Часть 77 (1/2)
От Одессы до Киева было 500 верст хорошей укатанной дороги. Хорошая лошадь могла пройти в день 30–40 верст. Наши путешественники надеялись, что они доберутся до Киева за две недели если у них на пути, не будет никаких приключений. Но им предстояло на восьмой день проехать через Умань.
Михаил Игнатьевич молил Бога о том, чтобы местное начальство не устроило бы какой-нибудь встречи. Только в 1834 году, Умань была конфискована у князей Потоцких и отошла в казну Империи. И новое городское начальство за двенадцать лет не смогло улучшить жизнь в городе, но хотело доказать Санкт-Петербургу, что оно достойно остаться у власти.
Но увы, Бог на этот раз Михаила Игнатьевича Голубева не услышал.
Зная, что в городе будет трудно разместить огромный обоз, Голубев приказал стать лагерем за версту до города. Как всегда, после утреннего намаза и молитвы, бостанджи и казаки дружно начали ставить шатры рядом с небольшой рощицей, раскладывать костры, варить кашу, и пускать лошадей отдыхать. В это время передовой отряд во главе с Иваном вернулся из города с огромной бочкой колодезной воды и свежим хлебом, а также с сотней забитых кур, двумя большими корзинами яиц, несколькими большими крынками молока и завернутыми в вымытые лопухи головками со слезой настоящего крестьянского масла. Иван ещё умудрился раздобыть небольшую головку сыра. Договорившись с городским начальством о доставке свежих овощей и фруктов, на дорогу из Умани, Иван весёлым вернулся к обозу. И, как всегда, пошёл здороваться с Анной и Глафирой Афанасьевной.
Так как в обозе было пять женщин (Анна и её две служанки, Глафира Афанасьевна и её служанка), да ещё Император и начальство из Санкт-Петербурга (Михаил Игнатьевич, два секретаря и двое посыльных прикреплённых к Министерству Иностранных дел), то по приказу Ивана, каждое утро невдалеке от лагеря с подветренной стороны, ставили небольшую палатку, выкапывали небольшую ямку и ставили отхожий стул для женщин и начальства, ну а казаки и бостанджи имели отхожее место в десяти аршинах за палаткой.
Таким образом обустроив лагерь и позавтракав, половина казаков и бостанджи ложились спать, а вторая половина охраняла лагерь, чистила оружие, если была поблизости речка или озеро, стирала или латала бельё, и вела обычную становую жизнь.
Так было и этим утром. Повар был счастлив, у него были свежайшие продукты и он очень быстро приготовил завтрак для Повелителя и его приближённых. В число приближённых особ входил и Иван. Он всё время смущался и даже отказывался присесть на ковёр рядом с Повелителем, пока Анна ему не сказала, что на его уговоры уходит слишком много времени и ей это уже начинает надоедать. Смутившись, Иван перестал отказываться и ел сидя на одном ковре с Императором.
После завтрака, женщины, как всегда, пошли немного пройтись и посмотреть окрестности. Роща была из смешанных лиственных деревьев, и пахла мхом и прохладой. В первую неделю августа женщинам очень повезло, они набрели на грибную поляну. С одной стороны поляны были подберёзовики, а с другой подосиновики, да ещё и два белых гриба сидели не далеко от одинокого дуба. И в дополнение к королевским грибам, женщины нашли не считаное количество горчаков. Отправив одного из охранников в обоз за корзиной, Аннушка и Глашенька вспомнили детство. Они рассказывали друг другу о том как они с Глашеной бабушкой ходили в лес по грибы, да как травы собирали, и как она их уму-разуму учила.
Весёлые, счастливые, с улыбками на лицах и полной корзиной грибов они вернулись к шатру, в котором отдыхали мужчины. К десяти часам дня даже энергичные женщины решили прилечь и поспать пару часов. Анна предупредила повара, чтобы он к грибам не прикасался, что когда она встанет, то она сварить грибной суп, благо перловка была у них в припасах.
По заведённому порядку, женщины прошли в глубь шатра за занавеску к своим постелям. А Повелитель, категорически отказавшийся от походной кровати, и Михаил Игнатьевич, последовавший примеру Султана, лежали на покрывалах, положенных на свежескошенную траву, и дремали. Лагерь притих, все, кроме часовых, отдыхали от ночной дороги.
Никто не ожидал услышать гиканье и громкое покрикивание. Часовые начали окликать всадников и требовать угомониться, так как все господа спали. За всадниками подъехали дрожки, в которых сидел градоначальник.
Окрикнув часового, градоначальник потребовал, чтобы его немедленно представили Султану и Петербургскому начальству.
Михаил Игнатьевич, по своей гусарской привычке, тихонько выматерился, встал со своей постели и медленно вышел, накинув на плечи сюртук. Подойдя к градоначальнику, он спросил:
-Что вам угодно?
-Я хотел бы быть представленным Султану и Его Превосходительству-с, - ответил градоначальник.
-Султан спит, так же, как и Хасеки-Султан. Я их тревожить не буду. Но если вы хотите представиться мне, то вы можете это сделать, - ответило Петербургское начальство.
Посмотрев на не бритого мужчину в помятых брюках и рубахе, градоначальник спросил:
-А вы точно-с из Петербурга?
Глубоко вздохнув, Михаил Игнатьевич ответил:
-Вы подняли меня с постели, чтобы спросить у меня из Петербурга ли я? Да, я из Петербурга. Я Действительный Статский Советник Михаил Игнатьевич Голубев. Если вы читали циркуляр, присланный вам из Петербурга, то вы должны знать моё имя и должность, - очень раздражённо закончил свою речь Голубев.
-Простите-с Ваше Превосходительство, - начал извиваться градоначальник. – Мы никогда-с не принимали такое высокое начальство. Моя супруга просит всех на обед, откушать чем бог послал. Господин полицмейстер и директор школы, а также протоиерей будут на обеде-с. Мы бы хотели вас и Султана видеть у нас.
Михаил Игнатьевич опять вздохнул, опустил голову, подумал, поднял голову и спросил:
-В котором часу вы хотите этот обед устроить?
-В полдень-с, - ответил градоначальник.
-Давайте передвинем обед на час для. Его Величество только прилёг. Мы ехали всю ночь, ему надо немного отдохнуть, - объяснил Голубев.
-Хорошо, хорошо, как прикажете-с, Ваше Превосходительство, в час так в час. За вами-с прислать бричку? – услужливо спросил градоначальник.
-Нет, не надо. Мы сами как-нибудь доберёмся. Где вы хотите устроить обед? – спросил Голубев.
-У себя в доме-с, Ваше Превосходительство, - ответил градоначальник.
-Хорошо. Уезжайте, но тихо. Людей не будите, - скомандовал Михаил Игнатьевич.
Когда Михаил Игнатьевич вернулся в шатёр, Султан, не открывая глаз, тихо спросил:
-На обед приглашают?
-Да. Я смог его перенести на час дня, - ответил Голубев, ложась и закрывая глаза.
-Может останемся тут на денёк, в баньке попаримся? – спросил Султан.
-Посмотрим на обед, после решим. А пока… - Михаил начал зевать и прикрыл рот рукой. – Давайте-ка поспим ещё часок, а то я в карете сегодня не выспался. Дорога ухабистая была.
-Михаил Игнатьевич, вы просто устали. А может ну её ночную езду? Будем ехать днём. Может больше проедим? – спросил Султан.
-Посмотрим, как сегодня обед пройдёт и что после него будет, тогда и решим, - ответил Михаил снова зевая.
В час дня к дому градоначальника подъехала карета, сопровождаемая кониками охраны. Из неё вышел Султан, он помог спуститься из кареты жене, следом за Хасеки-Султан спустился господин Голубев и помог спуститься своей жене. Вся четвёрка была идеально одета, и Голубев выл чисто выбрит.
После многословных представлений на французском, гостей провели в обеденный зал, и все расселись по предписанным местам. На столе стоял очень красиво украшенный осётр и другие менее броские кушанья.
Протоиерей вскочил и начал читать благодарственную молитву. Вместо того, чтобы прочесть «Отче Наш» и простое благословение пищи и питья, он начал читать долгую молитву, несколько раз все православные, присутствующие на обеде, осеняли себя крестным знамением.
Анна закрыла глаза и просто стояла слушая молитву, читаемую протоиереем. Веками впитанная с молоком матери вера, распевы молитвы, и хорошо поставленный голос протоиерея, начали убаюкивать Анну. Её пальцы сами сложились в щепоть, её рука начала подниматься, чтобы осенить себя крестным знамением, и тут она открыла глаза. Её взгляд упал на простое золотое кольцо на безымянном пальце. Как были её пальцы сложены в щепоть так она и поднесла руку к губам и поцеловала кольцо. Смотря на кольцо, Анна очень тихо по-турецки произнесла:
-Я свидетельствую, что нет иного божества, кроме Аллаха, и ещё свидетельствую, что Мухаммед—посланник Аллаха.
Произнеся Шахаду, Анна опять поцеловала обручальное кольцо. Подняв глаза и чуть повернув голову, она встретилась глазами с Махмудом.
Он очень внимательно смотрел на неё. Анна улыбнулась ему. Махмуд расстегнул верхнюю пуговицу камзола и достал из-за пазухи шнурок, на котором весело его обручальное кольцо. Он мог носить огромные перстни, он мог носить любые кольца, но обручальное кольцо ему всегда мешало. То он цеплялся им за рукоять сабли, то он цеплялся им за повод лошади, то под него попадала пуговица и он её отрывал. В один из дней он просто снял обручальное кольцо и надел его на шнурок чтобы никогда с ним не расставаться. Когда протоиерей начал читать молитву, Махмуд глянул на Анну и увидел, что у неё пальцы сложились в щепоть и она поднимает руку чтобы осенить себя крестом. Но увидев, что она остановилась и поцеловав обручальное кольцо почти беззвучно произнесла Шахаду, и снова поцеловала кольцо, он понял, что её любовь к нему сильнее всех религий и что она, ради него, пойдёт на всё что угодно. Он надел обручальное кольцо себе на безымянный палец и поцеловал, смотря Анне в глаза. Больше Махмуд обручальное кольцо не снимал. По его приказу, его похоронят с обручальным кольцом на пальце.
Когда «молебен» был закончен и все начали есть, супруга градоначальника и градоначальник начали задавать вопросы Анне и Махмуду. Не сговариваясь, Анна и Махмуд начали отвечать на вопросы по-французски. Голубевы переводили, опустив глаза и делая всё, что только можно чтобы не рассмеяться.
Рыбный стол подходил к концу, грязную посуду начали убирать со стола, и хозяйка с улыбкой приказала подавать горячее. У Голубева перекосило лицо. На первых двух блюдах, внесённых в обеденную залу, лежали два молочных поросёнка изумительно запечённых с золотой корочкой и яблочком во рту.
Махмуд глянул на Михаила и одел на лицо маску Повелителя. Михаил вполголоса извинился по-турецки. И тут произошло то, чего больше всего боялись мужчины.