Часть 27. Оля (1/2)

Кощей

Накрыло меня, конечно, не по-детски. Понимаю, Фокс в шоке, но не могу взять себя в руки и перестать. Слезы вообще не хотят браться под контроль. И выдавить из себя хоть слово не получается.

У меня все отлично. Очень замечательно. Я не думал, что будет так. Думал, будет больнее и, возможно, настолько не понравится, что просто никогда больше не буду это пробовать. А вышло восхитительно охуенно.

Это просто совершенно разное, кардинально отличающееся от того опыта, против моей воли.

Фокс такой горячий и взволнованный, гладит и разносит тепло по моему телу. Я все же успокаиваюсь и лежу так еще какое-то время.

— Все хорошо, — сообщаю ему, но не отпускаю.

Давай еще так полежим?!

— Я сделал тебе больно?

— Ты сделал мне отлично. Прости, что напугал.

—Когда я с тобой, у меня такое чувство, будто гуляю по жерлу молодого, активного вулкана, который в любой момент может начать извергаться.

— Зато не скучно.

Отпускаю парня и вытираю глаза. Слезы я не люблю, просто, наверное, они скопились и плотину прорвало.

Фокс целует меня в висок, а потом ловит губы, и я отвечаю ему. Мне нравится его целовать.

— Не пугай так больше, а то я поседею.

— О, нет, мне слишком нравится цвет твоих волос, мы просто не можем допустить седины.

Он улыбается и соскальзывает с меня. Потянувшись за салфетками, протирает сначала мой живот, потом свой. Заботливый.

— Может, все же поспишь?

Не спал же хрен знает сколько!

— Я не… — Фокс задумывается ненадолго, прервав сам себя. — Я же смогу тебя найти, когда проснусь?

— Да. Максимум куда могу деться, это в магазин. Так что давай, ложись.

Хочу с ним полежать, пока он не уснет. Сам я спать, естественно, не собираюсь.

— Полежишь со мной немного?

— Да.

Нахожу одеяло и натягиваю его на нас, а он, ещё раз поцеловав, забирается на мою руку и, устроившись под мышкой, закрывает глаза, прижавшись.

Фокс засыпает быстро, а я лежу рядом и рассматриваю шрам на его виске, который его совершенно не портит.

Так странно ощущать себя счастливым, просто оттого, что рядом со мной он. Невероятно, как все изменилось в последнее время. Вот жил себе спокойно, думал, что все так и должно быть. Работа, бухло, друзья, секс по пятницам и усмирение гнева большую часть времени. А потом — хуяк, и все перевернулось. Как это вообще работает? Ведь я знал его с первого класса. Почему так вштырило только в этом году? Стоило увидеть эти огненные волосы и уже все неважно. Как мотылек, летящий на уличный фонарь. Но вместо того, чтобы обжечься и умереть, я ожил. И уже неважно, что отец у меня извращенец. Точнее, это, естественно, не изменилось, но теперь я могу с этим жить. Могу оставить боль там, где ей самое место — в прошлом.

Для жизни это большая несправедливость — подарить счастье человеку, который был хуевым вообще всегда. Я столько дел наворотил, стольким людям сделал плохо, но все равно обрел то, что мне было нужно. Я невероятно благодарен жизни, богам, всему мирозданию.

Целую парня в висок, это не уберет шрам, но мне просто так захотелось, и, тихо высвободившись из объятий, встаю. На полу сплошной беспорядок из наших вещей. Собираю одежду, свою — натягиваю на себя, а его — складываю в стопку и оглядываю помещение, в поисках, куда бы ее убрать. В шкаф, разделяющий комнату, я, конечно же, не полез. Зайдя за импровизированную перегородку и узрев хаос, царящий на письменном столе, улыбнулся и положил вещи на стул. Ну и бардак. Куча исписанных листов, тетрадки, ручки, стикеры. Все это разложено в полной хаотичности, и я не представляю, как тут можно хоть что-нибудь найти.

Выхожу из комнаты, закрыв за собой дверь, чтобы не мешать парню спать.

В ванной, умывшись, обращаю внимание на заполненную корзину для белья. Надо бы постирать постельное. Чем и занимаюсь. Хорошо хоть стиралкой пользоваться умею.

Загрузив машинку, иду на кухню пить чай. Чем вообще можно еще заняться-то?! К слову, чайник я так и не включаю, обратив внимание на оставленные суши. Когда-нибудь я перестану хотеть убивать каждого, кто просто смотрит на него. Когда-нибудь обязательно, дожить бы еще до этого знаменательного события. Слишком боюсь. Нет, я не думаю, что он изменит. Просто боюсь его потерять. Боюсь, что решит, что со мной ему плохо, а раньше было лучше. Злясь на ни в чем не повинные суши, заталкиваю пакет в холодильник и, открыв окно, закуриваю. Слишком я нестабильный, и это не может измениться по щелчку пальцев.

Мысли скачут и, находясь в этом круговороте, я теряюсь и выпадаю из этой реальности. Выбрасываю бычок и упираюсь лбом в стекло, взирая на ночь за окном. Темно, холодно. Как обычно. Только теперь у меня есть за что держаться. И даже если он спит и совершенно не знает, что я схожу с ума, все равно он влияет на меня.

Просто новая жизнь, которая меня слегка пугает. В этой жизни нет Антона, отца, завода, «одуванчиков». Зато есть Фокс, сестра и счастье. Просто нужно привыкнуть.

Вспомнив о сестре, решаю, что нужно ей сообщить о том, что не переехал и, достав телефон, набираю номер:

— Костя? Добрался? — голос у Лёли обеспокоенный.

— Нет. Я остался.

Как объяснить все, что происходит, сестре? Она же, наверное, и про то, что я по парням не знает.

— Да? А где ты? Домой вернулся?.. Что-то случилось?

Понимаю, что лучше бы нам встретиться и нормально поговорить. Не любитель я телефонной болтовни.

— Может, увидимся?

— Кость, ты меня пугаешь. Когда? Я могу сейчас.

— Нет. Не волнуйся. Все в порядке. Собирайся. Щас приду к общаге.

И, не дожидаясь ответа, сбрасываю. Закрываю окно и иду в ванную, посмотреть, сколько еще будет стираться. За полтора часа я ведь точно успею вернуться?!

Собираюсь и иду к сестре, которая уже стоит и нетерпеливо переступает с ноги на ногу. Бля, как рассказать-то?

Она оборачивается на звук моих шагов.

— Я гей, — сообщаю прям с ходу.

Глаза расширяются в неверии. Она открывает и закрывает рот как выпавшая на берег рыбка.

— Глупая шутка, — выдает все-таки она, отойдя от первого шока.

— Я парня люблю.

Не думал, что это так странно говорить.

— Это сейчас типа каминг-аут?

— Ага, типа того. Я никогда и не был с девушками, просто сам себе не признавался в своей ориентации. И вот влюбился, и думаю, тебе нужно об этом знать.

— Охренеть, Кость, ты умеешь удивить, — она мнется, явно не зная, как на такое реагировать. — Ты б хоть как издалека, что ли… Блин. Охренеть. А… Блин.

— Не умею я издалека.

Закуриваю и смотрю на дворового черного кота, который восседает на лавочке и смотрит на меня голубыми глазами. Брат практически. Даже правое ухо так же искривлено, как и у меня.

— Ну… Блин, я не осуждаю, если ты об этом. Просто в шоке немного. Я видела только двоих геев в жизни, и они… черт, они вроде счастливы.

Вспоминаю ее типа бывшего и Паука и пожимаю плечами. Вообще ХЗ че у них. Мне все равно.

Продолжаю пялиться на кота и вдыхать дым.

— А… Кто он?