Глава 7. Тяжелый люкс (2/2)

— Что с крестом, капризуля?

Никто в его жизни не упрекал Шико в капризности; ему стало немного смешно.

— Я не ношу эти украшения, ваше высочество, — сказал он. — Я не верю в Бога и считаю, что это было бы лицемерием.

Кроссовка герцога очутилась близко к его ноге; он придвинулся вперед, рассматривая его с недоумением, даже с недоверием. Да, признаваться в подобном не совсем безопасно.

— Вы были крещены католиком?

— Да, — ответил Шико.

— Вы ходите на мессу? На исповедь? У вас есть духовник?

Шико отрицательно покачал головой.

— А что, если это проблема? — спросил принц. — Мои люди должны быть такими же религиозными, как все остальные. На меня смотрит весь королевский двор. Вы можете быть неверующим и при этом сохранять видимость. Просто приходите со мной на мессу, стойте там и проигрывайте в голове свои любимые мультики.

— Извините, монсеньор, — он ответил искренне, без вызова.

Он не хотел проблем для Анжу. И ему не очень хотелось, чтобы тот выбросил его на шоссе.

— Ладно, ты сама все увидишь, — рассеянно проговорил Анжу в трубку, не отрываясь от его лица.

Он смотрел, как зачарованный, без умозрительного любопытства, как будто видел что-то, чего не видел в себе сам Шико. Он заставил его застыть, а потом покачал головой и сказал:

— Che ragazz ostrano sei. <span class="footnote" id="fn_37954623_2"></span>, — и его голос опять был глухим и нежным, словно из книги воспоминаний, сообщая всему происходящему прозрачность сна. — Non capisco nemmeno cosa fare con te. Forse dovrei innamorarmi di te? Ma sono già innamorato. <span class="footnote" id="fn_37954623_3"></span>

«Мне нужно начать учить итальянский», — решил Шико, когда они въехали в охраняемую зону, где сразу брызнуло зеленым в глаза.

Посреди аккуратных кустов и деревьев выделялось эффектное черно-красное здание стрелкового клуба; сквозь затемненные стеклянные стены поблескивал неон; название полыхало над крышей двойным пламенем: «Линия огня». Водитель остановился перед самым входом, где выстроилась целая толпа встречающих сотрудников. Из «Хаммера» вышел Дю Га и пара охранников, готовые стать шлейфом принца.

Шико первым выбрался наружу. В салоне помаячила замшевая кроссовка и белая брючина.

— Не подашь даме руку? — проговорил Анжу капризным тоном.

Немного растерявшись, Шико протянул ему ладонь.

— Я пошутил, — рассмеялся принц и обрел лицо. — Ты глупо выглядишь.

— Ха-ха, — кисло сказал Шико (его обуревали мысли об обеде). — Я смотрю, вы не повысили уровень своего остроумия, монсеньор.

— А твои шпильки затупились.

— Это потому что я голоден!

Анжу довольно быстро стряхнул с себя хоровые приветствия персонала, и они отправились в стрелковую галерею, получили наушники, очки и оружие — два одинаковых пневматических пистолета. Просторное помещение оказалось очень необычным: большие экраны на стенах, какая-то машинерия по углам, состоящий из многочисленных стальных пластин пол и совсем удивительные два мотоцикла.

Если он и догадался о поле, то всего остального никак не ожидал.

Без предупреждения на экранах вспыхнуло изображение вооруженного нападения на город, загрохотали гранатометы (он невольно пригнулся на мгновение), едко запахло химикатами, плиты пола задвигались под подошвами его кроссовок, и среди хаоса грохота и пиксельных взрывов он не сразу увидел движущиеся мишени размером с монету. Анжу уже прицелился, его пришлось догонять, переживая превращение в автоматон: ни одной мысли в голове, ты становишься упрощенной пустотой, доверяющей единственному на свете — собственной мелкой моторике.

Когда они стреляли из карабина, лежа на подвижной поверхности, а электронные взрывы раздергивали его зрение на части, он все еще был официальной частью военной органики, но, когда они перебрались на мотоциклы с дробовиками «Фэт Боб», ему стало весело. Краем глаза он поймал обращенную к нему ухмылку Анжуйского, на которую ответил улыбкой. Игрушечная, мальчишеская, бескровная война, война-дискотека, была отличным развлечением, но, надо признать, и очень хорошей тренировкой: если регулярно посещать это заведение, одолевая множество искусственных препятствий, позволяющих почувствовать себя героем боевика, он постепенно восстановит свои старые армейские навыки, которые, будем надеяться, ему не понадобятся.

Все закончилось так же внезапно, как и началось. На экране замелькали сравнительные показатели: из ста пятнадцати выстрелов Шико попал в цель девяносто пять раз, а принц — восемьдесят девять. Он вспомнил, как видел принца в очках; судя по всему, он слегка близорук. Он решил убедиться.

Принц кивнул:

— Я в линзах.

Забавно, подумал Шико, возможно, его манящий прищур Мэрилин Монро объясняется тем, что у него проблемы со зрением. Вообще, когда стреляешь с ним по мишеням, а он валяет свои ангельские белые крылья по железному полу, а на лбу у него, между идеальными бровями и над верхней губой, блестят кристаллы пота, он особо не отличается от короля Наварры: свой парень, которого можно похлопать по плечу, завалиться с ним в ближайший кабак и посмотреть матч. Бабы, водка, гармонь и лосось. Не будем забывать, что это иллюзия, и еще он меня не предупредил, какое веселье вот-вот начнется: он снова меня испытывает. Интересно, обидится ли он, что я прострелил больше мишеней, чем он? Я бы обиделся.

В фехтовальном зале ему пришлось намного тяжелее, и это даже было не особенно весело. У него все еще болела нога, которую он повредил, спасаясь от молодчиков герцога Майеннского. Через десять минут он обливался семью потами, колено отчаянно пульсировало, а электрофиксатор уколов раздражающим шумом сообщал ему, какой по счету удар рапирой нанес ему принц. Анжуйский был очень хорош, хотя это не должно было удивлять. Всю высшую аристократию обучали фехтованию; вероятно, даже неуклюжий толстяк Майенн был способен заколоть врага на дуэли, просто он предпочел прибегнуть к более постыдному способу.

Подавив досаду и панику, он решил прибегнуть к хитрому, почти подлому удару, которому научил его Антуан, дравшийся, как разбойник с большой дороги. Вложив всю силу в замах, он хлестнул герцога по ноге и уколол его в икру. Тот упал от неожиданности на резиновую циновку, хотя не выпустил рапиру, и в его взгляде сквозь маску взметнулось детское удивление. Вероятно, его не учили грязным приемам.

Рисуясь, Шико нанес ему удар клинком в сердце.

— Убиты, монсеньор.

Герцог выругался по-итальянски себе под нос, стянул маску и отбросил в сторону.

Шико протянул ему руку и в последний момент убрал ее; наивное недоумение принца было слишком большим искушением.

Принц грохнулся обратно на пол, и все его возмущение внизу склона поднялось на склон.

— Я подал даме руку, — сказал Шико.

— Я могу приказать ее отрезать, — пробормотал принц.

— Извините, ваше высочество. Но вы же дразнили меня, верно?

Он помог принцу подняться на ноги.

— Я этого не забуду, — сказал Анжу.

— Надеюсь на это, — сказал Шико. — Иначе это было бы нечестно.

Он жив после избиения, а значит, он человек без чести. Для других, но не для себя. И, похоже, не для герцога. Какой он странный, и этот маковый цвет на его щеках после тренировки выглядит слишком ярко; кожа такая белая и прозрачная, он краснеет как девчонка… Чудесно, я перешел от его губ к его коже. Может быть, он мне действительно нравится? В этом самом смысле. Нравится, не нравится, забудем эту фантасмагорию.

— Вы совсем неплохи, — снисходительно-официальным тоном заметил принц, пока они направлялись в душ. — Кто учил вас?

— Мой брат Антуан. А потом Пьер.

Анжу поднял брови в почтительном удивлении.

— Пьетро Баренцо?

— Просто Пьер. Мой слуга.

— Что ж, я выпью шампанского за его здоровье.

— Он уже умер. Когда я служил второй срок.

Принц, казалось, обдумал его слова.

— Жаль, — сказал он. — Возможно, он мог бы меня чему-то научить. Ты научишь меня тому, чему он научил тебя.

— Но вы лучше, — честно сказал Шико.

— Я ограненный бриллиант, а ты нет. После огранки ты будешь сверкать ярче.

Это было, пожалуй, больше приятного, чем Шико слышал за всю свою жизнь. Он застопорил шаг.

Принц шагал в белой форме, и на нем смыкался свет. Он не носит при мне защитные оболочки, подумал Шико. Или я не понимаю его оболочек. Он и впрямь красивый. Что со мной творится?

Он открыл Анжу дверь в душевую, последовал за ним и с удивлением заметил двух молодых людей, низко поклонившихся герцогу. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это слуги, которые должны были их раздеть. Он неловким жестом отогнал своего, когда с герцога стягивали перчатку.

— Я пойду, — он неопределенно махнул рукой в ​​сторону дальней кабинки.

Он был не готов к ухмылке Анжу, над которой парил взгляд Мэрилин Монро.

— Я думал, ты видел в армии голых мужчин.

Действительно, я это видел. Почему мне должно быть стыдно в этом случае?

От этой чертовой игры кипит мозг!

— Личные границы, — сообщил он и ретировался.

Без малейшего смысла он вымылся очень быстро; что-то бултыхалось в его голове бледным отражением. Он еще быстрее вытерся и оделся; мимо него плыл пар.

Он пошел на улицу, дохнул глубокой июньской жары под блестящим синим небом. Недалеко от входа стоял Дю Га в каменной позе, рядом его мальчики в костюмах цвета отполированных покрышек. Все они ждали принца. Именно это нам и нужно помнить: он хозяин, мы его слуги. Это никогда не изменится. Это не может измениться. Видишь цветочную полянку на газоне перед клубом? Наслаждайся привилегиями, которые дает его мимолетный интерес. Завтра, однажды, он посмотрит на тебя и не узнает. И ты услышишь: «Всего наилучшего» тусклым тоном, который вернет тебя на место.

Анжу появился примерно через сорок минут — в чем-то ярком, с художественно уложенными волосами и накрашенными губами, которые ловили солнечный свет. Город пахнет гарью, экологический район несет его дальний след, хотя тут клумба взбирается на клумбу. Анжуйский пахнет цветами и гарью, он — воплощение нашей дисгармонии.

Он приблизился и заявил:

— Ты можешь восхититься моей особой, как должен делать воспитанный мужчина, который разговаривает с дамой.

Шико пропустил «даму» мимо ушей.

— Ваша особа провела там целый час.

— А ты думаешь, я такой утром с постели встаю? — фыркнул принц, направляясь к машине.

— Еще скажите, что красота требует жертв.

— Чего красота точно не требует, это жертв.

— А чего она требует?

— Денег.

Лучи метнулись прочь от «Мерседеса» и бриллиантов герцога. Шико открыл ему дверь, застыв с рукой на отлете. За их спинами стояла толпа персонала, замершая, как для позирования.

— Не подашь даме руку? — сказал Анжуйский отвратительным голосом.