Глава 37. Мальсибер-холл. Часть 2 (1/2)

Хината видела блеск клинка в ярком солнце и замах — осознанно заставила себя не реагировать резко, лишь отдёрнула ноги, когда кунай вонзился в землю в метре от неё.

— А теперь объясни мне вот это.

— Что именно? — Хината подняла голову, посмотрела на миссис Мальсибер с вежливым вопросом, сознательно не допуская перехода на стальной тон шиноби, разоблачённого потенциальным противником.

Возможно, и вовсе следовало притвориться напуганной и смущённой. Однако Хината не желала начинать отношения с матерью друга с притворства: в будущем это непременно бы сыграло против неё. В том, что у них с Реем есть будущее, Хината не сомневалась.

Миссис Мальсибер отклонилась назад, её ясный взгляд наполнился удивлением и жгучим любопытством. Создавалось ощущение, что на каждом повороте этой беседы она получала совершенно не ту реакцию, которую ожидала.

— Ты глупая или прикидываешься? Правда не видишь ничего, требующего объяснения?

Хината отложила вязание и заученно выпрямила спину, сложила руки на коленях.

— Я лишь уточняла, какую именно часть истории вы просите прояснить, мэм.

— Это, для начала, — миссис Мальсибер указала на кунай у ног Хинаты.

Потянувшись, Хината выдернула его из земли и подняла на уровень лица. Трансфигурирован из чего-то, конечно, как и тот, в который Хината столь необдуманно превратила пуговицу для столкновения с Мариусом. В самом деле, зачем она это сделала? Пусть далеко не так сильна физически, как прежде, и Мягкое касание не отрабатывала годами… «Наверное, потому, что кунай — это первое оружие, которое мне дала Коноха», — подумала Хината, ловя солнечный блик поверхностью клинка.

Тайдзюцу было дано ей кланом и служило для защиты себя, химе из главной ветви, а также возвеличивания имени Хьюга. Кунай же предоставила Коноха — и именно она в сознании Хинаты ассоциировалась с защитой других.

— Такой нож ассоциируется у меня с защитой близких, — ответила она, не глядя на ведьму напротив. За ночь Хината придумала ложь, которую теперь надлежало правильно подать. — Мой брат… Майкл, он рос в семье до того, как попал в приют, и дома много читал. Вместе с ним много читать стала и я, в особенности энциклопедий: мы специально брали всё больше и больше их в библиотеке нашей магловской школы, чтобы удовлетворить любопытство, обращённое к миру. И в одной из них мы увидели такие клинки… — она осторожно прикоснулась к грани: острая. — В тот же день на меня напали задиры постарше. Майкл вступился за меня и, я думаю, у него произошёл магический выброс: он превратил карандаш в… кунай, — она произнесла знакомое с детства слово так, словно было оно полузабытым сном. Впрочем, возможно, оно в самом деле им стало. — Благо, задир спугнула учительница. Они попытались пожаловаться, что у Майкла нож, однако учительница, самой собой, нашла у брата в кармане лишь карандаш, — она улыбнулась и наконец посмотрела в глаза миссис Мальсибер. Та так и сидела в напряжённой позе на бортике декоративного водоёма, на него же опираясь ладонями, — и, хвала всем высшим силам, в её взгляде не было сомнения. Лишь интерес.

«Она в самом деле плоха в чтении людей», — отметила про себя Хината, зная, что это придётся по душе Итачи.

— До Майкла никто и никогда за меня не заступался, — соврала она, вновь опустив взгляд на кунай, неспешно оглаживая пальцами его металлические бока. А те начали оплывать: сталь делалась всё менее твёрдой и холодной с каждой секундой, пока не обратилась тёплой шершавой корой сухой ветки. Хината достала волшебную палочку. — Когда Рей попал в ловушку, я… я испугалась, мэм, — она прикрыла глаза, вспоминая формулу, которую в миг опасности составила буквально за пару мгновений. — Кроме брата у меня есть только Рей. Магия сама нашла выход, как годы назад у Майкла, — короткий взмах — ветка заострилась на концах, обернувшись огромной портняжной иглой. — Ну вот, а сознательно так не выходит, — сокрушённо вздохнула Хината и сняла неловкое превращение.

— Пф, магия сама нашла выход, ну-ну, — фыркнула миссис Мальсибер, вновь делаясь похожей на рассерженную кошку. — Вы, маглорождённые, небось ещё и в одушевлённость магии верите?

— Я верю в то, что магия — орудие, направляемое человеком, — возразила Хината, вспомнив слова Рея об убеждениях его матери. — Чтобы его направлять, впрочем, не всегда нужно осознавать, что делаешь.

— Тело двигалось само?

— Именно. Рефлексы древнее и сильнее наших осознанных желаний и устремлений, — Хината отложила ветку и вновь взялась за спицы. — Мой рефлекс — защищать, и он, похоже, в критической ситуации полностью берёт управление мною под свой контроль.

Миссис Мальсибер дёрнула щекой и поджала искусанные губы.

— На одном рефлексе далеко не уедешь, детка. Продолжишь соваться под мечи тренированных бойцов — умрёшь рано и в мучениях.

— Лучше я, чем дорогие мне люди.

Раздражённо зашипев, миссис Мальсибер сорвалась с места и надвинулась на Хинату; уперев кулак в бок, ткнула в девушку пальцем.

— Сделай дорогим одолжение, девочка: сперва научись себя защищать, а уж потом суйся спасать других!

Это начинало быть неприятно. Хината мелко нахмурилась, держа спину прямой, а спицы — крепко сжатыми в руках.

— Я учусь, миссис Мальсибер.

— Чему ты там учишься и у кого, а? Тц, эти дети… Ты в курсе, что от того, что держишь клинок, ты защищённей не становишься?

— Разумеется, мэм, — проговорила Хината с холодком.

— Ну подъём тогда! — миссис Мальсибер отобрала у неё вязание — Хината позволила — и как попало бросила в коробку, отступила на несколько шагов и жестом потребовала, чтобы Хината следовала за ней. — Покажешь, что ты там умеешь и знаешь.

***

«Я сам себя загнал в угол», — снова подумал Итачи, задушив эмоции, отгородившись от них самой крепкой стеной, на которую был способен без медитации. Голоса в гудящей голове притихли. Вместе с этим к нему вернулась способность к логической оценке ситуации, и Итачи полностью сосредоточился на окружении, забывая о себе.

В древнем зале, полутёмном, заставленном стендами с зачарованным оружием, коптили факелы на стенах, и их дрожащее пламя отражалось на поверхности клинков. Честная, понятная сила вместо ставших привычными Итачи в этом мире недомолвок и непонятых приспособлений, выставляемых для демонстрации сильными мира сего. Так директор Дамблдор держал в кабинете десятки тревожаще позвякивавших приборов; так леди Бёрк скрывалась за семейными артефактами. «Здесь всё, что тебе нужно знать о нас», — сказал Реджинальд Мальсибер, открывая перед Итачи двери этого зала. Он не врал — Итачи бы почуял; открытая, честная сила есть основа всей, что имеется, мощи Мальсиберов. Что ж, приятная перемена.

Итачи был интриганом, не любившим интриги. В отличие от людей, увлечённых игрой, он не получал удовольствия от маневрирования, обманных ходов. Возможно, поэтому поладил с Кисаме: прямолинейным и честным человеком, который не играл с врагом — устранял его без фальшивых улыбок, а товарища бы ни за что не бросил бесславно подыхать. Сам убить ради блага миссии мог — но не бросить. Из той ли Реджинальд Мальсибер породы?

— Вы сказали «как и ожидалось», — проговорил Итачи, отпуская плечо Рейнальда и поднимая голову к его отцу, замершему в нескольких метрах с волшебной палочкой наготове. Именно по ней прошёлся взгляд Итачи, прежде чем встретиться с собранным взглядом Мальсибера-старшего. — Чего именно вы ожидали?

Его выразительное внимание не осталось незамеченным. Мальсибер тоже мельком посмотрел на собственную палочку, оценивающе — на Итачи и, вероятно, решил, что «магический выброс» прошёл без намерения повториться. Убрал оружие и ответил:

— На том заседании Попечительского совета ты сказал, что учился сам контролировать свою магию. Это привлекло наше внимание ещё тогда, — Итачи нахмурился: вспомнил, как после того его заявления Мальсибер и его приятель Трэверс расхмыкались. — Да, да, показалось смешным, не делай такое лицо. Трэверс мне тогда сказал: чудо, что парень не свёл себя с ума и не изувечил. Такое часто случается, когда юный волшебник сознательно пытается взять свою магию под контроль без должного присмотра. Особенно когда речь идёт о значительной магической силе: чем она больше, тем выше шанс сломаться под её давлением. Не направленная должным образом, магия уходит вглубь и пускает ядовитые корни. Так что я бы больше удивился, если подобного, — он дёрнул подбородком в сторону Итачи, — не случалось бы вовсе. Учитывая, как туго ты себя запаиваешь.

— Я никогда не думал об этом, — удивлённо проговорил Рейнальд.

— Потому что тебя контролировали на каждом этапе познания магии. Этот окрас глаз, — Мальсибер-старший поймал взгляд Итачи, буквально впился в него собственным, словно ища в чёрном омуте отблески красноты, — говорит о том, что некая способность, предопределённая особенностями магической крови сила в тебе была заперта внутри и выход находит лишь в ситуациях сильного стресса.

«Так же Альбус Дамблдор объяснил Бьякуган Хинаты, — вспомнил Итачи. — Видимо, это в самом деле первое, о чём думают волшебники в подобных случаях… благо для нас».

— Благодарю за это знание, я приму его к сведению. Как оно связано с вашим желанием убедить меня, что вам можно доверять?

— Самым прямым образом. Подобные тебе «маглорождённые» не берутся из ниоткуда, за такими всегда стоит тайна, — Мальсибер-старший помрачнел. — Урок, хорошо усвоенный.

— Отец?.. — подался к нему Рейнальд, и Мальсибер-старший мимолётно махнул рукой, заранее отклоняя его невысказанный вопрос, прежде чем обратить жёсткие слова к Итачи:

— После прошлого лета тобой многие заинтересовались, Майкл Холмс. Ты сам в этом виноват: слишком громко о себе заявил на совете. Что бы ты там ни думал с высоты своей гордыни, его составляют не дураки, а люди опытные и повидавшие всякое и всяких, — он посмотрел на вытянувшегося в струну сына. — Мальчишка Розье получил задание разузнать о Майкле от Рудольфуса Лестрейнджа, верно?

— Верно, — поражённо проговорил Рейнальд. — Но откуда?..

— От Паркинсона, конечно, — ответил Мальсибер-старший так, словно считал это очевидным. — Он хорошо натаскал сына, и Гектор внимательно следит за ситуацией на факультете.

— Кажется, я зря ему так доверял, — смутившись, пробормотал Рейнальд себе под нос.

— Не доверял бы — я бы мог вовремя и не узнать, что ты у старой карги Бёрк.

Рейнальд отвернулся, притворяясь безмерно заинтересованным в старинных кинжалах; на его впалых щеках разгорался пожар румянца. Будь здесь Хината, непременно бы прониклась противоречивыми отношениями этих отца и сына — Итачи оставлял это ей, сам же концентрируясь на более важных вещах.

— Рудольфус Лестрейндж действует по указу отца? — Итачи доводилось несколько раз слышать о нём в гостиной Слизерина — и все уловленные свидетельства о жестоком Келвине Лестрейндже не сулили от его интереса ничего хорошего.

— Своего отца, Блэков, Малфоев — у них в последние годы очень тесная связка, — судя по тону, старшего Мальсибера это не радовало. — Благо, они не догадались бросить на решение твоей загадки более изощрённый ум. Рудольфус — ребёнок по сравнению с настроенным на цель Эдвардом Паркинсоном; нам удалось сбить его со следа.

Итачи мимолётно прикрыл глаза, давя раздражение.

— Говорите прямо, мистер Мальсибер. Довольно загадок.

— Правда, — согласился маг. — Паркинсон решил задачку твоего происхождения.

Сердце коротко, жалко ухнуло. И эту почти-цель для существования у Итачи отобрали.

— И кто мои предки?

— Блэки.

— Оу! — выдохнул Рейнальд и взглянул на Итачи совершенно другими глазами. Как будто между ними сократилась дистанция — и в то же время образовалась пропасть.

Ни это наблюдение, ни предоставленная информация не вызвали в Итачи никаких эмоций. В сердце была лишь звонкая пустота — и это был ещё один дурной знак.

Эмоциональная кома. Значит ли это, что голоса в голове — его единственная возможность испытывать чувства?

— Ты опять это делаешь, — проворчал Мальсибер-старший. — Запаиваешься. Я начинаю подозревать, что Блэки добрались до тебя раньше и без разбору и пощады выжгли части личности.

Его прямолинейность была потрясающа в своей полноте, и Итачи осознал: когда этот маг говорил загадками, то происходило не от желания утаивать, но из-за непривычных попыток подобрать слова. Такое бывает с людьми, предпочитающими дела разговорам.

Вновь на ум невольно пришёл напарник — и тут же его весёлое-многозначительное «Хех!» рокочущим эхом прокатилось в подсознании, а против логики успокаивающее присутствие ощутилось весьма отчётливо. Итачи мотнул головой, обновляя барьер в попытке удержать при себе внутренних демонов.

— Смею вас заверить, на мою личность не было посторонних воздействий. Моя неяркая реакция вызвана тем, что я и прежде, посвящая время размышлениям о своём происхождении, приходил к выводу, что могу являться потомком кого-то из чистокровных. У меня есть причины так думать, — добавил Итачи в ответ на внимательный и почти одобрительный взгляд старшего Мальсибера. Этот взгляд заметил и Рейнальд; торопливо произнёс с вежливым полувопросом:

— Выходит, отец Майкла — Альфард Блэк? — и в голосе его искреннее любопытство переплелось с попыткой набить себе цену.

— Нет, — разуверил его отец. — Ситуация сложнее, — и он наконец заговорил чётко и прямо, и переход на более привычную манеру изъясняться без неуютных попыток быть деликатным, чувствовалось, вызывал у старшего Мальсибера облегчение: — У Финеаса Найджелуса Блэка, того самого директора Хогвартса, сестра вышла за магла, за что была изгнана из рода. Этому маглу Айла Блэк родила волшебницу-дочку, в которую влюбился один из сыновей всё того же директора Блэка, Финеас. Связь с опальной кузиной ли или откровенно про-магловские взгляды стали причиной его изгнания из рода — неясно, но скорее всё-таки взгляды, — Мальсибер усмехнулся чему-то, и голос напарника в голове Итачи мгновенно прокомментировал:

«Ставлю сотку, они с приятелями как следует обмусолили эту ситуацию. Особенно трах с кузиной…»

«Кисаме», — укоризненно шикнул на собственное подсознание Итачи, осознал это, мысленно цыкнул и обратился в слух.

— …Однако факт остаётся фактом: твой отец, Майкл, — результат этого союза.

— Оу, — вновь выдал Рейнальд, а перед внутренним взором Итачи возник форзац новейшего издания «Генеалогии чародейства» [1] и два чёрных круга на раскидистом семейном древе британских чистокровных. Ещё Шисуи с танто вместо указки, а потому Итачи полностью выдернул себя в реальность.

Оба Мальсибера глядели на него такими одинаковыми серыми глазами — невольно приходили на ум глаза Хинаты, вернее, иллюзия, созданная зачарованными очками, — в ожидании хоть какой-то реакции. И Итачи спросил, ведь вопрос отменяет необходимость реагировать-комментировать:

— Мой отец родился сквибом? Он точно не учился в Хогвартсе, кроме того, я никогда за почти шесть лет в его доме не видел от него никаких проявлений магии.

— Мы не выясняли: пока не было нужды.

— Её и нет — это банальное любопытство, — отозвался Итачи, вновь отталкивая с поверхности подсознания призрак, на этот раз Сэма Грейсона, храбро бросающегося в горящий дом соседей, чтобы спасти их малышку. — Итак, мистер Мальсибер. Вы потратили время и ресурсы, собственные и своих товарищей, чтобы больше узнать о моём происхождении. Что из этого следует?

— Теперь я не знаю, — честно ответил Мальсибер-старший. — То, как ты себя повёл вчера, и твоя дружба с Реем многое изменили. Я в долгу у тебя, Майкл. Поэтому можешь быть спокоен за сохранность своего секрета.

— И происхождения, и глаз? — педантично, с нажимом уточнил Итачи.

— Само собой, — Мальсибер-старший вновь достал палочку: — Именно поэтому я привёл вас сюда: чтобы ты, Майкл, и Рей среди старой магии нашего рода принесли клятву товарищества.

— С-серьёзно? — пробормотал Рейнальд севшим голосом. — В смысле, это же…

— Хорошая клятва, у меня такая же с Паркинсоном, — перебил его отец, вновь посмотрел на Итачи. — Магией заверенное обещание не предавать и не действовать во вред. Внутри такого договора и каждый секрет сохранен.

— А что насчёт вас? Как я могу быть уверен, что мои секреты не выдадите вы сами?

— Майкл! — возмутился Рейнальд, но сам испугался ясной ярости собственного тона и смутился. «Возможно, из него ещё и получится воспитать опору для Хинаты», — походя подумал Итачи, не отрывая взгляд от Мальсибера-старшего.

— Разумная предосторожность! — согласился тот. — Но можешь быть спокоен: как глава рода, я обязан действовать исключительно во благо его членов. Идти же наперекор клятве, данной кому-то членом рода — во вред, — он слегка улыбнулся. — Понимаешь теперь, что я тебе предлагаю?

«После него Рейнальд станет новым главой рода Мальсибер, и именно с ним мне предлагают принести клятву. Это звучит как очень большая уступка и огромная инвестиция в будущее».

— Понимаю, — медленно наклонил голову Итачи. Просто умного маглорождённого на его месте подобное предложение бы банально купило: слишком смущающе лестное, слишком заманчивое. Итачи же не мог поддаться: он чувствовал наличие второго дна. — Почему?

— Что почему?

— Почему вы предлагаете мне подобное, едва зная?

Ответил Мальсибер-старший не сразу: опять подбирал слова, и это его раздражало.

— Наступают мрачные времена, — наконец проговорил он. — В такие важно иметь товарищей, на которых гарантированно можешь рассчитывать в любой ситуации.

Итачи это не удовлетворило. Однако вместо слов он уставился на мага: прямо и въедливо, глаза в глаза. Тяжёлое, требовательное внимание — от такого крайне неуютно, а ещё трудно молчать. Мальсибер-старший нахмурился, отчеканил:

— У тебя, Майкл, два варианта на выбор. Первый — союз с Реем, с нами. Второй — стать игрушкой Блэков, ведь нет ни шанса, что они рано или поздно не узнают о твоём происхождении. Это, конечно же, отразится и на девочке, Хлое…

— Я этого не допущу! — решительно заявил Рейнальд и на этот раз и не подумал смущаться, повысив голос. — Хлоя достойна лучшего, и я хоть сейчас поклянусь оберегать её от всей этой мерзости, этих… игр!

Усмехнувшись себе под нос, Мальсибер-старший легко хлопнул сына по плечу, вызвав у того удивлённое вздрагивание. Итачи же прищурился, размышляя. Пока те не касались Хинаты, у Итачи не было проблем с принесением клятв магам: он всё равно не задержится в этом мире надолго, а с мертвеца взятки гладки. Если же благодаря связи через клятву чем-то вроде предсмертного требования получится обязать Рейнальда до конца своих дней заботиться о благе Хинаты — и вовсе отличный расклад.

Как понял Итачи по урокам истории магии, книгам и оговоркам волшебников вокруг, у магов с клятвами особые отношения — чуть ли не более трепетные, чем у шиноби. Впрочем, в отличие от шиноби, у которых всё держалось на чести и внутреннем чувстве долга, у волшебников клятвы подкреплялись магией, которая в случае нарушения обязательства была способна причинить неверному проблемы вплоть до гибели.

«То есть ты теперь собираешься умереть так, чтобы убил тебя мой напарник, но при этом у Рейнальда было время выслушать твоё предсмертное желание и обязаться его соблюдать? — с издевательским скепсисом бросил ему призрак Сасори. — Ну-ну».

Итачи от него отмахнулся: он в принципе не любил слушать кукольника, кроме того, убедил себя, что уж просчитать-то расклад на последний бой сумеет. Ему не впервой.

Что же касается ощущаемого второго дна… Так ли оно важно, если Итачи умрёт раньше, чем маги успеют им воспользоваться? Главное убедиться, чтобы никакие его долги не легли на Хинату после гибели брата.

— Я согласен, — произнёс Итачи — и вновь не ощутил ничего. Звон тишины в груди, казалось, усилился — и мощи ему придало чувственное заявление Рейнальда. Вот он полон эмоций, полон огня; обучить, поднатаскать — и будет он верным, надёжным напарником для Хинаты. Она же сама и улучшит его: уже проделала огромную работу, а ведь всего полгода прошло.

Хинате вовсе не нужен такой пустой внутри человек, как Итачи. Его огонь уже давно погас, а в подсознании шумел водопад. Зовущий.

— Отлично, — отрывисто кивнул Рейнальд, раскрасневшийся, но уверенный в своём решении. Он шагнул было ближе, его отец поднял палочку — Итачи остановил обоих:

— Однако сперва я хочу ознакомиться с текстом и механизмом действия клятвы.

***

Напряжённо замерев на бортике декоративного водоёма, Хината тяжело дышала, не отрывая взгляда от женщины напротив. Давно уже никто её так не гонял! Миссис Мальсибер выпускала чары чудовищно быстро, и пусть все заклятия были простые, вербальные, о защите Хината не успевала думать — тут бы увернуться! Принять удар не позволяли гордость шиноби и новое, малопонятное пока зудящее желание не давать повода в себе сомневаться конкретно этой ведьме.

Миссис Мальсибер, в свою очередь, казалась удивлённой. Убрав волшебную палочку, она откинула с лица выбившиеся из пышного хвоста волосы и спросила:

— Ты что, в квиддич играешь?

— Нет, мэм, — быстро моргнула пару раз Хината. Оценив расклад, выпрямилась, легко спрыгнула с бортика на гравийную дорожку и подошла ближе к ведьме.

— Тогда что? Суёшься во все самые опасные места старика Хогвартса? Откуда у тебя такая реакция, детка?

Хината пожала плечами.

— Интересная какая-то у тебя кровь, — пробормотала миссис Мальсибер, но Хината не стала вежливо игнорировать:

— Кровь, мэм?

— Кровь, наследие, гены — как хочешь называй. У тебя в родословной пробегал некий интересный волшебник.

— Ах, вы об этом, — Хината спокойно улыбнулась. — Простите, меня это мало волнует. Мне более интересно, чего я смогу достигнуть, если буду усердно тренироваться.

— Многого, — бросила миссис Мальсибер, её щека сильно задёргалась. — Как и любой, кто не боится тяжёлого труда.

— Я не боюсь, — сказала Хината и легко наклонила голову набок — ожидала реакции.