From love to hate and back (Bucky Barnes, Sam Wilson) / Часть 2. (2/2)

— Вполне. — В меня летят перчатки, в это время Барнс надевает боксерские лапы. — Давай, вспоминай, чему я тебя учил.

— Легко сказать, вспоминай, — еле слышно отвечаю, но вижу как он понимающе улыбается. Затягиваю липучки на перчатках и встаю в стойку. Пара неловких ударов, на которые Баки неодобрительно качает головой.

— Ты можешь бить в полную силу, я даже с места не сдвинусь, — и опять эта снисходительная ухмылка, от которой меня просто разрывает от возмущения.

— Считаешь меня слабой?

Удар.

— Хочешь опять показать мне, что я не способна за себя постоять?

Удар.

— Все правильно — ты слабая, — если он не перестанет меня провоцировать, ничем хорошим это все не закончится.

— Какого черта ты так говоришь?

Удар. Еще один.

— Потому что это правда!

Барнс начинает медленно двигаться в мою сторону, меняя положение лап. Он уже не стационарен и к тому же изредка делает имитацию ударов и мне приходится сложнее, чтобы не пропустить его движения и при этом высказать, что накипело. Это ни черта неправильно. Дыхание должно контролироваться, а не тратиться на выяснение отношений. Но меня уже было не остановить.

— А что еще правда? Что еще я о себе должна узнать? Говори уже сразу все, чего уж! — я начинаю безостановочно лупить по лапам, выдыхаясь быстрее и быстрее, выплескивая в каждом ударе разочарование, возмущение, злость, обиду. Все, что бурлило все эти долгие месяцы нашло выход. — Мы столько времени не виделись, а ты… Ты… — мне не хватает воздуха от резкой и тяжелой нагрузки, — Ты вместо того, чтобы поговорить-начал сразу меня унижать. Что вчера, причем при друзьях, что сейчас. Да пошел ты, — стаскиваю перчатки, отбрасывая их в сторону.

Падаю на скамейку, стоящую около стены, закрывая глаза. Затылок упирается в холодную штукатурку немного смещая фокус внимания. Не хочу плакать. Но слезы упорно рвутся наружу.

— Прости, я перегнул немного, — он садится передо мной на корточки, пряча мои ладони в своих. — У меня что-то перемкнуло в голове вчера, когда тебя увидел. Столько раз хотел позвонить, написать, но думал, что это лишнее, что поздно. А сейчас, когда ты решила идти со всеми, просто испугался, что с тобой может случится плохое. Я же не всегда могу быть рядом.

— Почему мы расстались? — Вытаскиваю руки, чтобы вытереть слезы.

— Потому что - дураки, — он садится рядом, обнимая меня за плечи, — Мы не решили кто к кому переедет, поругались и разбежались. И ты не слабая, я знаю, что ты справишься, знаю, что постоишь за себя, если понадобится. Просто не хочу рисковать твоим здоровьем и жизнью.

— Больше не хочу сегодня заниматься, — всхлипываю я, чувствуя, как уходят последние силы, а тело заполняется теплым спокойствием.

— Как скажешь, малышка, — Барнс нежно целует меня в щеку, — Поехали, я отвезу тебя.

По дороге к дому, в котором я сняла квартиру в этом городишке, мы не сказали друг другу ни слова. Только Барнс все время держал меня за руку. Я не знаю, к чему приведет это все дальше, но сейчас между нами протянулись новые невидимые ниточки. Насколько крепкие — покажет время. Но я вижу, как рад он, что мы смогли все-таки поговорить после столь долгого времени.

Стоя на пороге дома, поворачиваюсь в сторону машины, чтобы махнуть рукой на прощанье, но Джеймс опускает пассажирское стекло, и громко кричит: — Но это все равно ничего не меняет, малышка. Ты никуда не едешь! Это слишком опасно.

Спустя пару секунд, за которые он успел скрыться за ближайшим поворотом, а я тихо охренеть от сказанного, мой упрямый характер взял свое — «Еще посмотрим, поеду я или нет!».