Глава пятьдесят вторая (1/2)

— Когда ты успел стать экспертом в области ядерной физики?

— Вчера.

***

На стадионе царило невообразимое оживление. Казалось, все решили обсудить прошедший поединок вместе друг с другом, даже если до этого они были незнакомы. Люди попеременно нахваливали то Саске, то Мари, не зная, кому отдать своё предпочтение. Подростки поразили своим боем даже опытных джонинов, которые со знанием дела уважительно кивали, цепко рассматривая две недвижимо лежащие фигурки на арене. Их дыхание можно было определить по редкому поднятию грудной клетки и суетливости ирьёнинов, которые профессионально выполняли свою работу и аккуратно перекладывали шиноби на носилки, не усугубляя их состояние при этом.

Кимимаро едва удалось остановить подскочившего Хаку, отчаянно желавшего оказаться рядом с Мари, после того, как Учиха закончил свою технику. Он взволнованно кусал губу, сжимая руку Кимимаро до покраснения, но Кагуя не обращал на этот пустяк ни малейшего внимания — весь его фокус был сосредоточен на Юки, с трудом сидящего на месте, с тревогой вглядываясь в еле дышащую фигурку на поляне, которую переносили в медицинский кабинет. Кагуя тоже переживал за девочку, но внутренними усилиями смог сохранить бдительность, предотвращая неразумные порывы Хаку, которые могли привести их обоих к неприятностям. Они всего лишь зрители. Точка.

— Сиди смирно, Хаку, — с угрозой прошептал Кимимаро в ухо Юки, предупреждающе сжав тому ладонь. — Ты слишком очевидно себя ведёшь. Успокойся.

— Но там Мари…!

— Хаку, — с нажимом произнёс Кимимаро, показательно невозмутимо оглядываясь по сторонам, ища возможную слежку, — С ней всё нормально, сам видел, что она дышала. Ты слишком напряжённо выглядишь, вспомни уроки Забузы-сана. Ты нас только выдашь.

— Я, — сглотнул Юки комок в горле, — Хорошо, я… Сделаю.

— Умница, — блондин осторожно провёл большим пальцем по костяшкам, слушая сбивчивое дыхание своего друга, — Мы навестим её после оставшихся боёв, тем более, нас сейчас к ней не пустят. Ты же знаешь, она живучая, а у Конохи одни из самых лучших ирьёнинов. После такого шоу её и с того света достанут, — продолжил успокаивать то ли Хаку, то ли себя Кимимаро.

За то небольшое время, проведенное с этой наглой девчонкой, он сумел прикипеть к её непосредственности и острому языку. Кагуя впервые учил кого-то, и оказалось, что это довольно забавно. Особенно забавно было смотреть на сбившиеся после очередного проигрыша волосы Изанами и её недовольное сопение, которое, как она думала, никто не слышал.

Поправочка: он слышал всё.

У них образовались какие-то странные взаимоотношения. Кагуя не знал, мог бы он назвать её другом, потому что они пропустили этот этап. Их объединяла любовь к Юки, поэтому они автоматически, каким-то странным и неразумным способом начали доверять друг другу. Для Кимимаро подобное было в новинку: они не друзья, но разделяют тайны, которые по идее могут перевернуть всё сообщество шиноби. И ни у одного из них даже не закрадывалась мысль, что один может другого предать. Это странно и нелогично, но Кимимаро казалось, что они просто перескочили этап дружбы. Не знать друг о друге почти ничего — но при этом понимать, что между вами существует хрупкое доверие?

Кагую это сильно озадачивало.

У него не было друзей кроме Хаку, а Забуза-сан всегда выступал скорее в роли наставника и учителя, который относился к ним с лёгкой долей снисхождения в силу своего опыта и возраста. Кимимаро мог бы даже назвать его родительской фигурой, но язык почему-то не поворачивался: Забуза был Забузой, и этого никак не изменить.

А вот хаотичная переменная в виде одной синеволосой пигалицы вводила Кимимаро в жгучее недоумение. Их нельзя было назвать друзьями, однако для простых знакомых у них было чересчур много тайн на двоих. И всё, опять же, упиралось в это непонятное доверие, установившееся между ними. Кимимаро знал, что Мари никогда не предаст Хаку, и Мари знала, что сам Кимимаро тоже не предаст Хаку. Тот был неуловимой константой, обозначившей одним своим существованием запутанный клубок их взаимоотношений.

Но вот сюрприз, Кагуя не может отрицать, что сейчас он тоже переживает за Изанами, пусть и внешне сохраняет удивительное хладнокровие. Скосив глаза на Хаку, сидящего рядом со слишком неестественно прямой спиной и смотрящим в никуда взглядом, пока объявляли следующий поединок, блондин тяжело вздыхает и проводит пятернёй по волосам в успокаивающем жесте. Юки был сентиментальнее, этого у него не отнять. Пусть на заданиях тот профессионально входил в роль, когда ему это было надо, в обычной жизни тот был иногда чересчур порывистым и эмоциональным. Из них двоих Кимимаро всегда притворялся лучше, натягивая на лицо пугающую в своей холодности гримасу, хотя носителем хьётона в их дуэте был Юки.

На площадку тем временем вышли наследник клана Абураме и младший сын Казекаге. Парень с красными волосами вызывал у Кагуи намного больше опасений, чем Абураме с его противными жуками. Как будто что-то внутри него сжалось в страхе перед этим мальцом, будто… это не просто мальчик, а нечто гораздо, гораздо более опасное. Кимимаро доверял своему внутреннему чутью, но не всегда прислушивался.

— Чувствуешь это? — тихо спросил у него Хаку, который заёрзал на своём месте.

— Да, — так же тихо ответил блондин, не отрывая внимательного взгляда от происходящего на арене. Кимимаро заметил, как неосознанно напряглись мышцы ног, поскольку тело было готово к бегству.

Но Кимимаро не был бы опасным шиноби, если бы боялся внутреннего чутья. Принял к сведению — определённо. Спасовал? Да ни в жизнь.

— Приготовься, Хаку, — сложив руки в замок и медленно положив на них подбородок, уверенно произнёс Кагуя. — Думаю, скоро мы сможем размяться.

***

Гаара попеременно сжимал и разжимал кулаки, пока тонкая жилка тревожно билась на шее под гладкой, как атлас, кожей. Его зрение сузилось до белоснежных носилок, на которых комфортно расположилась пребывающая без сознания Изанами. Они довольно быстро пропитывались кровью раненой, и Собаку-но почувствовал тупую боль в челюсти из-за стиснутых в немом раздражении зубов. У девчонки была всего одна задача — победить Учиху, и она с ней не справилась. Гаара чувствовал небывалый прилив агрессии, самозабвенно подпитываемый шипящими комментариями Однохвостого. Красноволосый видел, что она выложилась полностью, и она действительно могла бы его развлечь, встреться они на поединке. Но Изанами подвела. Проиграла Учихе. У Гаары грохотало в ушах от злости, которую он больше не имел желания сдерживать. Удачное время подобрано, а планы мельтешащего сенсея его уже не волновали.

Собаку-но собирался потопить эту идеальную в своей миролюбивости деревню в крови, заставляя каждого испытать муки и страдания. Он — Гаара Песчаный, и он покажет этой раздражающей деревне всю степень его жажды крови. Степень его неутомимого безумия, прогрессирующего с каждым днём и убитым сильным противником. Изанами Мари могла бы им стать: о да, у неё были самые удачные карты, — но противник оказался таким же шиноби, как и она. Собаку-но собирался вдоволь насладиться её мучениями, запугать до хриплых рыданий и полного опустошения в глазах. Однако сейчас решение останется за Однохвостым — и разрушение Конохи до основания, до последнего кирпичика привлекало того гораздо сильнее, чем игры Гаары с какой-то девчонкой.

Собаку-но даже не помнил, как оказался на арене рядом с противником. То ли путь занял у него короткое мгновение, то ли продолжительную в своём тягостном ожидании минуту, которая могла испытать на прочность его будущего противника. Парень перед ним выглядел странно. Флегматично, как будто и не ощущает его жажду убийства и налитые кровью и глушимой яростью глаза. Гаара слышал о его жуках, но даже не считал Абураме за достойного противника. У него банально не хватит сил, чтобы тягаться против джинчурики с поражающими запасами чакры и полным ненависти к миру взглядом. Ведь Гаара действительно ненавидел. Эти полные показательной доброты улыбки, наверняка искренний смех, который окружал объект его мыслей за последний месяц. Изанами жила счастливо. Храбро защищала друзей, приходила на подмогу более слабым, обменивалась со всеми понимающими улыбками и сложными для понимания Гаары шутками. Иногда Собаку-но ловил себя на мысли, что хочет вцепиться ей в глотку зубами и не отпускать, пока по дёснам не побежит горячая, наверняка терпкая на вкус кровь. Теплыми ночами, характерными для этой тошнотворной деревни, он мечтал о том, что сотрёт эту усмешку с лица девчонки и изгонит лукавый прищур из её глаз. Потому что хотел того же.

Сам себе не признавался, всячески отрицал подобные мысли и упрямо мотал головой, скаля зубы в безумной полуусмешке. Лишь бы не уснуть.

И думать, думать, думать.

Теперь вряд ли у него это получится, однако это не помешает ему стереть Коноху в порошок, обагренный алой кровью её жителей. Помнится, Мари так самозабвенно отстаивала их никчёмные идеалы в споре с ним.

<s>Одна из немногих, кто сделал это, и остался жив.</s>

Судья объявил начало боя. Собаку-но видел только красную пелену перед глазами, поэтому даже не стал дожидаться исчезновения шиноби с поля. Взмах рукой — и волна тяжёлого, удушающего в своей мощи песка устремилась в сторону наследника клана Абураме. Гааре нужно выпустить гнев наружу. Отпустить себя, дать разгуляться своим чувствам. Шукаку победоносно оглушает своим рыком мысли Гаары, и он, наконец, может позволить себе отдохнуть.

Поспать.

Но нет. Что-то не позволяет ему сделать это и он решает самостоятельно довести дело до конца.

***