Глава 16. Ещё немного яда. Часть 1 (1/2)

Девочкам оружие в руки давать не принято с тех пор, как Талания прирезала первого короля. Боялись, так и дальше пойдёт, а это опасно: в Олдленсе полно красивых и жадных до власти дев — короли все закончатся через годик-другой!.. Смеёшься? Правильно делаешь. Не тот опасен, у кого острый меч — острый ум важнее. Убивает-то не меч, человек. Чтобы избавиться от врага, способов и так предостаточно. Можно толкнуть в обрыв, задушить во сне, подсыпать цианид на пиру или медленно травить ртутью, подбросить в постель ядовитую змею, подрезать подпругу, накормить коня беленой, заставить интригами всех ополчиться против… Да и ножи для масла слуги слишком уж сильно стачивают от большого усердия — мало ли что случится?

Из размышлений Фарина

Эмонрив. 10-е Прихода Бейтэ, первого месяца осени.

В погребе Зелёной башни был слышен лишь холод да треск догорающей свечи.

Говорили, надежда придаёт сил. Стойкости там, смелости и ещё кой-чего по мелочи. Но Лика себя больно уж смелой не чувствовала. Отлавливая Отину в тёмных коридорах замка и договариваясь о встрече, она ужасно трусила.

Никакого настоящего вреда девчушка одиннадцати лет учинить, конечно, не могла, но должна была понять всё, взглянув ей в глаза. Понять и возненавидеть — имела ведь право. Всё, что произошло с Бехом, Вальком и наёмником — это же Ликина вина и только.

Но страх оказался пустой: Отина, явившись в срок и свесив ноги с бочки, спокойно, не по-детски серьёзно и внимательно выслушала рассказ Лики. Ненависти не было: она лишь раздражённо махнула рукой. В свете единственной свечи не особо разглядишь, но, кажись, ещё и глаза закатила.

— Это неважно. Разве ты не поняла, что совсем тут… — Отина замялась и опустила курчавую голову, так и не договорив. А затем торопливо ткнула пальцем в стоящую у входа Халу. — Этой чего надо? Что за помощь хочет?

Хала, затянутая сегодня в атлас, красный в цвет камня в кулоне, на недоверчивый взгляд лишь сильней выпрямилась да улыбнулась.

— Лика ж сказала уже, котёнок: мне и того хватит, что справедливость восстановится и правильный король на трон сядет.

— Лика не слишком умная, — заявила Отина просто, без обиняков. — А таким, как вы, это на руку.

— Таким как я?.. — улыбнулась Хала ещё шире, обнажая желтоватые зубы. Развела холёные ручки в стороны, плавно качнула бёдрами, как бы говоря: таких как я нет. — Мне не нравятся равентенцы. И король, что нынче. Я его не знаю, но уже не нравится. Я всегда говорю правду, котёнок. Любой знает…

— Самые большие лжецы те, что говорят, будто никогда не лгут, — перебила Отина со знакомой кривой ухмылкой.

Хала улыбаться перестала. Да ладно бы только это — она недовольно фыркнула и резво развернулась на каблуках.

— У меня есть гордость. Раз уж вам не нужна помощь… — она поправила медные локоны, медленно разгладила тяжёлый подол и сделала шаг к закрытой двери.

Лика, немного замешкавшись от неожиданности, подорвалась было с места, чтобы остановить. Но тут снова прозвучал звонкий девичий голосок:

— Вы будешь слушать всё. А то сдам вас.

Хала остановилась. Оглянулась через плечо. Простое её лицо наконец лишилось самодовольства.

— О, наивное дитё. У нас с Ликой договор. Сдадут меня — я её тоже сдам.

— У меня договора нет. Я сама и вас, и её сдам.

Лика тоскливо вздохнула. Она была уверена, что не сдаст.

Хала тоже на угрозу лишь рассмеялась.

— Настырная, — оценила она и по-свойски растрепала пятернёй чёрные кудри. Отина чуть не упала с бочки, пытаясь увернуться, но Хала будто не заметила: уселась рядом и продолжила заговорщицким шёпотом: — Я это уважаю — страсть как. Поэтому, так и быть, для тебя стану не просто честной, но и искренней в довесок, — пообещала Хала и, прошептав что-то торопливо девчушке на ушко, отстранилась.

Отина ещё раз, прям с ног до головы, её осмотрела: того и гляди — дыру протрёт. Сощурилась.

— Ладно — наконец сказала.

Лика осторожно улыбнулась. Ладно вышло. Сговорились-таки, пусть обе и больно умные, а Отина ещё и капризничать удумала. Глядишь, и впрямь выйдет теперь чего путное с их Делом.

Улыбка стыдливо померкла под насмешливым взглядом темных глаз Халы. Но интерес к Лике та скоро растеряла и вновь заговорила с девочкой:

— Вот и ладненько. Нас ты послушала, а сама чего интересного расскажешь, котёнок?..

Рассказывать Отина из вредности своей опять не торопилась. Вместо того легко спорхнула с бочки, прогулялась до двери, прислушалась. Но без их голосов погреб оставался до раздражающего тихим.

— Наши в Оранжевой башне. Казнь послезавтра… Розовую башню закрыли почему-то, — заговорила наконец Отина, подперев спиной дальние ящики. Задумалась. Скрестила руки у груди. — В городе всё хорошо, нападать не собираются… Равентенцам не нравится, когда Бейвы ведут себя как хозяева… А! — оживилась, что-то ещё припомнив. — Магия сарверинов не действует из-за камня… какого-то. Какого — не знаю. Но могу узнать.

— Не забивай свою головёнку, — вновь пожала плечами Хала. Белая ручка с печаткой потянулась было к ключицам, но опала и устроилась на бедре. — Спасибо, котёнок. Этого хватит. Всё устрою в лучшем виде.

Стало совсем тихо, ведь говорить было больше не о чем. Они просто стояли и переглядывались в неверном свете свечей… Как настоящие заговорщики.

По телу забегали мурашки, а в груди приятно защекотало. Хотя, мурашки — эт, мож, просто от холода. Страх пропал… или нет, не так: страх просто стал маленьким и безобидным. Казалось, это сон, греза, где даже такая как Лика сумела отхватить себе дельное приключение, стать кем-то сурьёзным.

Глупо так.

Хала мерзливо передёрнула плечами и нетерпеливо вздохнула.

— В общем, за обедом сами и увидите. И вечером ещё почирикаем, давайте? А пока — по местам!

Она трижды нарочито хлопнула в ладоши, подражая старшей служанке Астре. Вышло забавно, Лика едва сдержала нервный смешок. Вместо того охнула: Хале на шею вдруг бросилась Отина.

Лика решила уж ненароком, что девочка госпожу душить удумала, и бросилась разнимать, но та зачастила что-то благодарное, сжимая опешившую Халу в объятьях и всхлипывая. Хала вытаращила глаза и попыталась отстранится. Лика мялась в стороне и старалась поймать Отинин взгляд, надеясь, и вместе с тем боясь, найти в его ядовитой зелени слёзы, а не насмешку.

Может, и впрямь благодарна? Быть может, опять боялась она, опять страшно ей было без брата, как тогда, в Дегрове, а рядом — никого близкого, чтоб помочь? Так может — помочь сейчас, обнять, выслушать?.. Но когда Лика наконец собралась с духом, Отина, вдоволь попялившись на Халу блестящими от слёз глазами, уже вылетала из комнаты.

Хлопнула дверь. Одну из свечей задуло сквозняком.

— Она вообще… не блаженная какая? — спросила Хала со смешком.

Лике казалось, смеяться над таким некрасиво. Девочка-то — сиротка. Помнится, в Дегрове так же и на неё бросалась, когда верить стала — просто тепла материнского искала.

Но когда Лика попробовала пристыдить, Хала лишь фыркнула и с недовольством принялась разминать пострадавшую шею. А потом, опустив ладонь к ключицам, замерла испуганно.

— Госпожа?

— Кулон стянула, зараза, — выплюнула сквозь сжатые зубы.

Лика глянула на дверь и разочарованно вздохнула. Вот оно как. Ещё какая зараза. Страшно подумать — она ведь почти сама поверила, будто девочка научилась благодарности, после всех своих подлых штук!.. Но, видно, чужеземная кровь посильней доброго обращенья.

— Простите, госпожа… — Лика зажмурилась, готовая получить выговор иль по шее за то, что не уследила. Но Хала на неё и не глянула: подобрала юбки, прошипела ещё пару ругательств и бросив «До вечера», мигом исчезла за дверью.

Лика с опаской попялилась ей вслед: точно не передумает? Ещё немного побродила по погребу со свечой, поражаясь тому, как тут было сухо да чистенько. Попыталась разглядеть иль пощупать, чего там в свёртках да ящиках — об один споткнулась и чуть не растянулась. Потыкала в одну из подвешенных у стены тушек, чтоб различить телёнок то аль агнёнок. Наконец, тоже вышла в коридор, прежде для приличья набрав в передник яблок — а то вдруг спросят, за чем ходила?

Старая часть замка тоже встретила холодом, но иным — липким, колючим, заползающим под просторную рубаху. Хотелось хоть немного её оправить, да вот ноша не давала.

Лика ногой захлопнула дверь, задула свечу, чуть обождала, чтобы вернуть застывающий воск в кармашек. Заткнула разболтавшуюся холстину за пояс. Пару яблок резво бросились с края передника и покатились по зеленоватым камням. Лика поспешила за ними и, уставившись в пол, умудрилась в кого-то влететь, ударив плечо.

— Ты чаво удумала? Яблоки тыбришь? — ворчливо донеслось сверху.

— Нет, матушка, — тут же откликнулась Лика, выпрямляясь. Слава Праматерям, плечо почти не болело, а в голове почти тут же всплыл ненароком услышанный на кухне разговор. — Леди Селма это… Пирога господину Анрику просила, а забыли все. Вот я и того… — она дёрнула подбородком в сторону погреба.

Мать уставилась на оставшиеся яблоки. Кивнула довольно.

— Молодец, — сказала просто. — Подымай и идём… Ну? Я с кем говорю, Лик?

Лика очнулась от оцепенения и подобрала наконец упавшее. Услышать похвалу от Каменной Морис удавалось редко, и сейчас, незаслуженная, та только горчила. Врать мамке даже по такой мелочи было стыдно. Да и какая это мелочь, коль нужна чтоб скрыть большой обман?

На кухне яблокам не обрадовались. Полный пожилой повар и впрямь забыл о просьбе леди, поэтому лишь обругал: мол, щас у него уж времени нет заниматься проклятой выпечкой. Мать обругала его в обратку, снова ввернув пару заумностей о том, как должна себя вести хорошая прислуга, так что бедный дядька чутка попыхтел, но сдался и поручил Анриков пирог одному из помощников.

Ковырялся тот долго — жуть, других дел было по мелочи, и Лика, сгорбившись в углу над нечищеной картошкой, успела много раз пожалеть, что сама не вызвалась печь. Мысли было нечем занять, вот туда и лезли опять глупости какие-то: дескать, Хала в обед их собиралась «синеглазым» сдать.

Пальцы немного подрагивали, пока Лика помогала расставлять блюда и раскладывала приборы. Она даже не сразу вспомнила, что «синеглазым» приборов не положено.

Начиналось всё как обычно: пришёл младший, тот, что с длинной косой да бумажками, затем его старый и толстый учитель протащил в столовую за шкибот, как нашкодившего кутёнка, упирающуюся Отину — поди, она и своим как-то напакостить умудрилась. За ними степенно вошла леди Селма с детьми, завешенная драгоценностями.

Как ни в чём не бывало, заявилась и Хала: встала у прохода к кухне с прочими слугами и смирно склонила рыжую голову. Она успела сменить яркий атлас на простое платье из холстины, но к ней всё равно все обернулись — так уж редко видели. Глянули на неё даже господа. «Синеглазые» — с ленцой, леди Селма — с ледяной злобой. Но та на личике леди задержалась ненадолго, и даже дети в кои-то веки повеселели — следом вошёл господин Анрик.

Его Лика видала от силы дважды, да и то мельком. Он ей казался очень сурьёзным и взрослым, пусть вблизи и стало понятно, что старшему сыну леди Селмы даже меньше двадцати. У него были материн курносый нос, её же здоровые голубые глазищи да тёмные волосы, но не было её холода.

Анрик слегка кивнул «синеглазым», поцеловал матери руку, чем почти вызвал у неё улыбку. Взлохматил волосы брата.

— Как успехи с музыкой, дружок? — спросил искренне.

Мальчишка скуксился, напомнив хорошенького воробушка, и пробурчал:

— Уже скучаю по танцам.

Девочки ответили незлыми насмешками. Анрик и их шутливо чмокнул в протянутые ручки, тепло улыбнулся, отчего на щеках проявились ямочки.

Лика смущённо отвела взгляд, подметив, что господин очень-таки смазливый, но почти тут же вернула обратно. Вдруг пропустит то, что Хала обещала? Волнение окончательно уступило место любопытству.

Но ничего особо не происходило.

Анрик извинился за долгое отсутствие, все, кроме Отины, что упрямо сжала губки да уставилась в тарелку, приступили к еде. Долгое время тишину нарушал только стук приборов. Анрик без особой радости жевал пирог, то и дело бросал исподволь короткие взгляды на «синеглазых», но молчал, пока в конце концов не обратился к леди Селме с объявлением про какой-то там пруём в честь какой-то там королевы Барлины.

Лика никакой Барлины не знала, но про пруём этот, вроде, тоже слыхала. Его ещё после ярмарки готовить начинали, да народ стал беситься из-за Валька, мостки к башням подняли, вот и забросили всё.

Леди Селма закашлялась и прикрыла рот салфеткой. Они с господином Анриком заспорили, как у господ принято, не повышая голоса. В какой-то момент их спора слуги растерянно переглянулись. Дети вытаращили глазищи. Даже «синеглазые» жевать прекратили. Лика почувствовала себя совсем глупой, ведь, кажись, она одна в зале не расслышала и не поняла, что господин такого ляпнул. Оно и немудрено — далеко же.

Господин, между тем, ляпнул ещё чего-то. Если по взглядам судить — равентенцев позвал пировать. Те совсем не обрадовались — что с них, варваров, взять? Леди Селма всё пыталась его отговорить, но он в сторону матери лишь ладонь выставил и сказал что-то такое грубое, что леди молча скользнула взглядом по слугам, промокнула губы салфеткой, встала и вышла — обиделась, поди. Оно и немудрено: с матушкой без уважения говорить никому не дозволено, будь ты хоть лорд, хоть деревенский пьяница. Лика покосилась на Морис. Та стояла прямо и спокойно. Очень правильно, как надо: слугам же не должно быть дело до господских личных дел.

Анрик теперь остался с «синеглазыми» один, коль не считать Отины да слуг. Он заелозил на стуле, будто там иголки выросли, но к двери так и не повернулся. Сидел, ковырялся вилкой в пироге и больно уж часто сглатывал под ледяными взорами чужаков.

«Синеглазые» ещё какое-то время рычали меж собой на своём наречии. Лика знала от силы штук десять слов по-ихнему, как всякий южанин, поэтому слушать даже не пыталась — просто пялилась на неровные, грязные после картошки ногти. Но недолго. Не обращать внимания на другой голос — вкрадчивый и стылый, выворачивающий наизнанку, — голос, от которого содрогалась сама её суть — было невозможно.

Старик, кажись, не поверил, что их позвали без умысла, и решил проделать свой злой трюк.

— Я обращаюсь к тебе, Анрик Бейв. Отвечай, зачем мы должны быть на вашем празднике на самом деле?

Анрик замер, не донеся до рта очередной кусок.

Лика замерла тоже. Волоски на руках встали дыбом. Внутри от испуга готовилось что-то лопнуть, оборваться. Вдруг лорд и правда с умыслом равентенцев звал? Вдруг его Хала подговорила с Делом помочь? Если так, щас он и про Дело, и про Халу выболтает — ведь врать синеглазым, когда они приказывают, никто не может.

— Нарна… кузина просила… Просила не злить, завоевать благосклонность. Но я не понимаю, всё ли делаю правильно. Я не знаю, чего от вас ждать. Никто не знает, — проговорил Анрик не моргая, ровным, бесчувственным голосом. — Вас не понять. В вас не видно ничего человеческого, люди говорят, что вы порождения Тьмы, чудовища, что вас нужно перебить, как бьют волков. Я хочу знать, что это не так. Я хочу… — голос его дрогнул, — чтобы моя семья жила в своём доме, не боясь.

Анрик пару раз моргнул и мотнул головой, пытаясь сбросить морок. Впился пальцами в виски, болезненно хмурясь. Да видно не помогало…

Лика едва не подпрыгнула: мать болюче ущипнула её за бок для острастки — кажись, слишком уж явно пялилась. Но как не пялится? Как не думать, каково это, когда в голове чей-то чужой голос, когда губы шевелятся по чужой воле?.. Праматери! Это ж теперь надо вести себя совсем тихонечко, чтоб и её ни о чём не спросили… Это, значится, и с Эдой так было? Бедная!

«Синеглазые» какое-то время опять переговаривались. Тот, что с косой, кажется, веселился. Старик, по всему, был недоволен, но в итоге коротко кивнул, соглашаясь с учеником, и заговорил с Анриком уже обычным голосом:

— Правильно боитесь. Мы, — он бросил быстрый взгляд на младшего, — и не люди, лорд. А вот другие, воины, — вполне. Они любят пить и бездельничать. И значит, кому-то из них может быть нужен ваш дурацкий праздник. Добро.

«Синеглазые» едва склонили головы, показывая, что разговор окончен и вышли из-за стола, подгоняя Отину. Какое-то время Анрик продолжал сидеть, задумавшись, пока не затихли шаги в коридоре.

— Готовьте на сто человек, в Алом зале, — сказал он наконец, рассеяно глянув на слуг. — Идите.

Лика, конечно, подчинилась и пошла с матерью за старшей служанкой, но ещё какое-то время не могла толком вслушаться в её суетливые указания. Пусть их никто и не сдал, она всё равно чувствовала себя обманутой. У неё всё никак не получалось взять в толк, как Делу поможет пруём — стражу то какую-никакую всё равно оставят. Но если бы чего пошло не так — Хала не улыбалась бы как обычно, да? Значит, и ей волноваться не стоило… Ну, уж точно не насчёт Валька с Бехом. Некогда стало.

До самого заката замок стоял вверх дном. Кухарки и поварята ругались почём зря: знамо дело — готовить на сотню человек! Слуги носились от Синей башни, где были спальни, к Алой, где принимали прошения, от неё — к Зелёной, оттуда — во двор, и опять, опять, опять. Лика бегала со всеми. Она успела сготовить две гостевых комнаты, вычистить да вымыть лестничный пролёт, спечь-таки пирог, несмотря на бухтение повара, мол, не женское это дело, и помочь разгрузить повозку с припасами. Все спешили, а Лика в кои-то веки не думала ни о чём кроме работы, потому сообразила, что впервые вышла на свежий воздух со времён ярмарки, лишь когда сощурилась на лезущее в глаза солнце, замешкалась и получила за это по шее от кого-то из старших.

После заката ничего важного в голову тем более не лезло. Она уж еле волочила ноги, спина и плечи ныли, в глаза — как песком насыпано. Другим было не лучше. Вместо привычных смешков и шепотков в общей комнате слышались охи да причитания. Многие девки заваливались на койки как были, и даже замечания старшей служанки Астры да подтрунивания отчего-то всё ещё бодрой, несмотря на мешки под глазами да грузное тело, Морис насилу заставляли их добрести до «купальни».

Лике тоже хотелось просто рухнуть и перестать… Перестать вообще всё. Но стоило добрести до койки, как наконец явилась Хала.

— Тебя ещё тут не хватало, — заметила госпожа Астра скорее ворчливо, чем зло. Она тоже уработалась — девки её дёргали по поводу и без, не говоря уж о леди Селме, что хоть и была супротив пруёма, а оставить его без надзору не могла.

— Так я ж не со злом пришла, — Хала чуть склонила голову, спрятав тёмные глаза за медными локонами. — Лишком вчера наговорила, вот и извиняюсь. А то ж оно как? Коль меж работниками дело не ладится, то и от работы худого жди, — пожала затем плечами как ни в чём не бывало и окинула замотанных девок тёплым взглядом. Те в ответ только фыркали.

— То-то ты сегодня славно сработала! Аж зависть берёт. Ты ж нам не ровня… — усмехнулась Астра и скривила полные губы. — …леди Фейн.

Девки одобрительно гудели да посмеивались. Сегодня они явно были на стороне старшей служанки, весь день с ней проведя, но Халу это не слишком-то беспокоило — та лишь улыбнулась да сняла с руки печатку, чтоб снова устроить представление. Покрутила перстенёк на свету, повертелась так и сяк, чтоб уж точно все заметили. Потом спрятала его в карман и показала пустые ладони. Глядите, мол, я, больше не задираюсь, ничего меня от вас не отличает. На трёх пальцах болезненно блестели свежие мозоли.

— Вы не думайте, что я с обеда ничего не делала! Просто ж я, на свою беду, грамотная. Вот и поставили меня приглашения писать. Умаялась — страсть! — Хала ещё раз показала пострадавшую ладонь, но помогло не сильно. Девки, весь день разгружавшие товары с города, готовившие, драившие спальни, коридоры и залы, жалеть её не собирались, и Лика их за то не винила. В конце концов, Хала просто отмахнулась: — Да и ровня аль не ровня, а господин Анрик велел завтра на приёме помогать. Гляди!

Она протянула госпоже Астре скрученную бумажку.

— Ишь ты! «Лишком наговорила!» — зашикал кто-то.

— Боишься, что «курицы безмозглые» тебя заклюют? — насмешливо прозвучало из-за Ликиной спины.

Она даже вскинулась и рот открыла, чтоб их осечь. Девки ж не знали, что Хала не бездельничала, а занималась Очень Важным Делом. В кои-то веки хотелось ответить, вступиться… Но Лика только головой качнула и уставилась на носки башмаков. Хале чужое заступничество не сдалось и даром.

— А то ж, — откликнулась та на девичьи выкрики, даже не повернув головы: всё следила, как бегает по строчкам взгляд Астры.

— Вона как, — выдала та наконец и вернула листок. Устало обратилась к остальным: — Хала завтра по поручению господина Анрика отвечает за особое вино для чужеземцев. Ей ещё пятерых надобно в помощь. Кто пойдёт?

Девки затихли, нет-нет, да и косясь на сжавшуюся на своей койке белокурую Эду. Испытать на себе злые штуки «синеглазых» — врагу не пожелаешь.

— Кто пойдёт? — повторила Астра строже.

— Вино разносить — чай работа не пыльная, — спокойно отметила мать. — Коли девки так пужаются, могу и я подсобить. Лика, ты как?

Тёмные глаза Халы уставились на неё нетерпеливо. Она медленно кивнула — соглашайся, мол. Я того от тебя и жду…

— Угу, — выдавила Лика, наконец сообразив, что это тоже для их Дела нужно.

Больше никто в виночерпии не рвался. Госпоже Астре пришлось самой назначить ещё троих. Были все они взрослые женщины, с грубыми руками да красными недовольными лицами — такие, что на деле не слишком-то пужались чужеземцев, просто лишней работы себе прибавлять не хотели.

Хала пару раз обошла помощниц кругом, поцокала для виду. Улыбнулась по-доброму.

— Славно, славно! В восемь пополуночи жду вас у двери в погреб Зелёной башни.

— Мы все идём на кухни в пять, — напомнила госпожа Астра.

— Да пожалуйста. Если мои девочки хотят — пусть до восьми маются с вами на кухнях. А я лучше посплю подольше.

Девки маяться, знамо, не хотели, но взгляд Астры давал понять, что никто их, ежли чего, не спросит — дел полно…

— Ты! Как звать? — вдруг ощутимо ткнула пальцем в плечо Хала.

Лика потерянно заозиралась, не сразу смекнув, почему та вдруг притворяется, будто они не знакомы. Но быстро исправилась.

Дело.

— Лика, — пробурчала неразборчиво.

— Отойдём почирикать?

Ответ Хале не требовался — она уж невзначай подхватила её под локоток да потащила в коридор.

— А… зачем? — Лика с опаской покосилась на мать, но та, вроде как, была настолько же подозрительной, что и всегда. Не больше.

— Ты тут недавно, утёнок. Вот боюсь, как бы ты в обморок не грохнулась, близко варира увидав.

— Кого?.. — нарочно удивилась Лика.

— Так и думала. Щас всё расскажу да покажу, чтоб ты нашего лорда не опозорила.

Дверь уже привычно скрипнула, по ногам лениво мазанул сквозняк. Праматери, ну и холодрыга тут зимой небось. Не то что в поместье в Дегрове.

Пока они шли, Хала и впрямь что-то болтала: что нужно быть очень аккуратной, то самое вино подавать только равентенцам, причём «синеглазым» вперёд вариров. Говорила ещё, мол, вариры — это те, что желтоглазые да в золотом доспехе. Лика, услыхав, чуть не прикусила язык — так уж хотелось поправить, что доспех никакой не золотой, а всего-то позолоченный.

Она и без того прекрасно знала, кто такие вариры. Как-никак, Валёк их золочёную броню целыми днями обстреливал да ножами закидывал. Она даже про сарфо… сари… саври… тьфу ты! Даже про «синеглазых» много чего знала. Хала, понятно, только для виду распиналась, но сколько уже можно? Когда план-то будет? Когда расскажут, чего Лике делать?

Как дошли до тупика под лестницей — Хала мигом переменилась. Тёмных глаз во мраке было почти не видать, но Лика чуяла, что глядят они теперь тяжело да внимательно.

— Всё на приёме провернём. Над вином я потрудилась, головёнку на отсечение даю — уснут, никто за нами не погонится, — защекотало ухо её тихое дыхание. К запаху трав примешалась теперь какая-то страшная горечь, от которой аж дурно становилось, но Лика терпела. Не кричать же Хале всякие тайные штуки на весь замок из-за того, что кое-кто не может смирно постоять? — Знак тебе дам — ты уйдёшь, потом и я прибегу. Встречаемся у Розовой башни. До Оранжевой по старым туннелям пойдём, кого надо вызволим, по тем же туннелям — во внутренний двор, а там нас будет ждать в повозке старый-добрый Гамбер и равентенская девчонка.

— Гамбер? — насторожилась Лика, пятясь. Взгляд сам собою заметался по пустому каменному коридору. Не идёт ли кто от Гамбера этого?..

Хала осторожно взяла её за запястье и затянула обратно в тень.

— Да, Гамбер. Мой хороший друг, начальник местной охраны. Не бойся, Лика, надёжней его не бывает. — Она тихонько погладила по руке, даря ненавязчивое тепло. — Всё у нас получится, всё замечательно будет, всех спасём. Чем угодно клянусь.

Лика глубоко вдохнула, чтоб угомонить трусливое сердце, и несколько раз кивнула. Да и правда, чего это она? Хала — женщина вумная, она кому попало общую тайну б не доверила.

— Спасибо, госпожа Хала, — смогла наконец Лика вымолвить то, что давно просилось. Глаза сами собою увлажнились, пускай и плакать было не от чего — она ведь и впрямь поверила, что всё обойдётся, план ладный был. Лика зазря пыталась вытереться рукавом.

— Ну-ну. Грязь занесёшь. Чш-ш-ш… — Мягкие руки Халы легонько, невесомо почти обвили плечи, будто хотели сберечь от коридорного холода. Ладони едва-едва скользили по спине, успокаивая. — Чего расклеилась? Мы спасём их, отважная маленькая птичка. С ними ничего дурного не случится. И с нами тоже. Всё будет хорошо. Да? — спросила, мягко отстраняясь.

— Да… — улыбнулась Лика сквозь слёзы и шмыгнула носом.

Хала протянула ей тоненький, обжигающе светлый во всей этой тьме платок.

— На, возьми. И ещё кой-чего — чтоб уж точно дурного не случилось. Говорят, рубины защищают от магии сарверинов.

Под платком блеснул красным боком заговорённый кулон. Тот самый, который Отина стибрила. Тот самый, что якобы спасал от «синеглазых».

Лика медленно подняла взгляд, не веря. Лица Халы не было видно.

— Спасибо, — снова произнесла одними губами.

— Надень да под рубаху спрячь — никому не показывай, поняла?

— Угу.

— Вот и ладненько. Иди к остальным и не реви больше, утёнок. Тебе совсем нечего бояться, а завтра важный день.

Она последний раз легко коснулась плеча, прощаясь, и заторопилась вверх по ступеням.

Лика ещё с минуту толкалась в закутке: всё пыталась получше разглядеть оберег. И так и сяк вертела — без толку, а на свет с ним выходить боязно было как-то. В конце концов она сдалась. Наощупь завязала под затылком крепкий шнурок, пхнула камень под рубаху, как велели. Поёжилась от холодного прикосновения к коже да побрела в общую комнату.

Госпожа Астра оттуда уже ушла. Девки, умаявшись за день, почти все уж дрыхли без задних ног, погасив свечи. Ночь была безлунная, в комнате стояла темень. Но если Лика чему и научилась после житья в Фендаровом поместье, так это по памяти находить кухонную утварь да койку.

Шла она тихонечко, не стуча великоватыми башмаками, как это часто бывало, чтоб мамку не разбудить. На сердце всё наконец успокоилось, и усталость от того, кажись, ещё сильней стала — спать хотелось жуть. Но когда Лика наконец устроилась, до носа натянув одеяло, чтоб шнурка было не видать, с соседней койки хрипло раздалось:

— Не ровня она табе, да и не подружка, Лик. Про неё много чаво болтают.

Лика хотела бы даже возмутиться — мол, мало ли кто да чего болтает? Про Фендаров тех же или даже про Де… короля болтали ещё больше. Но что Лике до чужой болтовни? Все они были добры к ней, пусть и, понятно, не одинаково. Мастер Архальд — добрее Валька, король — добрей их обоих, а Хала так и вовсе столько сделала, сколько для неё никто никогда не делал…

Но мамке это знать ни к чему было, и оттого Лика просто сделала вид, что не услыхала её.

***

Так-то важный день начинался по-неправильному обыкновенно. Девки да мелкие поварья продолжали метаться, не успевать да собачиться, а Хала за час объяснила, что да как нужно делать и что где брать, а потом отпустила всех кроме Лики и принялась медленно да важно прогуливаться по башням. Какое-то время с ними шаталась и мамка, чуя, наверно, какой-то подвох, но Хала всего-то справлялась у какого-нить знакомого об его делах, болтала о сущей ерунде да шла к следующему.

Каменной Морис с её-то неуёмностью это быстро надоело, и она сбежала работать. Лике было чуть повеселее. Не походи она с Халой, так и не узнала б, что у Бейвов в башнях жили ещё с десяток поварьёв в белых одёжках, всякие там учёные начальники над каменьями с кучей бумажек, храмовые докторья, учителья, менестрели и даже шут.

Но, обойдя чуть ли не все башни окромя закрытой Розовой, они таки вернулись во внутренний двор рядом с Зелёной: чистенький, поросший простецкими, но красивыми цветами да плющом, с настоящим, а не нарисованным, как в некоторых залах, небом. Во дворе повторялось всё то же, что и вчера — пара молодых девок разгружали снедь из города, а одна из старших покрикивала да поторапливала, то и дело косясь на дверь в Зелёную башню: не вызовут ли?

В какой-то миг с козлов спрыгнул возница, заросший худой мужик, и принялся браниться почём зря, мол, ему ещё дважды надо в город съездить, а они копаются. Не успела старшая хоть что-то ответить, как наконец прибежали с кухни. Девки растерянно переводили взгляд со злющего возничего на загнанного и тараторящего кухонного мальчишку лет восьми и не знали, куда деваться.

Лика уже сделала шаг и открыла рот, чтоб помощь предложить и подольше задержаться на воздухе, но Хала больно вцепилась в руку, останавливая.

— Коста! — вдруг окликнула сама. Пожилая служанка пугливо вскинулась, а узнав «рыжую ведьму», недовольно нахмурилась. — Идите на кухню, тут мы с Ликой за вас доделаем.

Названная Костой глядела недоверчиво. Что уж тут: даже Лика успела понять, что Хала не любит работать руками, а тут она сама помогать вызвалась. И впрямь не верилось. Но что теперь, отказывать? Коста в конце концов кивнула и погнала девок да мальчонку в Зелёную башню.

Хала быстро взлетела на повозку и подняла один из ящиков. Ойкнула. Поставила его на место.

— Эй, возница! Тяжело. Если поможешь, так оно гораздо быстрее выйдет!

Тот лишь сложил руки на груди и пренебрежительно фыркнул:

— Мне за это не платят.

— Ну да. Ты только горланить горазд, — насмешливо согласилась, заставив возницу едва ли не зубами скрипнуть.

Лика поторопилась взобраться следом и подняла тот же ящик без труда. Удивлённо уставилась на Халу. Но та лишь с чувством наступила ей на ногу. Ящик грохнулся на место.

— Извини, — прошептала она и многозначительно покосилась в сторону поднятого моста через ров. Неподалёку от него стояли и переговаривались на своём два равентенца: серокожий варир в позолоченной броне и парень в плотной стёганной коже да обычной стальной кольчужке поверх. Черноволосый, желтоглазый, с южными чертами, но до неестественного белой кожей — полукровка, как Отина.

То был тоже солдатик какой-то, но не из вариров, а из тех, кому непрошибаемого доспеха пока по возрасту не положено. Как их там в их Равентене правильно называли, Лика не помнила, но слово, понятное дело, было тоже рычащее и связанное с войной. Войну Лика ещё знала, война — это «варх» по-ихнему. Значит, какой-нить вархар? Вартал?.. Мозги свернёшь с этими названиями. Легче и впрямь всех ихних воинов варварами кликать, чтоб голову не морочить.

— Эй, нис! Подсоби девкам, а то ж надорвёмся, — окликнула его Хала.

Парниша обернулся. Цепким холодным взглядом оглядел повозку со всем, что было рядом. Задумался, отчего белая кожа напомнила мятую бумагу.

Лика супротив воли сжалась и сгорбилась, когда он резво прошагал до повозки, остановившись от силы в пару локтей от неё. Подумаешь, молодой да белолицый — всё одно ж равентенец. Ещё раз осмотрев ящики, полукровка покосился на Лику. Во взгляде не было ни злости, ни интереса. «Жалкая», — всё что говорил этот взгляд.

— Странно слышать просьбу о помощи от… местных, — обратился он уже к Хале на чистом олдисе.

Лика сглотнула и тоже покосилась на неё, всё никак не соображая, зачем лишний раз привлекать внимание врага. Но Хала на неё не глядела — зачем бы? Она чуть перевесилась, разложившись пышной грудью на одном из верхних ящиков, в обычной своей манере улыбнулась и беззаботно пожала плечами:

— К кому ж ещё уроду обратиться за помощью, как не к другому уроду? — сказала просто. Полукровка в ответ на это отчего-то не разозлился, а тоже растянул губы в скупой улыбке. Хала просияла в ответ, обошла ящики, склонилась над краем и нарочито, будто леди, протянула ему сверху-вниз ручку. — Хала Элейт — «рыжая ведьма», повинная во всём плохом, что происходит в замке.

Полукровка почти тут же крепко сжал её ладонь в своей, и Хала слегка пискнула, наверняка ожидая что-то навроде фальшивого поцелуя, как это принято у важных людей.

— Цод Эдкуд — «поглядите, среди серомордых выродок», — представился он в том же духе, а затем взял один из ящиков так, будто тот вообще ничего не весил, и понёс ко входу.

Дело пошло гораздо быстрее чем у Косты с её девками: теперьча Лика с Халой подтаскивали ящики и тюки к краю, а полукровка доносил их до башни.

Пока повозка не опустела, Хала успела выболтать ему о том, какие невыносимые «снобы» леди Селма и госпожа Астрид, что бы это не значило, какие капризные у лорда дети и какие мелочные служанки. Полукровка же только то сказал, что он варбак — учится, чтоб когда-нить в «чёрный легион» вступить и Равентеном править, и что он гераниса много раз видел и очень ждёт, когда тот приедет. Хала, ясно дело, стала выспрашивать, какой он из себя геранис, а Лика, так-то, его видела, потому не знала, куда себя деть, мучаясь больше о том, куда эт геранис ихний вздумал приезжать, да почему Хала ведёт себя с этим варбаком как со всеми остальными.

Когда Цод, спустив Халу, подал и Лике ладонь для опоры, она едва себя заставила ухватиться, а ухватясь, вздрогнула — до того странно было понимать, что ладонь та совершенно обычная, человеческая.

Возница меж тем потёр руки, кряхтя, устроился на козлах. Снисходительно глянул сверху.

— Ну наконец-то. А то одни эти худосочные бабы до второго пришествия Тьмы возились бы.

— Что ж ты им тогда не помог, аптал? — спросил полукровка со злой насмешкой.

На это возница ничего не ответил — фыркнул только презрительно да принялся понукать лошадей.

— Пустомеля, потому что! — проорала ему Хала и закашлялась, когда от копыт на лишённом травы пятаке поднялась пыль.

— Пустой что? — переспросил равентенец.

— Меля. Только болтать и может, а дел никаких, — охотно объяснила ему Хала.

Лика надеялась, что уж теперь-то они оставят в покое этого белокожего да пойдут помогать с пруёмом или займутся подготовкой к настоящему Делу, но Хала уселась на ступени у входа в башню, рядом, проверив, не вернулся ли командир, примостился полукровка, а Лике места не осталось, даже если б оно ей было нужно.

И пока они болтали о том, как обидно так и не побывать на настоящем олдленском пиру и о том, как обидно разносить вино, вместо того, чтобы пировать, она ходила по маленькому дворику, прикрыв глаза, подставив лицо щадящему осеннему солнцу и дыша во всю грудь. Улыбалась.

Лике представлялось, что ветер шумит, ударяясь не в стены Самоцветных башен, а в стены Гранитного дворца, что огромная площадь, верно, раза в два или даже в три больше, чем у них в Дегрове, полна народа, и люди это все добрые, сытые: мужики все чем-то похожие на короля — с чистыми глазами и героическими чертами, бабы — с круглыми добрыми лицами, мягкими руками и золотистыми волосами, как покойная мамка Беха, а малыши на их руках — пухленькие чистенькие и с милыми ямочками, как у сына госпожи Дудны. Площадь украшена лентами и яркими флажками, везде зелень, пахнет жжёным сахаром и шоколадом, а люди радуются и кричат «ура!», когда видят короля в сверкающей короне. И господин Фендар с Вальком стоят по обе его руки. И больше нет ни голода, ни войн, ни несправедливости. И в этом, конечно, и Ликина есть заслуга — ведь, не найди она госпожу Халу и не освободи…

— …Кукловода, — прозвенел знакомый голос, вырывая из грезы.

Лика вздрогнула и уставилась на Халу. Ничего такого, кажись: сидит на ступеньках, щёку одной рукой подпёрла, другой — на землю указывает. Слушает.

— Нет, dis. Кукловодом бога зовут в Нирбаане, — покачал головой полукровка и ткнул острием чёрного кинжала в другое место на земле.

Лика приблизилась — боязливо, боком: так, чтоб понять, о чём они кумекают, но не попасть под лезвие, ежели чего. Нахмурилась. В пыли виднелось два узорчатых кругляка, расчерченных кинжалом.

— А тут как бога кличут? — ткнула Хала в пятно на одном из них.

— Великий Дух.

— А тут? — указала на соседнее.

— Бог.

— Правда? Просто бог что ль? У этих, значит, вообще воображение тугое… — Хала усмехнулась и обернулась к Лике. Хитро сощурила тёмные глаза. — Представляешь, утёнок? Равентенцев учат, мол, мир — это блин, и мы на одной стороне живём, а с изнанки — ещё кто-то.

Лика внимательней глянула на кругляки в пыли. И правда — каракули были слегка похожи на карты мастера. Вона на одном — море Жреца, вон Кан, и Колдом, кажись. А на втором — ерунда какай-то. Это, видать, та вторая сторона блина.

— Да? — недоверчиво выдохнула Лика. — Мир — эт блин?

Хала довольно кивнула. Полукровка замотал чернявой головой.

— Нет. Мир он формой не плоский, а… sferk, — не сумел он подобрать слова на олдисе. — Это как персик… или яблоко, — поправился, заметив, что его так не поняли.

Ересь-то какая!.. У мира конца края нет, ежли далеко в воду выйти — не вернёшься. Это все знают, так Праматери сказали. А кабы было всё, как равентенцы думали — можно было б и того… округ этого яблока на корабле обойти да с обратной стороны вернуться.

Лику настолько занял этот вопрос, что она даже собралась спросить, как оно так, но Хала строго на неё покосилась, вздохнула и завела свою песню:

— Кстати о яблоках. Ну и много же сестра лорда Лейса пьёт сидру! С утра припёрлась, полдень ещё не стукнул — уже девок загоняла. Чует моё сердце, ой чует, что проблем не оберёмся…

— Проблем? Буйная станет? — полукровка нарочито перешёл на шёпот и чуть склонился в её сторону. Лика, боясь напомнить о себе или увидеть чего лишнего, отошла к окружающей замок стене. Зажмурилась, провела кончиками пальцев по влажным камням древней кладки. Выйти бы уже отсюда, а… Перевела взгляд на небо.

Интересно, ежли мир — яблоко, солнце наверху, а Равентен внизу — значится, там вечная ночь?

Хала заливисто засмеялась. Да так, что даже Лика, снова глянув на неё — схватившуюся за живот и задравшую мелкий подбородок — невольно фыркнула. Полукровки хватило лишь на улыбку.

— Буйная, скажешь тоже! Нет, нис, что ты. Просто, если она всё одна вылакает, другим не хватит.

Лика невольно покосилась по сторонам. Не слышал ли кто, как Хала опять про господ говорит, не сделают ли ей худа?

— Если не хватит, можно в городе купить, — заметил равентенец.

Хала нарочито всплеснула ручками.

— Совет так совет! А где на то средства взять? Леди деньгами не раскидывает. Коли впрямь не хватит — тогда, конечно, и даст, но кому ж ночью в город ехать? Так ещё и ваш брат не выпустит, а по шеям за это мне получать.

— Отчего не выпустит?

— Так слуг из замка не выпускают, нис. С той поры, как фендаровские своё представленье выдали. Есть у нас девчушка одна, Эда — она уж много дней ни мамку, ни сына не видит… — заявила Хала и мигом посмурнела.

Лика тоже вздохнула, вспомнив свои волнения за мамку. Будь у неё ещё и дети… А уж ежели про тот случай с приказами «синеглазых» вспомнить… Не хотелось быть на месте бедняги Эды.

Равентенца история совсем не задела. Оно и ясно — для его сородичей простые слуги, верно и не люди.

— С проверенным человеком выпустят. Если нужно будет, попроси кого-нибудь из охраны, чтобы с тобой съездил и подтвердил, что выезд по делу. Или бумагу от лорда получи, — посоветовал он, даже не задумавшись.

Хала принялась благодарить да дарить улыбки, но полукровка уже не особо слушал: вернулся командир и позвал к мосту.

После его ухода не стала задерживаться во дворе и Хала — окликнула и двинулась к башне. Мысль, что бывало мелькала, будто они всё это время торчали тут только ради чужеземца, теперьча совсем окрепла. И не то чтоб Лика была против побыть на воздухе — раньше, до пруёма этого, слугам совсем из башен выходить воспрещалось. Но то, что они тратили время на равентенскую ересь вместо Дела, её злило.

— Слава Праматерям, вы наболтались про яблоки, госпожа Хала, — пробормотала Лика, как ей казалось, себе под нос, насилу поспевая за нею.

Хала остановилась прямо здесь, в мелкой обшарпанной пристройке, выходившей на двор. Уставилась снизу-вверх пристально, подошла вплотную, снова пугая горьким запахом. Некрасивое, но приятное лицо её приобрело странное, не подходящее ему выражение, а под тёмными глазами стали видны почти настолько же тёмные пятна — от плохого сна, кажись.

— Не поверишь, утёнок. Мне плевать, что там с миром — пускай он хоть блин, хоть яблоко, хоть свиная башка. Нам из Олдленса ходу нет. Но раз я чирикала с этим мальчиком, значит так надо. Ясно?

Лика, чуть замешкавшись, несколько раз кивнула и поспешила отвести взгляд. Стыдно-то как. Глупость ляпнула, ещё и обидела, не приведи Праматери. Мало ли, как их Хала выводить собралась. Она ж у равентенца в конце чегой-то про выезд спрашивала и говорила, мол, за выпивкой. Мож, это для того, чтоб не так подозрительно было? Ход-то только через ров, их наверняка проверять будут, как когда они в город на ярмарку въезжали. А коли равентенцы будут знать, что это за выпивкой — они и осматривать особо не будут. Так?

Работа кипела. В Зелёной башне, по всему, трудились на все три кухни, и девки чуть ли не бегали с подносами до Алого зала, стремясь разложить всё вовремя. Им явно не помешала бы помощь, потому Лике проходить мимо было тоскливо. Да и проходила она, кажись, зря. На полдороги до своей комнаты Хала недовольно вскинулась — чего, мол, увязалась?

— А куда мне?.. — спросила Лика тихо.

— Да куда хочешь. Не мешайся только.