ГЛАВА 29. Разлученные (1/2)

ГЛАВА 29. Разлученные

2 июля 1989 года,

Марсель, бульвар Либерасьон, 3 —

холостяцкая квартира братьев Колонна

Руди, как зверь, запертый в клетке, в сотый раз прошелся мимо Анхеля, собирающего вещи, и, встав в дверях Ротонды, в сотый раз задал все тот же вопрос:

— Ты уверен, что это чистая формальность? Что тебе действительно лучше будет поехать туда?

— Уверен. Со мной это уже происходило… много раз. И с другими парнями тоже. Таковы условия контракта. И нам обоим нужно их выполнить. — Анхель собирал вещи в сумку и старался говорить очень спокойно, в надежде, что ни лицо, ни голос не выдают его истинных чувств.

Кошки крутились у него под ногами с растерянным видом и жалобно взмякивали, как будто чувствовали, что новый друг их покидает. От одного взгляда на их укоризненные мордочки хотелось плакать, но Анхель знал, что ему нельзя уронить ни слезы — и почти до крови искусал нижнюю губу изнутри.

— Мне бы твою уверенность… — Родольфо и в самом деле позавидовал самообладанию Анхеля, его собственные нервы гудели, как перетянутые гитарные струны.

Следить за медленными и неохотными сборами любимого было невыносимо. Руди выдержал еще несколько мгновений, потом порывисто шагнул к нему и, не дав закончить, сгреб в объятия:

— Оставь это! Я не могу так просто взять и отпустить тебя к этим ублюдкам… у меня нет твоего опыта, но нет и никаких оснований им верить! Ты сам не раз говорил, что они беспринципные и жестокие мерзавцы… и если им нужны только мои деньги в обмен на продление контракта, тогда зачем устраивать весь этот гребаный цирк с конями?! Как будто я здесь не могу организовать тебе самое лучшее клиническое обследование, и выслать им все результаты!

Анхель молчал, закрыв глаза и уткнувшись лбом в плечо Руди — ему казалось, что у него вскрыты вены, и вместе с кровью, вытекающей на паркет, его покидают отвага и остатки уверенности в правильности решения следовать заведенному порядку. В то же время он понимал, что выбора нет — им обоим пройдется пройти испытание разлукой.

Выбирать можно только способ переносить боль — молча, стоически, или с криком, с громким протестом, который все равно ничего не изменит…

Анхель давным-давно выбрал свой способ, и все было бы не так плохо, если бы страдать пришлось ему одному… но страдание Руди резало его душу острыми лезвиями, разрывало сердце. Он должен был как-то успокоить любимого, если уж не утешить, но не мог найти нужных слов. Оставалось лишь в сотый раз повторить дрожащими губами единственный аргумент, который его Сёгун счел весомым:

— Эсма… они сварят ее… и пришлют мне фото. Да, она просто черепаха, но… я всю жизнь буду мучиться, что позволил убить своего друга из малодушного нежелания выполнить условие контракта. Ты же ведь не дал бы сварить заживо Марчелло, зная, что спасти его очень просто — и спасение целиком зависит от твоего выбора?..

— Проклятые твари! — зарычал Руди — За этот шантаж они мне отдельно заплатят, когда я до них доберусь!

Он слегка отстранился и, заключив лицо Анхеля в свои ладони, заставил его взглянуть на себя:

— Ты намного добрее и великодушнее меня… знаю, ты меня все равно не послушаешь и дашь им себя забрать… и я, Родольфо Колонна, я бессилен помешать им! Вынужден терпеть это унижение, это издевательство над нами… хотя обещал защитить тебя!..

— Руди… ты сделал все, что мог, и даже больше…

— Нет! Я сделал недостаточно! Я не нашел способа ухватить этих ублюдков за яйца и выкрутить их так, чтобы они и думать забыли о тебе! Зато они это сделали со мной… с моим сердцем… и мне больно… Мне очень больно сейчас! Придется набить на сердце железные обручи, чтобы выдержать разлуку с тобой… Я никогда не думал, что со мной такое может произойти…

— Руди… — Анхель вскинул руки и стал нежно гладить лицо возлюбленного. Слова не шли с языка, но глаза, излучающие ту же нестерпимую душевную боль, в какой признавался Руди, говорили красноречиво…

— Умоляю, скажи хотя бы, где искать тебя, если что-то пойдет не так гладко, как ты меня уверяешь! — ладони Руди переместились на плечи Анхеля и крепко сжали их.

— Ты же знаешь, что я не могу сказать… они сочтут это нарушением… и накажут нас обоих…

— Да не нужен мне адрес! Дай какой-то намек, назови примету! Я приеду и заберу тебя оттуда, даже если придется пойти на штурм… На вертолете прилечу!

— Хабиби… не забудь еще захватить с собой два полка морских пехотинцев… и военный крейсер.

— Что?! Да как ты можешь еще и шутить над этим всем! — возмущение слегка притупило ноющую «зубную боль» в груди Родольфо.

— Ну давай вместе сядем и порыдаем… это очень поможет… — Анхель вернул Руди в свои объятия, прижался щекой к щеке и прошептал:

— О свет моих глаз, мой лев, я понятия не имею, куда они меня отправят на сей раз… Доставят в офис агентства — этот адрес тебе известен — а оттуда могут отвезти в любую частную клинику от Ниццы до Монако…

Руди с недоверием покачал головой:

— А если случится что-то… плохое?

— Любимый мой, ничего не случится… правда… нужно просто вытерпеть несколько дней, и, если мы сейчас поведем себя правильно, то я в среду, ну самое позднее — в пятницу, снова буду с тобой… и надеюсь, тогда уже надолго…

Анхель нашел губами губы Руди, Руди рванулся в ответный поцелуй — но раздавшийся звонок домофона, возвестивший о прибытии машины, электрошоком ударил по нервам обоих.

— До встречи! Я буду ждать тебя… все эти дни, часы, минуты… буду ждать! — выдохнул Анхель, вырвал себя из объятий возлюбленного и, вслепую схватив сумку, бросился в коридор.

— Я приеду за тобой, не сомневайся! Даже если мне придется нанять и морпехов, и крейсер, и все чертовы французские ВВС, чтобы заполучить тебя назад! — отчаянно крикнул вслед ему Руди — и до белизны в пальцах вцепился в дверной косяк, чтобы не ринуться следом. Через несколько секунд хлопнула входная дверь.

Оставшись один в квартире, Руди схватил себя за волосы и впился зубами в руку. Горло как будто сдавило жесткой петлей… Ему не сразу удалось сделать вдох, а когда воздух все же попал в грудь, то вышел из нее с долгим мучительным стоном. Родольфо затошнило и затрясло в ознобе. Он вслепую добрел до оттоманки и упал на нее, давясь рыданиями, как в детстве, когда пришлось во второй раз прощаться с Вито и родителями перед отправкой в ненавистный пансион. Он и сам не понимал, почему к нему вернулись такие давние и прочно забытые переживания. Холодная рассудочная часть сознания недоуменно молчала, чувства же изливались наружу в потоке слез и отчаянном крике.

Марчелло запрыгнул на оттоманку и толкнулся умной серой башкой в руку своего человека, столь явно и сильно опечаленного… Руди сгреб кота обеими руками, зарылся мокрым лицом в густую шерсть друга, и тот, вопреки обыкновению, не пытался освободиться, а щедро делился теплом маленького тельца и громким дружеским мурчанием. Августина тоже обеспокоенно крутилась у ног, трогательно ставила лапки на колено Руди, и ее сочувственные взмяки были похожи на тетушкины причитания.

****

Утро 3 июля 1989 года

Мелодичный звон будильника на хронометре раздался ровно в шесть сорок пять, но Руди проснулся бы и без него, хотя всю ночь спал урывками, в общей сложности не дольше пары часов. Вскинувшись на нещадно измятой подушке, он потревожил котов, что спали справа и слева от его головы, наподобие сфинксов, и сразу же потянулся за телефонной трубкой.

Согласно проклятому контракту, звонить в проклятое агентство для разговора с гнусным куратором Анхеля, по фамилии Рануччи, разрешалось с семи утра. Значит, оставалось ждать еще пятнадцать минут… но ни минутой дольше.

Руди перевернулся на спину, положил трубку на грудь, надел на руку хронометр и уставился в потолок. Глаза слезились и болели, словно в них сыпанули песка…

«Придется нацепить темные очки на совет директоров…» — отстраненно подумал Руди.

Остаток солнечного воскресенья, превратившегося после отъезда Анхеля в черную ночь, он провел, занимаясь делами бизнеса, в безуспешных попытках отвлечься от мучительных переживаний. Визит в семейную резиденцию в Ла Корниш и традиционный обед с домашними немного поправили его самочувствие, пока мама не поинтересовалась:

— Ты сегодня один, без своего помощника?

— Он… вынужден отлучиться… навестить кого-то там из знакомых… но просил передать тебе поклон… — с трудом выдавил Руди сквозь очередной спазм, стиснувший горло.

— Как это мило с его стороны! А я купила ему в подарок поэтический сборник на арабском языке… помнится, он говорил, что любит восточную поэзию и сам иногда упражняется в переводах.

— Надеюсь, ты сможешь вручить Анхелю твой подарок, когда мы приедем сюда в следующее воскресенье… — Руди представил себе этот счастливый момент — и сумел улыбнуться. — Ты ведь не против, чтобы он стал нашим… постоянным гостем?

— Если мама будет против, то мы и вовсе перестанем видеть тебя на семейных обедах… — кисло заметил Вито, рано утром прилетевший из Генуи и по какой-то причине тоже пребывавший в дурном настроении.

Мария Долорес внимательно посмотрела на обоих сыновей, увидела все, что ее интересовало, и спокойно проговорила:

— При жизни вашего отца двери нашего дома всегда были открыты для гостей… и тем более для друзей любого из семьи Колонна. Полагаю, нам всем стоит придерживаться этой славной традиции.

— Полагаю, мама, это больше относится к Руди… он у нас теперь главный хранитель традиций… и приличий! — голос Вито был полон нескрываемой язвительности.

Руди взглянул на брата, как Цезарь — на Брута. Вито поднял брови — на безмолвном языке, принятом между ними, это означало:

«Я что-то сказал не так? Хочешь возразить? Давай, парируй!»

В любой другой ситуации Руди охотно принял бы брошенный вызов, но сейчас у него не было ни сил, ни желания на словесный поединок. Он поднялся из-за стола, так и не притронувшись к блюдам:

— Прошу прощения… Сегодня у меня совсем нет аппетита… — и ушел в глубину сада, в сторону розария. Вид пышных алых бутонов, жадно раскрытых навстречу солнечным лучам, и густой, чувственный аромат, разлитый в воздухе, всколыхнули новую волну переживаний. Руди скрылся от них в дальнюю беседку, увитую темно-зеленым плющом и гирляндами цветущей сарсапарели. Это место хранило немало сердечных тайн, и к любовным вздохам, которые звучали здесь весьма часто, Руди присоединил свои, только горестные…

…Хронометр прозвонил семь утра. Руди очнулся от воспоминаний, схватил трубку и набрал номер куратора, затверженный им наизусть.

К его разочарованию и возмущению, ответил не сам Рануччи, а секретарь, и прошло по меньшей мере пять минут, прежде чем на другом конце провода послышался сонный и недовольный голос мерзкого докторишки:

— Слушаю вас, синьор Колонна… чем могу помочь в такой ранний час?

Руди не был настроен на долгую беседу с этим мерзавцем и сразу перешел к сути дела:

— Я хочу забрать Самума сегодня же. Вы ведь проделали с ним все, что следует?

— Простите, синьор Колонна, боюсь, я не совсем хорошо вас расслышал… что вы хотите?..