Глава 1. Золотой перезвон в алом пламени (1/2)

«Смерть придёт, у неё

будут твои глаза».

Когда первые крики разрезали тишину, едва занимался рассвет. Небесный румянец так стремительно окрасился багрянцем алого пламени, будто солнце упало прямо на землю. В открытое окно светлячками залетали огненные искры – некоторые гасли в воздухе, некоторые добирались до самого пола и, гонимые сквозняком, почти попадали на потрепанную старую циновку в самом углу маленькой комнатушки.

Всполохи пламени резали ночь, словно клинок тончайший шёлк на сотни невесомых лоскутов. Звенела сталь, но оглушал другой звук – кровь, что так немыслимо громко капала на землю, будто разбивались хрустальные сосуды на тысячи мелких осколков.

Бай Лао теснее прижался к шершавой глиняной стене, шумно дыша через рот. Воздух был густ, пропитан гарью и солью чужих пота, крови и слёз. Дым и пустынный песок застилали глаза. Причудливые тени тянули к нему когтистые лапы через щель между полом и дверью, а слух разрывали десятки криков, сливаясь в непрестанный вой. Он зажмурился и зажал ладонями уши, отчаянно надеясь, что всё это просто кошмар в час волка [1], пусть и до дикости реальный.

Ему никто не поможет.

Бай Лао очень хорошо это понимал, даже будучи ребенком, едва пережившим свою седьмую весну. Поселение, в котором он жил, не было большим – всего лишь песчинка в море бескрайних песков. Не будь он сиротой, возможно, у него бы был шанс. Но даже в этой крохотной деревушке, ему не было места среди её жителей.

Он не был таким, как они.

- Проверьте дома! Нельзя оставить никого!

Голос, что отдал приказ, прозвучал будто над самым ухом. Слишком юный и звонкий, чтобы принадлежать жестокому воину. Острие клинка медленно расцарапало стену дома прямо за спиной Бай Лао, и ужас, шипастым цветком расцветший в сердце, ядовитой лозой поднялся по позвоночнику прямо к взмокшим волоскам на затылке.

А затем одним мощным пинком хлипкая деревянная дверь слетела с петель.

- Молодой господин! Здесь ребёнок!

И только в этот момент Бай Лао понял, что давно стихли крики, и сталь больше не пронзает чужую плоть – лишь ветер уносит раскаленный, обагрённый кровью песок.

В комнату тяжёлыми шагами вошли двое солдат, рослые, в медных доспехах и с мечами наголо – даже увидев перед собой ребёнка, они не спешили убирать их в ножны. Языки пламени лизали им пятки, словно верные псы, и феникс величественно расправил крылья на нагрудных пластинах. В их угольно-чёрных глазах не было жалости, лишь презрение.

Бай Лао не был единственным ребёнком в этой деревне. Он прекрасно понимал, раз дело дошло до проверки домов, значит со всем остальным уже покончено. И пусть он не был таким, как все остальные, у этих солдат не было причин его щадить. Когти сами собой впились в циновку, раздирая её до самой земли, мягкой от тепла его тела и горячей от полыхающего вокруг пожара. Клыки сомкнулись до скрипа, перетирая летающие в воздухе песчинки в пыль. И пусть в этом не было смысла, Бай Лао зарычал. Это не было звуком свирепого хищника – так мог бы рычать щенок, загнанный в угол, - отчаянно и жалко. Солдат это лишь позабавило.

- И в чём проблема? Неужто вам, вдруг, понадобилось одобрение?

На мгновение Бай Лао показалось, что лица солдат исказила гримаса усталости, будто бы тот, кого они звали «молодым господином» причиняет им ужасную головную боль.

- Да он странный какой-то, - сказал один из них, небрежно бросив фразу через плечо.

- На полукровку похож, - добавил второй, шумно вздохнув. Выглядел он довольно статным и умелым в бою, и вся эта ситуация, должно быть, порядком его раздражала. Он посмотрел на сжатого, словно пружина, ребёнка и провел широкой ладонью ото лба вниз к щетинистому подбородку; черная сажа с его перчатки оставила на лице три слишком ровных полосы. А затем он сделал то, что удивило и первого воина, и самого Бай Лао, на мгновение прервав его надрывное рычание, - с размаху убрал меч в ножны.

Комната погрузилась в вязкую тишину, словно в зыбучие пески. И в этой тишине громче, чем хотелось бы послышались шаги – слишком торопливые и шумные.