Часть 14. Господин Танос. (2/2)

Это была не совсем месть – скорее попытка показать и доказать себе, что тоже умеет давать отпор и нападать первой, что тоже может влиять на его решения в той же мере, что и он на ее. Конечно, было бы идеально уйти, распалив его и оставив ни с чем, но такой поворот событий не представлялся возможным ни при каких обстоятельствах. Слишком скучали оба по близости тел друг друга и по нормальной жизни, в которой есть место интимности и сокровенности отношений двоих. В этот раз наличие двадцати пяти человек, рандомно разбросанных по огромному помещению общежития, смущало гораздо меньше. Прикрытых глаз хватало, чтобы позабыть о них и обо всем остальном, чтобы плавно двигаться в бедрах, добывая для обоих самые сладострастные ощущения. Так и не позволив ему снять с нее футболку, наслаждалась жадностью его рук прямо под промокающей от совместных усилий тканью. Твердость пресса под ладонями позволяла устойчивее опираться, преодолевая ноющую боль в мышцах бедер. Он же, напротив, не нуждался в том, чтобы закрывать глаза, лишая себя прелести картинки прямо перед ним. Подгонять удавалось руками, а ускоряться – приподнимая таз под ней. Смятое одеяло, призванное глушить звуки, то и дело норовило сползти, и его приходилось придерживать любой свободной от взаимных ласк руке.

Ее усталость влажным дыханием опаляла скулы, пробуждая все большие силы в нем. Предательский скрип кровати, переворот, и открывшаяся, наконец, свобода действий. Вынужденный ранее смирять свой пыл и нрав в угоду ее потребностям темпа и скорости, теперь получил полный доступ к ритму своей личной hip-hop композиции. Нетерпеливо нагоняя упущенное, сжимая зубами подушку, выбивал из приоткрывшихся губ сдавленные стоны, просачивающиеся сквозь пальцы рук. Стиснуть плотнее, не позволяя звукам портить процесс примирения ее слабостей с его требованиями в пробуждении силы; сдвинуться распаленным ртом к ее уху в мольбе быть тише, но не останавливаться, не сдавать в набранной скорости. Творить свое дьявольское господство над сдавшимся порабощенным телом, присваивая каждую пробивающую ее дрожь к своим достижениям и наградам. Захватывать губами, языком, зубами все новые территории, сметая все на своем пути, подчиняя своей эгоистичной воле каждый новый взятый рубеж. Не выпускать, не щадить, не смилостивиться, ненасытно и алчно вкушая каждую каплю момента, без остатка. Сокрушить в последней беспощадной атаке, изнывая от желания взять больше, чем может. Мало, мало, ему ее мало. Всегда было и всегда будет. И даже перенапряженные мышцы таза, рук и спины не способны убедить в благоразумной умеренности. Не сегодня. Не сейчас. В день перед возможной смертью, когда длина жизни измеряется несколькими часами на двоих.

Передышка – лишь потому что вынужденная, остановка – только чтоб дать выжатым ресурсам немного восполниться. Оставшаяся с ужина бутылка обычной воды попадает под захват татуированных пальцев, наполняя иссушенные уста живительной прохладой. Несколько глотков взахлеб даруют новую жизнь, и, набирая побольше в рот, делится жизнью и с ней, не замечая, как оказавшиеся лишними струйки убегают по ее лицу. Пламенная благодарность ее языка снова сводит с ума, открывая второе дыхание для новых и новых побед…

Завтрак исчезал в двух голодных ртах в секунды, поражая открывшего рот Кён Су, перенесшего ночью страшнейшую из возможных мук. С лицом праведника, прошедшего через агонию и страдания за грехи ближних, он сидел, осунувшийся и молчаливый, загоняя палочками в рот недоваренный рис. Донсу тоже присутствовал за импровизированным столом (четверка сидела на полу кругом) и где-то еще – настолько отсутствующее и безучастное выражение лица у него было. Лишь один раз по окончании трапезы он выжидающе взглянул на Таноса, и, получив кивок, спокойно занялся ковырянием в зубах.

От Су-хён не укрылся этот странный взгляд, и она внимательнее приглядывалась к Таносу, к его выражению лица, выискивая подсказки к происходящему.

Спустя время еще один странный зрительный контакт заставил уже переживать. 456-ой, приговорив завтрак, прогуливающимся шагом направился к дверям, усевшись на ближайшей койке. Затем туда же проследовала 120-ая, тоже в легком променадном курсировании.

- Ты все-таки скажешь, что происходит? – Су-хён взволнованно посмотрела на Таноса.

Он повернулся к ней, серьезный и сосредоточенный, и коротко скомандовал:

- Как только двери откроются – лезь под кровать. А сейчас сиди здесь как обычно и болтай с Кён Су.

256-ой при упоминании своего имени встрепенулся:

- А мне что делать, мистер Танос?

- Догадайся, - огрызнулся и, нарочито расслабленно поднимаясь, закинул руки за голову и двинулся к углу Дольсу & Соль-Джу.

Су-хён посмотрела на беззаботно ковыряющегося в зубах Донсу умоляющими, полными непонимания глазами.

- Господин Донсу, хотя бы вы скажите, что происходит.

- Танос принял решение участвовать в плане Сон Ки Хуна.

- Каком еще плане?

- Бунт, побег, ограбление организаторов игры, кончина за решеткой или в этих прекрасных стенах.

- Чтооо? Почему? Зачем?

Донсу устало вздохнул, потирая переносицу.

- Идут. Ныряй под кровать, выйдешь, когда дадим знак. И ради бога, не вздумай мешаться под ногами.

- А мне что делать? – всхлипнул Кён Су.

Мужчина строго и оценивающе посмотрел на 256-го, и, будто сделав заключение не в пользу парня, бросил через плечо:

- Постарайся не попасть под пули.