Глава 54. Погребенные заживо (1/2)

ГЛАВА 54. Погребенные заживо

4–5 сентября 1989 года

Между Ниццей и Грассом

Вилла «Священный трибунал»

— Добрый вечер, мастер… — мадам Штальберг, приветствуя хозяина виллы, кокетливо протянула ему руку, унизанную кольцами, и соблазнительно пахнущую жасмином и сандалом. Пуни проигнорировал попытку флирта и ответил сухим формальным жестом — слегка пожал тонкие пальцы, но не притронулся к ним губами:

— Приветствую, мадам.

— Как чувствует себя мой жеребчик? Твои ловцы не сильно его потрепали?

— Нет, Самум отключился, когда машина влетела в отбойник… Вытащили без сознания, даже колоть не понадобилось. — сообщил Пуни и на всякий случай уточнил:

— Учти, к синякам на его груди и шее ловцы не имеют никакого отношения. Это следы от ремня безопасности.

— Ммммм… синяки на груди… и снова этот некрасивый след на шее… больше он никак не пострадал, надеюсь? — Розамунда сняла летнюю шляпу, темные очки и, не дождавшись приглашения от хозяина, села на круглый диван посреди зала. Здесь по стенам были в строгом порядке развешаны рыцарские щиты, светильники в виде факелов и образцы средневекового оружия, а по углам стояли деревянные статуи и манекены в доспехах, что придавало помещению одновременно мрачный и величественный антураж.

— Нет, я лично его осмотрел. Ни переломов, ни серьезных ушибов, только легкая контузия, которая пройдет к завтрашнему вечеру. Мои люди свое дело сделали чисто.

— К завтрашнему вечеру, вот как… — Рози разочарованно поджала губы. — Вообще-то я рассчитывала уже сегодня пообщаться с ним, и… довольно близко. Ты напрасно отказался мне помочь с видео…

— Никакой видеосъемки здесь!

— Вот я и говорю: ты не даешь его снимать на камеру, так что придется сфотографировать поляроидом. И… еще я хочу срезать у него несколько золотых прядей. У тебя ведь найдутся очень острые ножницы? Или… нож?

Рено засунул руки в карманы кожаных брюк, обошел вокруг дивана, где расположилась гостья в воздушном летнем наряде, и, не скрывая раздражения, спросил:

— Ты хоть понимаешь, что делаешь — или тобой управляет только твоя бешеная матка? Разве я учил тебя чему-то подобному?

— А что не так… мастер? — Рози подняла тщательно подведенные брови и свободней откинулась на диване.

— Да все, начиная с твоего дурацкого полового недержания и заканчивая тем, что ты действовала в нарушение всех ваших правил! Вместо того, чтобы сосредоточиться на переговорах и быстро получить за своего жеребца то, что хочешь, ты опять приехала сюда развлекаться с ним! А он пока еще на миллионном контракте!

— Он моя собственность! Моя вещь! — вскинулась Розамунда. — Я имею право делать с ним все, что мне заблагорассудится! И сегодня мне хочется его трахнуть, ясно?.. Может, это последний раз, когда у меня есть такая возможность… и я не намерена упускать ее из-за иллюзорных страхов!

Пуни стремительно приблизился, склонился к женщине, его свирепое лицо оказалось в опасной близости от ее лица:

— Совать член Самума в свою ненасытную дырку ты могла до того, как сдала жеребца в прокат! Сейчас право трахаться с ним не у тебя! И учти, я не буду держать его здесь так долго, как тебе того захочется!

— Да почему? Что на тебя вдруг нашло, Рено? — голос Рози стал почти жалобным. — Мы же с тобой условились, обсудили цену… за дополнительные хлопоты я заплачу, будь спокоен!

— Мне не нужны неприятности с Деметрио! — огрызнулся Борк.

— Господи Боже! Деметрио тут причем?

— Сама подумай! Включи голову для разнообразия!

Причиной дурного настроения Рейнольда Борка на самом деле был короткий разговор с Самумом, состоявшийся незадолго до прибытия Розамунды. О содержании этой беседы он не собирался ей докладывать, однако уже успел пожалеть о своем поспешном согласии на авантюру с похищением. Мадам Заноза сумела запудрить ему мозги обещаниями крупной награды, пела сладкие песни, как все выйдет хорошо и гладко, и какие выгоды им обоим сулит возвращение «золотого жеребца» законной владелице… вот только забыла добавить пару важных деталей. Зато о них рассказал Самум, которому так и так терять нечего, и точно не было нужды врать — а уж искусством отделять ложь от правды Пуни владел не хуже, чем плетью!.. И эти детали все меняли, абсолютно все!

«Если бы я заранее знал, что Колонна лично знаком с доном Деметрио, и что они уже обсудили будущий аукцион, то не дал бы Занозе ни людей, ни мою виллу, чтобы спрятать краденого жеребчика! Теперь давать задний ход поздно, но и потакать дальнейшим капризам этой дряни я больше не намерен! Чем скорее они оба отсюда уберутся, тем лучше! А может, мне просто избавиться от нее? Сдается мне, дон Деметрио не будет на меня в претензии…»

Заноза тем временем ползала по его дивану, извиваясь как змея, и пыталась умаслить компаньона, хлопая ресницами и разговаривая голосом маленькой девочки — но такие штучки выглядят пикантно только у шестнадцатилетних красоток. В исполнении же дамочки под сорок, претендующей на звание Метрессы, это было жалкое и лживое зрелище.

— Рено, Рено, ну слушай, слушай! Деметрио тут совсем-совсем ни при чем! Этот старый пердун понятия не имеет о нашей с тобой сделке… и нам совсем не нужно, чтоб он о ней узнал, а то от него одни проблемы в последнее время!

— Этот старый пердун поставляет мне вип-клиентуру! Он, а не ты! А проблемы в последнее время только от тебя! Каждый лишний день постоя Самума в моей конюшне грозит мне крупными неприятностями!

— Почему?

Пуни схватил Розамунду жесткими пальцами за подбородок и прорычал:

— Да потому, что безумный Колонна уже начал его искать! Я наслушался от Гульельмо про этого бешеного быка! Если Колонна прижмет доктору яйца, он сдаст ему и тебя, и меня, и даже собственную мать!

Розамунда поморщилась и кое-как высвободилась из захвата:

— Осторожней… синяков насажаешь! А насчет Рануччи не тревожься, он все равно не знает, где находится твоя вилла! И, даже если Руди отрежет ему яйца, поджарит и заставит сожрать, он ничем ему не поможет!

— Глупая женщина! Рануччи дорожит своими яйцами и очень изобретателен, когда ему припекает зад! Он быстренько сведет Колонну с Деметрио, и тот потребует у дона справедливости! И наверняка сделает очередное щедрое предложение… А ты, вместо того, чтобы честно откупить Самума и выйти из дела, решила кинуть агентство, во главе с доном! И только посмей сказать, что я не прав!

— Агентство не заплатило мне ни франка за Хабуба и Хамсина! Дескать, их смерть — это чистой воды форс-мажор! Деметрио и так прикарманил мои денежки, вот пусть ими и удовлетворяется! А значит, Самум — мой! Я ничего им больше не должна за него!

— Ах, как ты круто все порешала! А сам Деметрио об этом в курсе? Что он скажет Колонне, когда тот потребует у него вернуть жеребчика?

— Ничего он ему не скажет! Я сама уже связалась с Колонной, так что ему придется делать свое щедрое предложение мне, а не Деметрио!

— Оооо, тогда ты просто феерическая дура! Имей в виду, если Деметрио пришлет сюда своих капо с десятком солдат (1) и потребует твою голову, то я тебя сдам без лишних вопросов! Не буду дожидаться, пока кто-то из них прострелит мне колено или вышибет мозги! Я, знаешь ли, люблю жить!

Розамунда презрительно фыркнула:

— О, кто бы сомневался! Ты такой же жалкий трус, как и Рануччи! Только и умеешь, что рабов дрючить да запугивать! А сам чуть что — яйца поджал и в кусты! Смотреть противно!

— Придержи язык!

— Ох… а иначе что?

Пуни коротко размахнулся и влепил зарвавшейся компаньонке пощечину:

— Ты забыла, с кем связалась, дрянь! Я тебе не Колонна! Я прямо сейчас могу тебе шею свернуть — и никто из тех, кого ты планируешь поиметь, рыдать о тебе не будет!

Розамунда взвизгнула, схватилась за скулу и отползла подальше, но нападение Пуни не заставило ее замолчать, а только разозлило всерьез:

— Только посмей тронуть меня еще раз, ублюдок! Я знаю твой грязный секретик! Знаю, что ты снимаешь снафф-видео (2) и… неплохо им приторговываешь! И даже знаю, кто твои заказчики! Учти: если со мной здесь что-то случится, то материал о твоей тайной киностудии попадет в центральную прессу! И тогда тебе точно не жить, потому что тебя убьют твои же заказчики!

— Ты блефуешь! У тебя на меня ничего нет!

— Рискни проверить!

Пуни стиснул зубы и кулаки, борясь с искушением немедленно осуществить свою угрозу, но риск был слишком велик. Поведение Занозы делалось все менее предсказуемым. Лицо ее исказилось, покраснело — все это попахивало не просто манией, а настоящим безумием…

«Мамаша у нее ведь тоже чокнутая… видно, передалось по наследству… вот и прекрасно! Теперь я уверен, что дон Деметрио будет рад от нее избавиться. Осталось только выбрать способ и подгадать момент. А Самума я тогда смогу потребовать себе в качестве платы за услугу…». — это соображение моментально успокоило его гнев и привело в хорошее расположение духа.

Пуни хищно усмехнулся и погрозил Розамунде пальцем, делая вид, что переводит ссору в мирное русло:

— Я запомнил все твои угрозы… но уговор есть уговор, и слово свое я сдержу. У тебя есть время до конца недели, чтобы решить все с Колонной! После этого или ты передаешь мне оговоренную сумму и забираешь Самума — или я сам на нем заработаю, и ты знаешь, как именно! И впредь я запрещаю тебе заявляться сюда на собственной машине!

****

В подземелье не было окон, и Анхель чувствовал себя погребенным заживо. Гробница, заставленная антикварной мебелью из красного дерева, смотрелась роскошно. Вдоль стен, драпированных атласом, увешанных гобеленами с золотой нитью и картинами фривольного содержания, стояли мраморные и деревянные статуи, изображающие любовников в эротических позах.

По углам возвышались золоченые канделябры — каждый на двенадцать свечей, но освещалось подземелье с помощью электрических ламп, замаскированных под факелы.

В просторным алькове за парчовыми занавесями пряталась широкая кровать с резной спинкой; снизу она опиралась на бронзовые львиные лапы, а сверху была завалена шелковыми подушками и одеялами.

Напротив алькова, в противоположной стене, помещалась узкая двустворчатая дверь, ведущая во вполне современную ванную комнату, с круглой купелью посередине, и разнообразными туалетными принадлежностями по углам. Свет здесь был совсем тусклым, приглушенным узорной потолочной панелью — и бледные лучи, скользя по черному мрамору пола и стен, по черненому золоту зеркальных рам, придавали мирному помещению особенно зловещий и жуткий колорит…

В этой обстановке византийского мавзолея оставалось только молиться… или самому превратиться в экспонат, подобие статуи или восковой фигуры, призванной украшать собой альков.

Хуже всего была глухая, сводящая с ума тишина. Анхель не знал, сколько точно этажей находится над подземельем — сюда его принесли без сознания — но снаружи не проникало ни звука. Он провел здесь, по ощущениям, несколько часов, но не имел понятия, день сейчас или ночь… и понимал, что очень скоро начнет терять счет времени. И тогда дистанция от спокойного и сдержанного поведения драгоценного заложника до приступа паники и клаустрофобии страдающего узника будет пройдена очень быстро.

Визит Пуни и первый разговор с ним дали Анхелю робкую надежду, что заточение не продлится долго, потому что планы похитителей сводятся к банальному шантажу и требованию выкупа… но Пуни исчез и больше не появлялся. Время шло, ничто не нарушало гнетущую тишину, никто не заглядывал в подземелье хотя бы ради того, чтобы принести еды — и надежда начала таять, как свеча.

Страх снова обвивал сердце холодными скользкими щупальцами, и невеселые размышления о вариантах своего будущего перемежались вспышками отчаяния от невозможности хоть что-то узнать о судьбе Вито…

Вито был с ним в машине, но здесь его не было, и Анхеля пронзала острая боль, стоило представить последствия автомобильной аварии — подстроенной, подлой аварии… Все могло обойтись для Вито благополучно, если у него тоже сработала подушка безопасности, но могло закончиться и совсем плохо. Точно так же, как два с половиной года назад, между Ниццей и Грассом, на самом опасном участке той проклятой трассы, где он потерял Хабуба и Хамсина, и сам спасся благодаря случайности, которую долго не смел даже мысленно назвать счастливой.

«Не смел… пока не встретил тебя, Руди… Руди…» — к горлу сейчас же подступили рыдания, глаза обожгло огненной болью, словно в них плеснули кислотой.