2. Служить (2/2)

Нет слаще чувства, чем обманывать самого себя.

— Ты будешь принадлежать мне, — довольно произнес белый демон.

Как вещь или клинок. Или как низкий служка, ведь кому-то нужно выносить нечистоты. Он, совсем недавно рожденный, ощутил такое сильное отвращение, что немедля вылез из бронзового чана и попытался вновь покинуть дворец демона. Ему это, конечно же, не позволили — двери захлопнулись прямо перед носом.

— Будешь принадлежать… Дин, Цзюэ, научите его слушаться.

Взгляд Дуна коротко и воровато прошелся по юному демону. Он не предвещал ничего хорошего.

— Можно делать все, господин? — спросил он.

— Господин, может ли слуга использовать новые инструменты? — спросил с улыбкой озабоченного людоеда слуга Цзюэ.

Белый демон уже удалялся вглубь покоев, словно бы потеряв интерес.

— Мне неважно, как вы научите его служить. Выполняйте приказ.

***

Ему завязали глаза и рот тугой тканью, которую он немедленно начал жевать в попытках выплюнуть. Во рту было солоно, горько и мерзко. Приволокли его в иное, холодное и каменное помещение, где он сразу же сломал ногти о пол. Бросили — вжали, как нашкодившего щенка, в камень щекой и, склонившись к шее, бесконечно беззащитной, прошептали.

— А ты весьма неплох на вид, когда тебя отмыть, мясной мусор.

Теплое и влажное коснулось его загривка, прошлось вниз. Слюна крупной каплей стекла вниз, прочертив дорожку по коже.

— И что такого в нем? Урод уродом, впрочем, господину он зачем-то нужен. Наверное, собирается преподнести господину Мрачных Топей, — заговорил второй голос, вдали. Видимо, принадлежит слуге Цзюэ.

— Поиграемся с ним напоследок.

Молодой демон забился, пытаясь вырваться прочь. Любой ценой вырваться, убежать от неясной угрозы и неясных желаний служек, получивших над ним неограниченную власть. Маленькие, униженные существа, получившие возможность поиздеваться и надругаться над чем-то лучше самих себя, порой совершают вещи гораздо более страшные, чем мог бы придумать любой палач.

Слуга Цзюэ и Дин, чтобы сдержать непокорного демона, навалились на него с двух сторон и, выкрутив руки, сломали их. Хрустнула крепкая кость под напором, перед глазами у новорожденного демона предстала красная пелена, а мозг почти потерял связь с миром  от боли. Он кричал, извиваясь и брыкаясь — неестественно вывернутые руки лежали на полу, бесполезные как плавники выброшенной на берег рыбы.

Слуга Цзюэ отошел в сторону, чтобы подготовить инструменты, а слуга Дин между тем отгладил отмытые от крови спину и поясницу. Каждое его прикосновение — словно касание жабьей лапки, липкое и слизистое, полное омерзительных желаний.

— Будешь хорошим и, так уж и быть, мы оставим тебе ноги.

Новорожденный демон такому предложению был не рад. Сопротивляясь изо всех сил, он откусил у слуги Дин палец — соленый и гадкий кусок мяса. За это его схватили за затылок и стали бить о каменный пол лицом — по покоям раздавался ритмичный звук шлепков о что-то твердое. С каждым ударом лицо все больше напоминало мясную кашу из плоти и сломанных мелких костей, кашу, из которой его и вытащили. Как ему было больно!

Однако, он не умирал — боль струилась по всем частям тела, под ногти загоняли тонкие иголки, а на бедрах неприятно чувствовался чужой вес, и все же, какой боль ни была сильной, она не могла умертвить демона. Плоть отрастала и покрывалась кожей вновь, кости срастались, и даже… даже, спустя время, он перестал надеяться, что умрет сейчас. Все его сознание стало пульсирующим комком боли, хотелось спрятаться и рыдать — но неоткуда было течь слезам.

Сколько прошло времени? Сколько длились эти пытки?

В этом, лишенный возможности выразить боль, ведь даже рот теперь заливала собственная кровь, существовании он уподобился первозданному комку боли, хаосу<span class="footnote" id="fn_39097422_2"></span>— не закричать, не рычать, никак не выразить себя. Лишь молча существовать в боли.

Слуги-сосуды заметили его безвольность: тот, что потяжелей, слуга Дин, крепко прижал его бедра к полу и стал выкручивать ноги с помощью слуги Цзюэ. Новорожденный демон замер от неизвестной ему до этого боли: он явно чувствовал, как его бедренная кость постепенно вылезает из сустава, из костяной впадинки, где должна находиться. Кость выпирала и соскальзывала обратно в костяную выемку таза, держась за связки и пытаясь сохранить первозданный вид. Слуги тоже не сдавались.

Щелчок! От резкой боли демону показалось, что сосуд звучно разорвался у него в голове. Связка лопнула, не выдержав давления и кость, сломавшись в уязвимом местечке, смяла мясо внутри и разорвала сосуды — смерть казалась сладкой мечтой по сравнению с этой пыткой. Новорожденный демон не заметил в вое, что его лицо восстановилось и он мог орать, выть, рыдать и молить о пощаде.

— Выносливый, — довольно заметил слуга Цзюэ, — но все же эта новая пытка хороша. Смотри, как расцветают раны на его теле. Господин будет рад. Сделаем так же с другой ногой?

— П-прекратите… — прохрипел, глотая кровь, пострадавший.

— Прекратить? Нам такого не приказывали. Ты считаешь себя лучше нас, раз не хочешь служить господину? — с насмешкой наклонился к нему слуга Дин. — Следует показать, где твое место в новом мире.

Новорожденный демон не видел, что за жест он сделал второму слуге, но тот вдруг издал недовольный звук и отошел в сторону.

— Не хочу пачкать себя об это, — сказал слуга Цзюэ.

— Господин сказал, что учить послушанию можно любым способом. Разогреешь его хорошенько?

Новорожденный демон только начал вспоминать себя в невообразимой боли и восстанавливаться, как на его спину и поясницу пролилось горячее масло. Ошпаренный, он задергался и захрипел, пытаясь уползти прочь — бессмысленно. Его схватили за бедра и позволили маслу пролиться вниз, обжечь промежность, а затем…

Ему нужно бежать! Судорожно вздыхая, демон пополз вслепую прочь от прикосновения, куда угодно, как угодно, с одной лишь рабочей ногой, лишь бы подальше.

— Ну-ну, не дергайся и будет не так больно. Ты разве что-то еще чувствуешь?

Новорожденный демон открыл рот в немом крике. Он чувствовал все: каждое касание когтистых пальцев, раздирающее тонкую внутреннюю стенку, каждую каплю горячего масла, затекающего внутрь, каждый ожог кожи, каждый унизительный момент. Каждое насмешливое слово пыхтящего сзади слуги, который противней любого урода, гаже любого сосуда для сбора нечистот, а, раз скоро он в него испражнится, то, получается, еще можно быть более убогим…

Как бы слуга Дин не растрахивал его пальцами для, конечно же, лишь собственного довольства и растягивания пытки, при попытке войти он встретил сопротивление. Сжавшись всеми мышцами в один комок, новорожденный демон не поддавался и даже не имел сил молить о прекращении издевательств.

Ему сломали вторую ногу и вошли в смазанный кровью и маслом зад.

Толчок, еще толчок. С каждым протискиванием чужого омерзительного отростка его тело все меньше принадлежало ему, его обращали в послушный безвольный инструмент, игрушку для прихотей, поставку для вещей. Склонившись к его шее и прижавшись телом сверху, слуга Дин зашептал в уши гадости — как в нем горячо, словно в разогретом котле, как тесно и влажно. Член дергался в нем, двигался, задевая израненные стенки — всполохи животного довольства, от которых хотелось тошнить, но было нечем.

Новорожденный демон, придавленный и повязанный другим, дергался с ним в темп и ничего не мог с этим поделать. Влажные шлепки разносились по каменной зале и заливали уши, звуки в самой голове. Слуга Дин, кряхтя, дергался и уже был готов излиться — в него внутрь, не иначе, чтобы навсегда заклеймить и загадить.

Он почувствовал, как что-то кислое проливается ему в кишки. Слуга Дин довольно произнес, выпрямляясь.

— Вот и все. Послушная хорошенькая сучка.

Выходя из него, он скривился от отвращения и с силой ударил лежащего в луже крови демона по бедру — расцвел алым, переходящим в пурпур, цветок боли на белой коже.

***

Он едва чувствовал собственное лицо, когда его приволокли, поставили на колени и белый демон взял его щеки в ладошки. Перед этим молодого демона еще раз поелозили по полам, вымыли дочиста и одели во что-то, кажется, даже приличное — верно, господину не захочется смотреть на следы бывших пыток. И не только.

— Мое имя И Байгу<span class="footnote" id="fn_39097422_3"></span>, но тебе дозволено называть меня лишь господином, или Гушулинь-цзюнем<span class="footnote" id="fn_39097422_4"></span>, — улыбаясь, сказал демон, — и стоит придумать тебе имя. Хм. Сяоцзянь. Хун Сяоцзянь<span class="footnote" id="fn_39097422_5"></span>.

Некоторое время И Байгу смотрел на него, ожидая какой-то реакции. Но младший демон лишь склонил голову в немом поклоне. Он едва держался, чтобы не завалиться набок и не распластаться по полу использованной тряпкой.

— Что же, хорошо. Теперь ты мой. — И Байгу провел пальцем по чужому подбородку с этими словами.

Хун Сяоцзянь издал некий звук, означающий согласие. Крови в нем было мало, он был голоден и устал, изломан. Ему хотелось провалиться в сон, но во сне повторялись те же пытки, что и наяву, а затем демон осознал, что вовсе не может спать — лишь проваливаться в некое подобие собственных мучительных воспоминаний.

И Байгу затем запустил пальцы за ворот его новых одежд и собственническим жестом погладил красную метку, метку владыки поветрий у его нового раба. Если раньше ласковое касание этого белого создания вызывала у него трепет, то теперь он, Хун Сяоцзянь, лишь мечтал поскорее убраться от него подальше.

У него не было сил, совершенно, даже для того, чтобы отбиться от уродливого сосуда для жертвоприношений. И все же, если однажды Хун Сяоцзянь обретет достаточно силы, первым делом он свернет и сомнет, словно сырую глину, эту белую шейку в руках.

Но глубоко внутри него приласканный некогда зверек тоскливо и отчаянно заскулил.