Часть 2 (1/2)

Два месяца назад

Тусклый свет ночника бросал длинные тени в спальню. За окном приглушенно гудели сирены. Особенно вечером происходило много всего неладного в Казане. Но в этот момент, Маша наслаждалась тем, что сегодня Вадим хотя бы не на разборках. Она наслаждалась тем, что у них была пусть скромная, но своя обитель.

Вадим сидел на краю кровати, неторопливо расстегивая рубашку, Маша стояла у двери, наблюдая за ним. Внутри неё вспыхнул жар, который начинался внизу живота и расходился по всему телу. Девушка иногда даже стеснялась своей природы. Иногда ей стоила только взглянуть на любимого, и в ней просыпалось желание. Она сглотнула, чувствуя, знакомое настроение. Вадим заметил это — он всегда замечал. В уголках его губ мелькнула знакомая, опасная усмешка.

— Чё ты? — сказал он низким, хрипловатым голосом.

Маша не ответила. Вместо этого она сделала медленный шаг вперёд, потом ещё один, и наконец дошла до кровати.

Вадим слегка откинулся назад, давая ей возможность сесть рядом с ним. Она дотронулась до него, осторожно проведя пальцами по свежему синяку на его рёбрах — след очередной драки. Вадим резко вдохнул, и этот едва заметный звук заставил её сердце пропустить удар.

Маша положила ладони ему на грудь, ощущая под пальцами ровное биение его сердца. Он всегда был тёплым, живым — в мире, который казался ей ненадёжным. Она наклонилась, медленно поцеловала шрам у него на ключице, задержав губы на его коже чуть дольше.

— Ты что, хочешь уже? — с легкой улыбкой пробормотал он, лениво поглаживая её спину круговыми движениями.

Маша выдохнула:

— Да.

И этого было достаточно.

Вадим одним движением потянул ее к себе на колени, его руки скользнули под платье, пробижаясь по нежной коже ее бедер. Маша ахнула, когда он прижался губами к ее шее, чуствая его горячее дыхание. Она уже таила рядом с ним, и ее пальцы вились в его волосы.

Они уже переживали это много раз — но сегодня всё было иначе. Сегодня между ними витало нечто более глубокое, что-то невысказанное.

Вадим откинул ее голову назад, его губы захватили ее в медленном, обжигающем поцелуе. Его руки блуждали по ее телу, расстегивая ее платье, избавляясь от слоев одежды между ними, пока Мария не оказалась обнаженной в его объятиях. Русоволосый гладил ее кожу, запоминая каждый изгиб, каждый затаенный вздох.

— Ты моя, — прошептал Вадим ей.

Маша вздрогнула, не от холода, а от того, как он это произнес — словно обещание. Словно клятва. Она провела руками по его груди, чувствуя шрамы, следы битв, которые он вел из-за принципов, которых она не понимала. Она целовала каждый шрам, позволяя своим губам сказать то, что она не могла сказать словами.

Вадим улажил возлюбленную на еще холодною простыни, прижался плотью к ней. Его губы оставляли огненную дорожку по её коже, а руки сжимали её бедра. Маша выгнулась к нему, жаждая его полностью, притягивая ближе, пока между ними не осталось пространства.

Их тела двигались вместе, сперва медленно, затем с отчаянием, голодом, как будто само время исчезло вне этого мгновения. Вадим шептал ей про свою любовь и желание, будто некою мантру, и Маша шептала ему что-то в ответ, не здерживалась. Девичьи ногти впиваясь в его плечи, пока когда волны не удовольствия обрушились на них.

Когда они достигли пика, он зарылся лицом в изгиб её шеи, его дыхание было прерывистым, а по коже пробежала дрожь. И когда все закончилось, когда все наконец-то перестало крутиться вокруг них, Вадим прижал её к себе, оставляя нежный поцелуй на её лбу. Маша закрыла глаза, наслаждаясь ощущением его сердце под своей рукой. Она не знала тогда — никто не знал, — что эта ночь, этот момент изменят всё. Вкоре в девушке появится биение нового, крохотного сердце. Ведь среди страсти они создали жизнь — их первинеца. Их будущее, которого никто из них не мог предвидеть, но которое свяжет их навсегда.

***

В больнице пахло антисептиком и варёной капустой — странная смесь запахов, которая вызывала сильное ощущение тошноты у Маши. Люминесцентные лампы не очень заметно, но все-таки занудно, шумели над головой, отбрасывая бледный, болезненный свет на облупленные зелёные стены. Сидя в очереди Маше только оставалось глядеть на пропагандистский плакат. На нем была изображена улыбающаяся медсестра с ребёнком на руках и надпись: «Материнство — долг каждой советской женщины!».

«У женщин было бы больше детей, если условия бы позволяли», — с досадой подумала про себя Маша. В нынешние времена такая надпись казалась циничной. Зачем людям заводить детей, когда вокруг один криминал и нищета? Заработать деньги нормальным образом было практически невозможно. По факту было только два варианта: либо заниматься криминалом, или иметь высокопоставленных друзей или родственников.

Когда Маша наконец попала на осмотр к врачу, все прошло как в тумане. Были только холодные руки врача, гинекологическое кресло и пугающие инструменты.

Три месяца.

Слова врача эхом отдавались в её голове, пока Маша шла по тускло освещённому коридору. Почти три месяца. Конечно, она уже давно догадывалась—пропущенные месячные, тошнота, странная усталость, от которой не спасал даже сон. Но одно дело—подозревать, и совсем другое—услышать подтверждение от медика.

Её пальцы сжали потрёпанный ремешок сумки.

Маша задавалась вопросом, как этот ребенок впишется в мир Вадима. Он всегда говорил ей, что хочет семью — как минимум двоих детей, и уверял, что его преступная жизнь временна. Что надо просто потерпеть, и когда все устаканится, они спокойно смогут расширить свою семью. Однако эта временная жизнь, казалось, длилась уже годами и не имела конца. Маша была уверена, что сейчас Вадиму не до ребенка.

Девушка вышла из кабинета в растерянности, всё ещё погружённая в свои мысли, и тут же врезалась в кого-то в коридоре.

— Ой, Маш!

Мария отшатнулась. Этот знакомый голос был сейчас совсем не кстати.