4. (1/1)
?Лучше бы пешком дошел??— эта мысль навязчиво долбится в моем мозгу вот уже последние минут двадцать, пока автобус, на который меня угораздило сесть, стоит в пробке.Уведа с приглашением от Рудбоя упала мне на телефон в тот самый момент, когда я подходил к универу. Там я должен был встретиться со своим научным руководителем по диплому. В результате я два часа нарезал круги вокруг кафедры, после чего добился лишь ?Артем, извините, бла-бла-бла, сегодня, к сожалению, бла-бла-бла? и прочего бормотания в том же духе. От выноса двери с ноги меня уберегло только чудо.Спускаясь по лестницам, я мысленно уже втягивал спасительный дым, который обязан был помочь мне справиться с раздражением и злостью от потраченного впустую времени.И только у самого крыльца меня догнала мысль о том, что зажигалки с собой у меня нет. Перед глазами мелькнула знакомая Zippo, которой весь вечер прикуривал мне сигареты мой новый знакомый.Никотиновое голодание наслоилось на разочарование от мысли, что ночью мы расстались, так и не обменявшись контактами. Прощаясь у дверей ?Семнашки? я был совершенно уверен, что этого человека я никогда теперь не потеряю из виду, но сегодня на трезвую голову я понял, что мне некуда писать или звонить. В общем, Ванино приглашение оказалось очень кстати.От универа я побрел в сторону остановки, в надежде по пути обзавестись заветным огнем. Теперь же я жалею, что не выбрал другой способ транспортировки. На часах почти восемь. Да еще и эта мелкая шавка, что вперилась в меня своими крохотными черными глазками. Она сидит на коленях у хозяйки, но пялится только на меня. В тишине салона иногда слышно, как она тихонько рычит.Никогда раньше не наблюдал за собой неприязни к животным, но эта тварь вызывает во мне какую-то противоестественную злость. Я стараюсь ее максимально не замечать, но чем дольше длится ожидание, тем мне сложнее себя сдерживать. Когда она начинает тявкать в открытую, я бросаю с усмешкой:—?Quam cute quod canis!*?— хозяйка и еще пару пассажиров как-то странно на меня косятся, зато автобус наконец двигается, и совсем скоро я могу вылезти на свежий воздух.***Дверь в квартиру мне открывает Дашка, а не Рудбой. Широко улыбаясь, она обнимает меня и говорит, что ?кина не будет, ибо режиссер?— в дрова?, а потом убегает в комнату с криками ?не переключай, это моя любимая песня?. Я скидываю кроссы, пристраиваю на вешалку куртку поверх уже образовавшейся горы, сквозь дверной проем цепляю взглядом валяющегося на диване хозяина хаты и привычно двигаюсь в сторону кухни.—?О, здорово! —?Илья преграждает мне путь, выглядит он как всегда жизнерадостно.—?Привет! —?я звонко хлопаю рукопожатием по его протянутой ладони. —?Че, как тут?—?Да весело! —?он еще шире расплывается в улыбке, хотя уж куда шире. —?Я сегодня за массовика затейника, бармена и консьержку,?— говорит, прикладывая руку к груди и слегка наклоняя голову в притворном поклоне. —?Исполняющий обязанности хозяина вечеринки, так сказать.—?Ясно,?— понимающе киваю я. —?Это ты его так? —?мотаю головой в сторону комнаты.—?Почти,?— Погребняк усмехается.В этот момент в комнате что-то раскатисто брякает. Илья рефлекторно дергается, но тут же останавливается, напряженно оглядываясь на дверь кухни. Шум в комнате повторяется, музыка становится тише. Судя по голосам?— идет бурное обсуждение. Парень напротив меня все-таки не выдерживает и спешит разобраться. Я беспрепятственно просачиваюсь на кухню, плотно прикрывая за собой дверь.В первую секунду мне кажется, что в темноте никого нет. Почти полную тишину прорезает лишь чье-то медленное, сдавленное дыхание. Когда глаза привыкают к полумраку, понимаю, что кто-то, сгорбившись, сидит в самом темном углу, на том самом месте, где я впервые увидел Сегу. Делаю осторожный шаг вперед, обогнув холодильник, встаю напротив.Натянутый на голову капюшон, опущенные плечи, упершиеся в колени локти, зажатое в ладонях горлышко початой полулитровой бутылки чего-то крепкого. Это он. Сега. Я узнал его. Почувствовал. Все внутри меня будто рвется ему навстречу.—?Приём,?— с трудом узнаю собственный голос. Хриплый, надломленный, чужой.Сергей поднимает голову с оттяжкой. Стекляшка в его руках, качнувшись, едва не выскальзывает на пол?— он успевает удержать ее в последний момент. Кажется, ему стоит огромных усилий, чтобы поднять руку и поставить ром на стол. Наверняка, все дело в выпивке, хотя даже в полумраке кухне поднятый на меня взгляд видится ясным, без хмельной дымки.—?Привет! —?выдыхает он. То ли из-за нехватки освещения, то ли из-за чего-то еще Сережа выглядит очень бледным, почти фарфоровым. Бескровные губы практически не выделяются на лице, а кожа кажется прозрачной.—?Все нормально? —?дергаю из-под стола табуретку и сажусь по диагонали.—?Да, устал просто,?— он слабо, но все-таки улыбается. —?День тяжелый.—?Это да,?— поддерживаю я.—?М? —?он едва заметно мотает головой в сторону бутылки.—?Да, спасибо,?— я, не задумываясь, берусь за горлышко и делаю большой обжигающий глоток.—?Рудбой спит? —?вяло интересуется, повернув голову к закрытой двери.—?Угу.—?Хорошо,?— отвечает и тоже тянется, чтобы глотнуть.—?Чего, буянил? —?ухмыляясь, тянусь за сигаретами.—?Немного,?— Сергей тоже улыбается и, не дожидаясь просьбы, протягивает мне уже вспыхнувшую зажигалку.Касаюсь его ладони с тыльной стороны, чтобы кончиком сигареты попасть по огню, и в этот момент Сега поднимает на меня глаза. Долго смотрит, вглядывается, а я то и дело отвлекаюсь на отражение пламени, которое перекатывается у него по радужке. И чем дольше я смотрю на эти пляшущие огоньки, тем сильнее ощущаю собственный жар. Он растекается волной откуда-то снизу, клокочет где-то под ребрами, облизывает шею и рвется к губам.Хватает одного движения напротив?— вздернутой вверх брови, чтобы моя сигарета так и осталась незажженной. Щелчок захлопнувшейся Zippo?— как выстрел из стартового пистолета.Не скажешь точно, кто первым подался вперед, да и какое это имеет значение. Импульсивность рывка мешает попасть в губы?— цепляю только самый уголок, проезжаюсь по колкой щетине, и ощущаю, как откликается тело напротив. Тяну вниз ворот с капюшоном, чтобы достать до шеи. Теплая, гладкая кожа. Кажется, я даже губами чувствую, с какой бешеной скоростью его сердце сейчас гонит по венам кровь.Ладонью скольжу под толстовку?— Сергей вздрагивает, напрягая живот, рефлекторно делает шаг назад и едва не теряет равновесие. Придерживаю его рукой за поясницу, прижимаю одновременно к себе и к кухонному столу. Последний жалобно скрипит, от чего мы оба замираем.За дверью слышится музыка и отголоски какой-то возни, но к нам никто не ломится. Чувствую горячее дыхание у себя на щеке. Каждый выдох отдается волной в паху. Адреналин херачит через край, но ему все равно не перебить желания. Чуть отодвигаюсь, чтобы заглянуть в глаза. Хочу точно знать, что я не один тут такой помешанный.Серьезный. Внешне абсолютно спокойный. Будто это вовсе не его стояк упирается в мое бедро. Настолько усталый? Или обреченный? Не знаю, что творится у него в голове, но чувствую, как что-то разъедает меня изнутри. Сомнения разрывают мозг и забирают драгоценные секунды, а это что-то толкает, перекатывает все мысли к пропасти. Губы застывают, не давая выдавить из себя ни звука?— спросить, точно ли это то, чего он хочет?— быстрый перепих за стенами у веселящейся толпы.Хочу спросить, что-то сказать, как-то отшутиться, чтобы дать нам время, чтобы, может, еще немного узнать друг друга. Хочу коснуться его губ. Потому что это кажется важным, но не могу заставить себя убрать руку с теплой кожи. Какая-то внутренняя сила не дает. Прожигает искусственным желанием обладания, хотя я и сам не уверен, что хочу этого так. Здесь. Сейчас.И вдруг он решает все сам. Просто делает шаг в сторону подоконника, прокручиваясь в моих руках. Слышу, как звякает пряжка ремня, и понимаю, что уже не смогу остановиться. Просто не хватит сил побороть то, что прожигает. Ядовитыми щупальцами оплетает волю, похищает разум, будто самый крепкий в моей жизни алкоголь. И кажется, что меня здесь осталось процентов десять. Остальные девяносто уже оглаживают ладонями поджавшийся живот. Отголосками сознания ловлю мысль о ребрах, о которые можно было бы порезаться.—?У тебя есть что-нибудь? —?спрашивает, стаскивая плотный джинс вместе с бельем.Киваю ему в спину, убираю руки, чтобы нащупать в кармане тюбик и презерватив. Расстегиваю ремень, наблюдая, как он упирается ладонями в подоконник, максимально широко расставляет ноги, насколько позволяют спущенные штаны. Где-то в глубине меня стучит мысль о том, что это неправильно. Слишком холодно и по-деловому, но ладонь все равно проходится по вставшему члену.—?У меня давненько никого не было,?— говорит куда-то в сторону пола. —?Тебе придется постараться,?— легкая усмешка и первые живые нотки, которые я от него слышу за сегодня.—?Понял,?— и даже у меня в эту секунду голос звучит увереннее.Лью смазку на пальцы, скольжу по расщелине и медленно толкаюсь одним пальцем внутрь. Почти сразу двумя?— слышу, как он мычит, совсем тихо, но мне хватает, чтобы хотеть еще сильнее. Еле сдерживаюсь, чтобы не загнать три пальца до казанков.Растягиваю, придерживая свободной ладонью за бедро, и ловлю себя на мысли, что все меньше ощущаю происходящее. Будто мне разрешают только смотреть из глубины. Пальцы кажутся чужими. Чужой член упирается в бледную кожу ягодицы. Чужая рука заставляет головку упереться, раздвигая плохо поддающиеся мышцы. Давление на член выхватывает меня на границе сознания, совсем близко к темноте. Еще немного и ух…Глухой стон сталкивает меня вниз. Я почти не контролирую собственное тело. Минута-две и движения становятся резче, глубже. Воздуха не остается совсем. Над губой выступают капли. Я знаю, что они соленые на вкус, но не чувствую ничего. Веду ладонями вверх по ребрам, свожу вместе и цепляюсь за какую-то нитку. В следующую секунду?— острая боль пронзает кончик указательного пальца.—?Gosh!**—?Что? —?Сергей чуть выгибает шею, чтобы обернуться ко мне.—?Omnia bene!***На несколько мгновений он вдруг перестает двигаться. Где-то подсознательно улавливаю, как он напрягается. На лбу собираются складки.—?Быть не может… —?бормочет, но я не могу остановиться, чтобы переспросить.Продолжаю двигаться, а он хмурится. Ничего не говорит, но закатывает глаза. Вижу, как мечется по своим мыслям, упирается побелевшими костяшками в подоконник с облупившейся краской. Потом глубоко втягивает воздух и отворачивается. Опять подается навстречу и даже как будто стонет громче. Неминуемо утягивает меня за край, крепче сжимая мышцы, и я улетаю…Будто в слоу мо смотрю, как он, не оборачиваясь, вытирается подвернувшимися под руку салфетками, натягивает белье, штаны, одергивает толстовку. Кажется, будто я несколько часов простоял у самых колонок на каком-нибудь ?мясистом? концерте. В голове звенит и темнеет. Язык ватный, ноги гудят. Нужно что-то сказать, но буквы упорно не складываются в слова.Как-то бессознательно стягиваю презерватив, завязываю узлом и кидаю в мусорку. Надеваю штаны, и палец снова отдается болью, как тогда. В темноте не разобрать, но маленькое пятнышко похоже на ожог. На автомате прикладываю поврежденное место к губам, пока Сега, протянув руку, берется за горлышко бутылки. Делает три-четыре крупных глотка, потом неаккуратно стукает донышком об стол. Цепляет пальцами какой-то вытянутый предмет и, развернувшись, бросает мне в руки. Чуть качнувшись, ловлю, и ладони тут же озаряются розовым свечением. Перевожу взгляд с неоновой палочки, которые так любит в последнее время Рудбой, на глаза парня напротив.—?Я так и понял,?— говорит он глухо и поворачивается в сторону двери.—?Что?—?Scio qui sis, ****?— отвечает и выходит из кухни, впуская сюда свет, звук и даже воздух.Недоумение сменяется осознанием. Оно приходит откуда-то из глубины. Оттуда, где темнота. Темнота, разбавленная розовым неоном. От палочки, которая светится в моих руках. Без батарейки.*Какой милый песик! (лат.)**Чёрт возьми! (лат.)***Все отлично! (лат.)****Я знаю, кто ты (лат.)