Часть 14 (2/2)

Учитывая то, что мне известно… Рискну предположить, что не станет.

— Насколько… — блять, мне действительно сложно спрашивать о таком. На меня не похоже. Соберись, Романофф, — Насколько это было больно?

Новак брезгливо отворачивается. Наверное, чтобы я не видела ее слезы. Скрестив руки на животе, она долго молчит, прежде чем ответить:

— Ты даже не представляешь… Насколько.

Не представляю. Не хочу представлять. Лучше так, как у меня, чем так, как у нее. Черт… У меня самой подступают слезы. Надо переводить тему.

— Мы можем работать вместе. Раз уж ты помогла мне с информацией о моих биологических родителях, — предлагаю я.

— Я это сделала не для того, чтобы шантажировать или требовать что-то взамен, — нахмурив брови и стирая слезы с лица, отвечает брезгливо Новак.

— Поэтому, вот поэтому я и предлагаю работать вместе. Самое важное на войне — это разведка.

Новак снова смеется, прямо сквозь слезы. Она та еще хохотушка.

— Дорогая, — наконец говорит она, — Я тебе как Генерал с реальным боевым опытом говорю: на войне важна не разведка, а КОНТРразведка.

— О-о-о не-е-ет. Ты рассчитываешь, словно я стану работать на Роджерса?

— Я тоже Роджерс. Так или иначе, ты все равно работаешь на Роджерса. Тебе придется, Нат.

— С чего начнем?

Мне приходится согласиться. У меня нет выхода. В конце концов, у нее действительно боевой опыт. В одиночку работать у меня все равно не получится. Лучше уж на нее, человека давшего мне информацию о родителях, которую я искала годами, чем на мужика с непомерным эго, лицемера и предателя. Капитан Морали, который всем врал и действовал за спиной. Есть у меня опыт работы на таких мужланов.

— Тебе надо привести ко мне Барнса. Я вам откажу во вступлении в сопротивление и он уедет, — говорит Новак.

— А он здесь?!

— Не сомневаюсь, но не хочу… Чтобы он был во все это замешан. Рано или поздно, на меня снова нападут.

— Разве на этот случай не нужен громила с металлической рукой, который защитит? — спрашиваю ее, но вижу этот взгляд. Боже, нет, — Серьезно? Ты до сих пор его любишь?

— Не говори хуйни. Я замужем, у меня сын и ворох проблем. Мне не до всего этого. Ты только не убивай мою охрану больше. В Генштабе работают хорошие парни, у них семьи.

Размазня. Ладно, похуй. Значит не убью. Достаточно будет просто вырубить. Лишь бы Барнс ничего не заподозрил.

Работать на Новак — вот вам задачка. Дамочка упорно отрицает то, что убить Кэпа куда проще всего того, что она затеяла. В свои планы она никого не посвящает, а мне лишь нужно сливать ей информацию. Справедливости ради, она никогда не просила меня делать что-то угрожающее моей жизни. Только постоянно поправляет, когда я зову ее «Новак», потому что «Я РОДЖЕРС». Да плевать мне на это. Два «да» в маленькой церквушке пригорода Нью-Джерси — не свадьба. Без свидетелей, колец и гостей. Считайте меня старомодной, но это не брак. Одна старушка на придорожной автостанции под Астраханью однажды сказала мне: «Отношения должны быть вашим безопасным местом, а не еще одним полем для битвы». Тогда я не поняла ее слова и мне было плевать, но каким-то образом эта фраза застряла в моей голове и осела на много лет.

Стив дал мне новое задание: найти доктора Родченко. Предоставив мне однажды список тех, кто контактировал с Новак за всю ее жизнь, я безжалостно шла по списку прекрасно зная, что он не найдет того, что ищет. Наблюдать за тем, как набухает венка у него на лбу, когда он не получает желаемое, очень меня забавляет. Но доктор Родченко — тот самый невролог, пытавший Новак после пробуждения из криогена, и вот он может знать, что навсегда сломало ее по-настоящему.

Может Кэп стал подозревать меня, кстати, в этом случае мне пиздец. Со мной на поиски Родченко отправили агента Дилана. Клинт Бартон считает меня жестокой и хладнокровной, но увидел бы он Дилана, тут же взял бы свои слова обратно. Надо сработать на опережение и узнать, что Родченко может рассказать Кэпу. До конца я не поняла систему связи с Новак, лишь знаю о том, что она стирает себе память и не понимает с кем общается по телефону. Мой номер не вбит в ее записную книжку, ее в мою, но мы знаем номера друг друга и обмениваемся короткими сообщениями. Эта дура не хочет убивать Родченко, хер знает почему. Не мое дело. НО! Если он слишком много знает, мне плевать на эту сентиментальность с ее стороны. Он просто старик, несущий лишь угрозу всему.

Когда Роджерс… Если Роджерс узнает о случившемся, если он применит эту информацию против нее, я потеряю лидера сопротивления. Пока Новак ушла в отрицание случившегося и не распускает нюни, у нас есть шанс против Кэпа. Как все обернулось? Мне приходится беспокоится о ментальном состоянии Новак! Полный пиздец…

Не очень то и скрывался Родченко. Идиот сменил фамилию и уехал в Канаду. От Гидры, конечно, не скрыться, но… Канада? Серьезно? Дилан выбивает дверь в маленький домик доктора и мы находим его прямо перед телеком. Ну и вонь стоит в доме. Дилан приставил пистолет к голове старика.

— Ты поедешь с нами. С тобой хочет поговорить Капитан, — говорит агент Дилан.

— Погоди. — встреваю я и не даю старикану встать с кресла, ногой упираюсь ему в пах, — Сначала пусть ответит на пару вопросов.

— Какого черта, Романофф? Никаких вопросов! Наша работа: найти, привезти.

Могла бы я пристрелить обоих и сказать, что доктор давно сдох? Могла бы, но у Стива слишком много ресурсов, чтобы определить мою ложь. Может он найдет тела обоих в одной из канав, куда я их скину, а может одна из камер наблюдения сдаст меня, милая старушка соседка донесет, что видела меня и слышала выстрелы. Раз ко мне вообще приставили Дилана, то я уже в более шатком положении.

Через канал связи мы получили приказ привезти доктора в штаб Нью-Йорка. Спустя несколько часов, мы ждем у кабинета Кэпа, когда у него закончится совещание или вроде того. Не знаю сколько там человек, но люди стали выходить. Даже выползать от него по одному.

— А он сегодня не в духе, больше обычного, — говорит Дилан.

POV Стив Роджерс

— ПОШЕЛ ВОН, — кричу со злости и бросаю чем-то со стола в очередного идиота, упустившего цель.

Строю новый режим, ломаю сопротивление и все это своими собственными руками. Приходится управлять идиотами, которые постоянно норовят всё испортить. А ведь раньше я думал, что Мстители маленькие дети, которых нельзя оставлять без присмотра. Теперь идиотов стало больше, времени меньше.

— Капитан, — зовет ассистентка через рабочий телефон, — Агенты Романофф и Дилан в приемной.

— Впустить.

Наконец-то! В их же интересах привести ко мне доктора, потому что если нет, каждому по пуле в сердце. Надоело сюсюкать. Я на пределе.

Дилан втаскивает под руку старика и подталкивает ближе ко мне. На вид, он в своем уме. Сейчас и проверим.

— Твое имя, — требую ответа у доктора.

— Доктор Родченко, — заикаясь от страха, отвечает старик.

Схватив доктора за горло, тащу его к своему рабочему столу и достаю дело агента Новак №35217. Увидев папку, доктор точно не удивлен. Учитывая то, что по новостям мое лицо и лицо моей жены крутят 24/7, меня тоже не удивляет эта реакция. Наверняка он знал, что за ним придут. Странно, что я не сделал этого раньше.

— В папке есть пробелы, выцветшие страницы. Тебе нужно восстановить эти пробелы, док.

— Я не вел ее дело. Лишь проводил опыты после пробуждения.

«Проводил опыты». Читал я, как он пытал мою девочку. Отшвырнув от себя подальше ублюдка, сажусь перед ним на корточки, чтобы быть ближе к лицу и спрашиваю снова.

— У тебя пять минут, чтобы воспроизвести мне данные по делу. Все что знаешь, что заметил и о чем не написал. Мне нужно знать всё.

Доктор пятится к стене и когда уперся в нее головой, то присел. Сняв с себя очки, он протирает их и борется с волнением. Я понимаю почему ему страшно. Это правильно.

— Объект 35217 поступила в мое распоряжение как подопытная. Моей целью было разбудить объект после криогенного сна и дать оценку состояния работы мозга. Пробуждение… Прошло не совсем гладко.

— Что это, нахер, значит?!

— До того, как я получил следующее задание: развить работу мозга на уровень до погружения в сон, объект 35217 бредила. — док делает паузу, проверяя мою реакцию на слова. Саша говорила, что когда я злюсь, то у меня темнеют глаза. Ставлю десять баксов, сейчас они почти черные. Молчать в его случае нельзя. Результат такого молчания будет куда хуже и он не дурак, потому продолжает: — Девушка бредила. Она не сопротивлялась, когда я брал кровь на анализы. Почти уверен, что она помнила свое прошлое, но во сне она кричала свое имя.

— СВОЕ имя?

— Кричала: «майор Новак» по кругу, а когда была в сознании, то из тишины ее камеры я слышал пение.

— Что за пение?

— Я не могу ответить.

Я совсем забыл, что Романофф и Дилан еще здесь. Нет, я за них не вспомнил, а услышал как взвели затвор пистолета. Нат целится в доктора.

— Ты что творишь? — спрашиваю ее и встаю на ноги.

— Он просто бесполезный кусок дерьма, — бесцеремонно отвечает она и не сводит взгляда с доктора.

— Убери! — командую ей, но не вижу реакции на свои слова, — Вы оба, ЗА ДВЕРЬ!

— Не надо, прошу. — пищит доктор за моей спиной, — Я не знаю о чем она пела. Это был не английский, не немецкий. Похоже на какую-то колыбельку.

— Что ты сказал? — спрашиваю я и оборачиваюсь на него, — Ну-ка повтори.

— Это бред. Как можно не знать языка и отличить обычную песню от колыбели? Он водит нас за нос! Он просто сошел с ума! — наперебой словам доктора, говорит Нат, но мне плевать на это. Я подхожу к Родченко и за одежду поднимаю того вверх.

— Что было еще? — требую ответа.

— Больше ничего такого. Потом были использованы галлюциногены и она все продолжала петь и кричать свое имя. Только этого нет в отчетах.

Теперь то я знаю, что «майор Новак» — ее лучший друг со времен Второй Мировой, а эти кретины думали, что она кричит свое имя. Некоторые до сих пор так думают. Осталось узнать, что за песня.

— Ты же знаешь русский? — спрашиваю Романофф, — Пой! — командую Родченко.

— Я не знаю русский. Может это был не русский. Я не помню слов.

Один удар в челюсть от разгневанного суперсолдата дал понять, что выбора нет. Может и встряхнул засохший от маразма мозг. Очень на это надеюсь.

— м-м-ммм. МММ… Сон… м-м… Как он… — док точно старается, а я слежу за реакцией Романофф. Не могу понять, она узнает или нет песню, — … Свету… м-м-м… Двяжяния светра…

— Нет такой песни. — твердо говорит Нат, — Колыбельной и подавно!

Бросаю доктора на пол и направляюсь к ней. Заглядывая в глаза, пытаюсь выискать хоть каплю сомнения или лжи, но не вижу ни первого, ни второго.

— Откуда тебе знать о детских колыбелях, если ты росла в Красной Комнате? — спрашиваю у нее. Она себя плохо вела и заслужила того, чтобы я спросил это. Плевать на ее чувства.

Взглянув на часы понимаю, что пора домой. Мне еще нужно проследить, чтобы всю мебель успели разместить до приезда Саши и Нейта.

— Ты, — указываю на Дилана, — Записать этот бред и прогнать через программу. Может найдется совпадение по мотиву или словам. Завтра предоставить отчет.

— Хайль Гидра, — в унисон говорят Романофф и Дилан.

Когда я почти ушел, все же решаю спросить доктора:

— Почему ты не записал этого? Или того, что она пела?

Родченко еще больше побелел от страха. Его руки стали дрожать. Старик скатывается спиной по стене и садится на пол.

— Она была всего лишь объектом пыток. Никто не записывает того, о чем бредят подопытные. Я ведь не знал, что она станет важна для вас, Капитан.

«Всего лишь объектом пыток», «Объект 35217»... Для него всё именно так. Как и для каждого агента. Как и для тех, кто работает прямо сейчас над такими же объектами. И всё же, меня передернуло.