечная и теплая погода. У нас в Москве в такое время еще лили дожди и столбик термометра не превышал отметку в плюс пятнадцать градусов. Здесь же уже все двадцать по ощущениям. Для меня, как для рожденной на юге страны, такое не могло бы стать минусом. Больше теплых месяцев в году — больше поводов быть в хорошем настроении.

Я не думала о том, куда отправился капитан после нашей утренней прогулки, потому что знала: бродит где-то недалеко. Испытывать его терпение я больше не рвалась, решив, что более рационально будет зарекомендовать себя исполнительной и все-таки адекватной. Произвести второе первое впечатление никогда не поздно, особенно для меня, у которой каждый день — попытка выжить и не выжить из ума. Каламбур.

До домика, в котором поселили двух врачей, а точнее врача Вилли Картера и его помощницу Берту Рид, добралась уже быстрее. Я успела стереть следы крови с шеи и сменить верхнюю одежду на чистую, поэтому ощущала себя получше. Если честно, бинтом перевязать себя могла и самостоятельно, тут не надо много медицинских навыков. Можно, конечно, было сделать так и избежать тем самым возможных вопросов со стороны еще наверняка спящих лекарей-разведчиков. НО! Это жирное и угрожающе нависшее надо мной противопоставление имело вполне реальное представление в лице Аккермана, который узнав, что я в очередной раз ослушалась, точно утопил бы меня. Если он сам не предложил как-то скрыть факт моей раны, то значит так и требовалось поступить. Так, как и приказал.

Но…

Я только занесла руку над дверью, чтобы постучать, как она сама распахнулась. Немного испугавшись, попятилась и обнаружила на пороге продирающую глаза Берту. Футболка ото сна перекосилась вместе с шортами, сползшими на одно бедро, а на голове творился беспорядок. Ну, что-то из разряда «я упала с самосвала, тормозила головой».

— Ой, господи, Ильза! — медсестра вздрогнула не меньше меня, стоило ей заметить перед собой не пустую улицу. — Специально до заикания довести хочешь?

Она была высокой девушкой с копной иссиня-черных волос, всегда завязанных в высокий хвост. Веселая и легкая, болтливая до ужаса, Рид оказалась способной ученицей Вилли, который то и дело нахваливал Берту за способности и талант, а следом порицал за неумение иногда молчать. Ее вопрос сейчас имел подоплеку.

Привычка трещать без умолку не была беспричинной, ведь до двенадцати лет Рид страдала от заикания и предпочитала ничего не говорить, чтобы не слышать насмешек со стороны жестоких сверстников. Излечиться получилось не сразу, но благодаря найденному отцом логопеду из Митры, у нее появился шанс. Понадобилось два года, чтобы ушли запинки из речи. Осознав, что теперь она может общаться без боязни оказаться засмеянной, Берта принялась наверстывать упущенное. Вдохновившись же упорством столичного врача, нашла для себя впоследствии род деятельности, который привел по итогу к Вилли из Разведкорпуса.

— И тебе привет, Берта, — хихикнула я с ее перекошенного лица. — У меня тут небольшая проблемка, — отодвинула воротник в сторону. — Поможешь?

Рид широко распахнула свои темно-карие глаза и за руку втащила внутрь дома.

— А где доктор Картер? — я осмотрелась на наличие еще одного человека в их маленьком обители.

— С утра пораньше рванул какие-то травы собирать, — отмахнулась она и усадила меня на свою кровать и подбежала к шкафу, где они держали все необходимое. — Это что за хрень у тебя на шее? — бросила девушка, пока доставала бинты и спирт для обработки.

Но… я все равно ослушаюсь Его. Не к чему запуганных и убежденных в жестокости капитана Аккермана людей заставлять еще больше верить в этот созданный под влиянием обстоятельств образ. Ему откровенно плевать, конечно, на свою репутацию и то, что о нем шепчутся окружающие, но мне совесть не позволяла очернить Леви в ситуации, в которой все случилось по моей вине.

— Неудачно потренировалась, — правдоподобно буркнула я и стыдливо потупила взгляд. — Думала, что с клинком могу обращаться, но все навыки похерились.

Рид удивленно остановилась около меня.

— Я смотрю, ты только и умеешь себя травмировать, Ильза, — тяжело вздохнула медсестра и уселась на вытащенный из-под стола стул. — Надеюсь, тебе запретят пользоваться оружием до момента, пока не проверишься у специалиста.

М-да, зато честно.

— Как твоя нога? — поинтересовалась Берта и промокнула ваткой рану.

Я стиснула зубы. Жгло.

— Уже болит где-то вдалеке, — я покрутила стопой. — Иногда икру простреливает, но в остальном порядок. Мази Картера творят чудеса.

Черноволосая девушка растянулась в довольной улыбке, словно похвала была в ее адрес.

— Он и правда волшебник, — усмехнулась Рид. — Настолько увлечен медициной и наукой, что не может остановиться в создании лекарств для народа. Вечно что-то пишет, рассчитывает, а следом крошит, режет и смешивает. Они часто с Ханджи разговаривают по поводу Титанов и их природы, потому что пытаются выяснить, как связана зона затылка с их смертью. Почему, например, не передняя часть шеи? Ой, прости, я опять… — вдруг прервалась неловко Берта.

— Мне нравится тебя слушать, — честно ответила. — Ты не пытаешься держать меня на дистанции, как многие, а мне жутко необходим честный и интересный собеседник.

Рид слегка покраснела, смущенно заправляя челку за ухо. Ее пальцы порхали над моей шеей, делая третий виток бинта вокруг нее, и после завязали сбоку небольшим бантиком оставшиеся концы.

— Не знаю как, — Берта красноречиво взглянула на меня, — но резанула ты себя неплохо, поэтому постарайся не мочить и не трогать рану дня два, пока не появится корочка, — дала мне наставления, ногой пнув стул обратно. — Послезавтра перед отбытием заглянешь и мы посмотрим, как обстоят дела.

— Спасибо тебе, — я застегнулась на все пуговицы, стараясь прикрыть бросающуюся в глаза повязку.

Она беспечно махнула рукой, убирая все обратно на полки.

— Чувствую, с тобой в вылазках мне придется запасаться всеми возможными медикаментами.

— Вряд ли я буду участвовать в этих вылазках в вашем отряде и, наверное, вообще участвовать в них, — грусть отобразилась в потухшем голосе, но я поспешно добавила: — Эй, не делай из меня вечную даму в беде!

— Ты смогла продержаться в лесу год без УПМ и выжить, следовательно, не такая ты и «дама в беде», — напомнила Берта и попробовала зажечь переносную печь для походов, расположенную прямиком на дровяной печи. Щелкнуло, но огня не появилось. — Черт…

Она полезла куда-то под все тот же стол, расположенный в центре одной большой комнаты, служившей кухней и гостиной, а после достала баллон с газом. Ага, значит, у них и такое было. Вполне логично, что если они умели заправлять свой привод, то и для готовки придумали что-то, облегчающее бытовую жизнь.

— Будешь чай? — обернулась Рид ко мне.

— Мы на общий завтрак не пойдем? — от мыслей о каше меня стало немного подташнивать.

Четвертый день подряд питаться лишь этим — конкретно надоело моему желудку, который, в принципе, избирательностью никогда не отличался. С голодухи первый раз я от овсянки чуть не улетела, думая, что лучше еды нет на свете. Но вот я уже забираю свои мысли обратно, перерабатываю в антонимичные им и выдаю:

— Было бы у тебя ещё что пожевать…

Я с хитрецой смотрю на такую же с прищуром глядящую в ответ Берту, которая тянулась к ящику в комоде, что стоял в углу.

— Обижаешь, — надула она щеки и внезапно достала оттуда что-то, завернутое в полотенце и бумагу. — Я взяла это с собой из дома на такой вот случай, когда от стряпни местного повара язык начнёт сворачиваться в трубочку.

Рид поманила меня пальцем, а я, подобно ребенку, среагировавшему на пришедшую из магазина маму, подлетела к столу. Ткань оказалась лежащей в стороне, и вот лист зашуршал, раскрываясь и показывая мне… Нет! Я сперва почуяла, как аромат выпечки ударил по чувствительным ноздрям, а лишь после увидела испеченные булочки.

— Как они могут так пахнуть и выглядеть спустя четыре дня? — моему удивлению не было предела. Я на пробу взяла один и немного смяла. — Они мягкие даже!

Берта рассмеялась и осталась довольна моей реакцией.

— Нужно знать маленькие хитрости, — она откусила пирожок прямо из моей руки, смахивая сразу крошки вокруг рта. — Да, получилось лучше, чем планировалось. На, возьми к чаю, — и девушка забрала откушенный, вручая два других.

День начинал налаживаться…

Я впервые за время здесь позволила себе болтать о какой-то ерунде по типу кулинарных секретов и не думать о том, как лучше поставить слова в предложении, чтобы не заделать себя врагом в их глазах. Берта не нападала с расспросами о моем прошлом, а в особенности по поводу проведенного года, и лишь интересовалась планами на будущее. Планами, которых не было. Имела ли я право мечтать здесь хоть о чем-то? Есть ли в этом смысл?

— Ладно еще я, лекарь при развед-отряде, — Рид сменила тему разговора внезапно, заставляя меня сильнее уткнуться в кружку в ожидании последующего вопроса, — мне проще устроить личную жизнь — вокруг все более спокойное. А каково вам, в самом пекле? Вы хотя бы иногда, ну, пар спускаете? — девушка подвигала бровями.

Прямолинейности ей не занимать. Хвалю! Но можно, пожалуйста, применять умение откровенно разговаривать не на мне? Да и откуда мне знать, как у них тут с сексом, если я ни хрена не работала с ними в одном коллективе. Эти дни показали лишь то, какое большинство солдат замарашки, не способные сапоги себе начистить.

— Титанов убиваем — вот и отдушина, — прикинулась профессиональной дурочкой и звучно отпила чай, прижимая костяшки рук к стеклу. — С чего ты речь про личную жизнь завела? Нравится кто-то?

Настала ее очередь неловко отхлебывать остывший напиток, потупив взгляд. Берта, наверное, уже пожалела о своем решении завести такой щекотливый разговор. Впрочем, прошло не меньше минуты прежде, чем помощница Картера доверительно приблизилась ко мне.

— Смеяться будешь, — и она сама же первая не удержалась от смешков, — но, как и множеству девушек из Разведкорпуса, мне нравится капитан Леви.

А вы ловелас, капитан… Сколько сердец успели разбить своей неприступностью? Стоп. Что-то не понравился мне ее тон.

— Не Вилли, с которым у вас множество общих интересов и уже налаженный контакт? — моим скепсисом можно заколачивать гвозди. — Я думала между вами что-то есть.

Берта скованно отставила посуду в сторону и обхватила себя руками.

— Я… Он нравился мне. Я уважаю его, но…

— Но?.. — подтолкнула к развернутому ответу.

— Он сказал, что ему все это не нужно, — она абстрактно взмахнула ладонью, имея ввиду отношения. — Разница в возрасте, много работы, вечное пропадание за опытами.