Дом Воды и Ветра (2/2)

И вот, когда рассвет заиграл всеми оттенками, а Хэ Сюань удивился своему восторгу, бессовестный Ветерок, самозабвенно опустошив кувшин вина, даже глаза ленился открыть. Тем не менее, он чутко уловил приближение Хэ Сюаня и, ловко ухватив за руку, утянул к себе на тахту. Они упоенно и долго целовались, пока Цинсюань полностью не растворился в ленивой, сонной неге. Он проспал почти до обеда, и все это время Хэ Сюань тихо сторожил его покой, впитывая каждой клеточкой такое простое удовольствие любоваться своим ветренным богом. Это было его самым дорогим сокровищем, самым сокровенным желанием. Внутри разливался покой, умиротворение сглаживало болезненные воспоминания. Им больше не нужно бояться, не нужно сбегать от своих желаний. И больше никогда не придется захлебываться отчаянием. Хэ Сюань обещал себе это так же твердо, как когда-то своим мертвым родным обещал месть. Но месть принесла только боль его душе, а Цинсюань сумел излечить. Это больше, чем Хэ Сюань мечтал когда-либо получить от жизни. И теперь все, что у него есть, все, включая его самого, принадлежит Цинсюаню.

Хэ Сюань достал из рукава маленький черный мешочек, вытряхнул на ладонь затейливый, но неброский кулон, украшенный черными жемчужинами. Вечно он выбирает темные цвета, а Цинсюань такой яркий, такой светлый. Тонкая цепочка скользнула на шею и спряталась в вороте бирюзового ханьфу. Это был не подарок — подношение богу. Он предлагал себя, всего без остатка. Теперь Цинсюань волен делать с ним все, что пожелает: его жизнь, его смерть, все его существование только для Цинсюаня.

Когда Ветерок открыл глаза, солнце сияло в зените. Они встретились взглядами и одновременно потянулись за поцелуем. Такое пробуждение в полной мере можно было считать добрым.

— Хэ-сюн, — голос Цинсюаня ласкал сонной хрипотцой, — ты охранял мой сон?

— Я охранял свое сокровище, — Хэ Сюань усмехнулся, утягивая в еще один неспешный поцелуй свое сонное божество.

— Я так и привыкнуть могу. Буду требовать целовать меня каждое утро.

— Только утром? — Хэ Сюань выгнул бровь в притворном удивлении, — Так не пойдет. Я требую увеличить норму.

Цинсюань с удовольствием увеличил ее еще одним поцелуем. И еще одним. И еще... В итоге закончили они ближе к закату и поцелуями не обошлись. Только собираясь в купальню, Цинсюань обнаружил на себе новое украшение. Стоило взять кулон в руки и его накрыла болезненно-сладкая волна чужой силы. Глаза Ветерка широко, неверяще распахнулись.

— Хэ-сюн, это...

Хэ Сюань сжал его пальцы на кулоне и поцеловал в уголок губ.

— Это принадлежит тебе.

На Цинсюаня накатила паника, он зачастил, запинаясь:

— Нет! Погоди! Это... А вдруг... А если я потеряю? Ты же знаешь, какой я растяпа! Вечно все теряю! Нет, нельзя мне доверять такие вещи! Это...

Хэ Сюань взял его лицо в ладони и заглянул в глаза.

— Тебе. Я доверяю только тебе. Я принадлежу только тебе. Это все, что есть во мне, и это только для тебя.

Цинсюань смотрел испуганно, но это был другой страх, рожденный абсолютным доверием чужой души. Страх потерять самое дорогое. Его глаза затуманила прозрачная, влажная пелена. Хэ Сюань коснулся его лба своим и едва слышно выдохнул:

— Я люблю тебя.

Пелена опала мокрыми дорожками на щеки Цинсюаня. Он жалобно всхлипнул и бросился Хэ Сюаню на шею.

— Хэ-сюн! Я... Я не потеряю! Обещаю! Я никогда не потеряю! Я люблю тебя! Я так сильно тебя люблю!

Хэ Сюань гладил его волосы, спину, плечи, баюкал в объятиях и опять пытался понять, чем заслужил это помилование. Какие-то силы, выше самих богов, благословили его проклятую душу, вернули в его жизнь все счастье доступное в мире. Цинсюань дрожал в его руках и шептал какие-то глупости, а Хэ Сюань просто впитывал его сладкий голос, его тепло и нежность.

В купальню они отправились вместе и Хэ Сюань любил своего Ветерка медленно и нежно, так, как нравилось им обоим. Вода, послушная своему повелителю, ласкала каждый цунь тела Цинсюаня, доводя до полного изнеможения от удовольствия. Это было больше, чем обычная близость, это пробиралось в душу, вырывая самые сладкие стоны. Они были только вдвоем, в их личном мире, в их новом доме, где правили вода и ветер. Так правильно, так свободно, так легко. Они связаны крепче, чем способны связать любые в мире узы. Одна на двоих судьба, одно на двоих счастье. Одна единственная любовь на двоих и навсегда.

***

Хэ Сюань смотрел на гостей раздраженно. Его вообще раздражали все, кто не Цинсюань. А тот упивался возможностью принимать друзей в своем доме. В их доме. Устроил целое пиршество, хотя пригласил всего пару человек.

— А неплохо вы тут устроились, — одобрительно заключил Хуа Чэн.

Его комплименты, даже искренние, всегда звучали с издевкой. Но Цинсюань благодарил от души. Он улыбался, он сиял. И этого было достаточно для Хэ Сюаня, чтобы терпеть несносное общество. Они устроили этот прием в честь новоселья, естественно по инициативе Цинсюаня. Пригласили только друзей, опять же Цинсюаня. Хэ Сюань никого из них за друзей не признавал. По крайней мере вслух.

Се Ляня с Хуа Чэном он еще мог понять, но зачем было звать Инь Юя, Фэн Синя и Му Цина, в голове не укладывалось.

— Хэ-сюн, они же нам столько помогали! Не будь таким злюкой! — журил его Цинсюань.

И Хэ Сюаню оставалось только смириться. Какой смысл спорить, если все, что он делал, это потакал любым прихотям Ветерка? Вот и сидит в этой божественно-демонической компании, жует и наблюдает — почти привычная обстановка. Се Лянь искренне радуется, Инь Юй сдержанно одобряет, а Фэн Синь с Му Цином, вот чудеса, ни разу за вечер не поссорились. Хуа Чэн заметил на шее Цинсюаня особенное украшение, но, на удивление, никак комментировать не стал, только переглянулся с Се Лянем и понимающе ухмыльнулся. Что ж, иногда и Кровавый Дождь бывает практически выносимым.

Гости засиделись, как водится, пока не надоели. Хотя Ветерок выглядел вполне счастливым целый вечер и провожал всех с горячими уговорами заглядывать почаще.

— Ох, Хэ-сюн, как же здорово приглашать друзей в свой дом!

— Если только тебе нравятся их кислые физиономии, — сказал обладатель самой кислой из них.

Цинсюань звонко рассмеялся:

— Хэ-сюн, не делай вид, что тебе не было весело. Я же знаю, что тебе тоже это нравится!

Цинсюань обхватил его шею тонкими пальчиками, осыпая лицо ласковыми поцелуями. Если Хэ Сюаню что-то и нравилось, то это счастливый Ветерок, его искренний смех и нежные касания. Пусть будут гости, пусть в их дом приходит веселье и суматоха. Пусть каждый день наполняется светом и теплом. Даже демоны млеют от нежности. И в целом мире не будет счастливее тех, кто разделил свою судьбу с единственной любовью.

***

Дома строятся и рушатся, но этот на утёсе стоял давно. Так давно, что никто не мог точно сказать, кто и когда его построил. Он стоял высоко, между небом и морем, и ходили о нём легенды самые разные. Кто-то говорил, что там поселились боги, а кто-то — что демоны. И случалось в этом доме разное. И бушевало под утёсом море, а над ним играл ветер. А когда стихал шторм и унимался ураган, видели на побережье двух красивых юношей, а кто-то говорил — юношу и девушку. Они гуляли вдвоем, а море стелило к их ногам все сокровища мира. Один яркий, как райская птица, другой, как грозовая туча, но всегда они шли рядом, и ни один не отпускал руки другого. Шли года, мир менялся, а дом на утёсе все стоял. Прозвали его люди ”Домом Воды и Ветра”, а кто посмелее — приносил к подножью утёса дары и молился, не зная точно богам или демонам, и если просьбу слышали, то ветер игриво касался волос просящего и море стелилось ласковой гладью. Но просить надо было только о хорошем, и никогда не утомлять частыми просьбами, а иначе стихии грозились взбунтовать.

Стоит на высоком утёсе дом и живет в нем счастье...