Глава 15. Навсегда (2/2)

— Папа! — потеряв терпение, перебила его Алиса. — Ты можешь помолчать?!

В ее голосе явно слышались истеричные нотки, и было впечатление, что она вот-вот расплачется. Герман скромно положил руки на колени: ну ладно, раз это ее нервирует. Хотя он так и не понял, почему нельзя посмотреть меню.

Еще немного поколебавшись, он взял с тарелки какое-то дизайнерское канапе на палочке, засунул его в рот целиком и уже прицелился к следующему, когда, взглянув на Алису, увидел, как та закатывает глаза, будто бы он делает что-то неприличное. Закуски тоже, что ли, трогать нельзя?

— Я пойду руки помою! — резко встала она с места, отправившись куда-то за сцену, но не успел Герман как следует осмотреться — она уже вернулась за столик, сев прямо и торжественно, и в тот же миг стал постепенно гаснуть свет.

Остался освещенным только рояль, за которым уже сидел совсем молодой, одетый в черный смокинг темноволосый парень. Его на удивление изысканное, тонкое лицо показалось Герману отдаленно знакомым. Наверное, Венский мог бы вспомнить, где его видел, но пианист уже положил на клавиши руки, и с первых же нот, прозвучавших в тишине мгновенно замершего зала, дыхание у Германа остановилось.

«Под небом голубым…» — просились знакомые до боли слова на совсем по-другому звучащую в исполнении фортепиано мелодию. Словно хрустальный горный ручеек, нежной трелью высоких нот льющийся так, будто пианист едва касался клавиш пальцами одной руки, играя лично для себя и раздумывая о чем-то глубоко сокровенном.

Лишь один куплет сыграл он до того, как убрал с инструмента руки и поднял к потолку одухотворенное лицо, а последний затихший аккорд плавно влился во вступительные звуки уже другой — той самой — перевернувшей однажды жизнь, мелодии.

«Дори ме. Интеримо, адапаре, дори ме…» — неуловимо выскользнувший из своего смокинга парень на сцене, оставшись в облегающем черном комбинезоне и все так же глядя вверх, стал подниматься на ноги, протягивая к потолку руку, и вдруг ему навстречу, материализовавшись из темноты, спустился на трапеции висящий вверх ногами партнер, выдернул его из-за рояля и снова взмыл к потолку вместе с ним в ярком луче прожектора под испуганный вскрик Алисы.

Какое-то движение ощущалось рядом, все темное пространство вокруг жило и пульсировало, но невозможно было отвести взгляда от пары под потолком, где легко узнаваемый Грегор удерживал на руке партнера, творившего со своим подвешенным телом нечто фантастическое, плавно связываясь в узлы и раскрываясь снова, словно что-то невесомое и внеземное. Армандо — вдруг вспомнилось имя удивительного парня.

Будто рассвет наступал в зале с усиливающейся энергией музыки, когда стал постепенно добавляться свет, и вместо исчезнувшего со сцены рояля танцоры, до того сидевшие вокруг Германа и Алисы за столиками, оставив на стульях цветные одежды и тоже оказавшись в черном, двигались в абсолютно знакомой Герману манере, синхронно копируя увиденные им однажды позы, нагнетая темп и ожидание главного. Уже понимая, что именно должно произойти, Герман задыхался, чувствуя, как бьет его дрожь, и прекрасно понимая закрывшую от переполнявших ее эмоций лицо Алису.

И он появился. Во внезапно вспыхнувшем луче софита, выхватившем стройную фигуру в арке на заднем плане. А живые тела, словно скульптуры, замерли вместе с последним звуком затихающей музыки по двум сторонам ими же образованного прохода. Он стоял в белом, прекрасно сидящем на нем костюме явно для торжественных церемоний. Невероятный, недосягаемый... И какая-то музыка звучала снова, Герман не мог уже различить... Все расплывалось в глазах, не слушались руки, и даже очки снять было невозможно, и страшно было пропустить хоть миг этой волшебной феерии.

— Не плачь, папа, — отдаленно долетел до него голос протягивающей к нему руку дочери. — Пойдем. Тебе пора.

Герман не заметил, куда она исчезла, подведя его к светящемуся кругу, в котором стоял Филипп, он вообще ничего больше не замечал. Даже в приглушенном свете софита были четко видны ободки в любимых глазах, смотревших прямо и уверенно.

— Я сейчас должен что-то сказать, — нарушил Филипп повисшую паузу. — Но я не помню что.

— Это твоя постановка?.. — не отводя от него взгляда, все еще не веря в происходящее, спросил Герман.

— Да. Я хотел, чтобы все было по-другому, но не успел... Я же не умею петь, как ты! Ты будешь со мной? — он вывел из-за спины руку и протянул на ладони кольцо. — Навсегда!

— Пожалуйста, папочка, — прошептала за спиной Алиса. — Просто надень.

— Я так понимаю, у меня нет выбора? — попытался улыбнуться Герман, но продолжать этот диалог Филипп был не намерен.

— Нет! — категорическим тоном произнес он, решительно взял руку Венского, вложил в нее кольцо и, глядя исподлобья, угрожающе произнес: — Я не должен целовать тебя первым!

Это было чудесно, легко и естественно — целоваться с ним под возгласы и аплодисменты труппы цирка «Дю Солей», однако даже в тот момент не верил еще Герман, что это все реальность, а не просто красивая сказка, организованная для него двумя сумасшедшими детьми. Но когда Филипп развернул его к арке, и Венский увидел там солидного сеньора в мантии, Герман стал возвращаться к действительности.

— Наш брак не признают в моей стране, — улыбнулся Венский Филиппу на фоне читающего что-то по-испански судьи. — Там он нарушает законы.

— А мы поедем в другую страну, Герман! — взял его за руку Филипп. — Чтобы были другие законы.

— И чем там заниматься?

— Ты больше не хочешь быть моим адвокатом, или что?

— Или где.

— Здесь можно визу в Канаду подождать, теперь это быстро будет. Мы все равно в Канкуне программу до конца сезона работаем. А можешь на Кубу пока поехать, там моя вилла. Наша, вернее, но она еще не готова...

— А кормить по дороге будут?

— Хорош болтать! — прошипела сзади них Алиса. — Слушайте лучше, а то и так непонятно, что говорят! Тебя замуж отдать, папа... легче уж самой пожениться!

— Чего?!

— Не отвлекайся. Кольцо надевай!

Герману и самому уже надоело. Этой затянутой церемонии он желал лишь поскорее закончиться, и совсем не думалось о том, что ждет впереди, и ничего больше не пугало, и не было ни о чем сожаления... Быть его личным адвокатом? Его водителем, садовником или уборщиком, да какая разница кем?! Найти другую работу и другую страну гораздо легче, чем другого Филиппа. Герман на любую роль рядом с ним согласился бы, и все мысли его и желания уже полностью были в просторном номере отеля с огромной кроватью, двухместной гидромассажной ванной и выходом на большую террасу с видом на закат. Лишь считанные секунды на скоростном лифте отделяли его от совсем новой, совсем другой жизни, в которую уносил его однажды налетевший случайный ураган...