Глава 44 Экскурс в прошлое (1/2)

Время в отрезанном от цивилизации домике тянулось резиной. Каждый день Гермионы был насквозь пронизан тревожным ожиданием: ожиданием вестей из внешнего мира, ожиданием возвращения магических способностей, ожиданием, когда Драко… простит ее? Разложит пережитое в голове? Будет готов поговорить снова?

Как же быстро все изменилось! Еще недавно она воспринимала Малфоя как не очень раздражающее «знакомое зло», затем как нечто само собой разумеющееся, а теперь Гермиона сама жаждала внимания с его стороны. И не получала. Она чувствовала себя жалкой, желая поддержки от того, кто старается во что бы то ни стало сохранить дистанцию. Нет, они даже спали в одной спальне, хоть и на разных сторонах кровати (Драко держал слово и не убегал), и общались – отстраненно и по делу: он регулярно обращался к ней как к эксперту в премудростях магловского быта, в основном по вопросам, связанным с приготовлением пищи.

Совершенно внезапное увлечение Малфоя кулинарией стало одним из странных обстоятельств их существования, вот только осталось ли в их жизни что-то нормальное? Впервые обнаружив его с томом о вкусной и здоровой пище в руках, Грейнджер едва удержалась от комментария, но здраво рассудила, что не стоит удивляться желанию человека, отведавшего ее «шедевров», взять собственное питание на себя. Заинтересованное выражение лица у просматривающего одну за другой поваренные книги и рецепты в журналах сменялось недоуменным (словно Драко не мог взять в толк, с чего вдруг зачитывается способами обработки и совмещения продуктов), а потом снова делалось сосредоточенным.

Началось все с чая. После разговора с главным аврором через Сквозное зеркало они, просидев некоторое время в ступоре, вспомнили о визите Голдштейна и обратили внимание на оставленные им сумки. Гермиона заглянула внутрь и опешила, снеди хватило бы на прокорм целой компании: несколько сортов хлеба, молоко, масло, сыр, мясо, шампиньоны, яйца, яблоки, бананы, апельсины, лук, картофель и даже тыква. Она не стала геройствовать и попросила Малфоя помочь донести тяжести до кухни, на ходу объясняя ему – брюзжащему, что их только двое и все это сгниет без стазиса, – что такое холодильник, и заодно рассказывая, как пользоваться другими электроприборами. Из описанного ею разнообразия чайник показался чистокровному волшебнику самым безобидным, и он резонно поинтересовался, пьют ли маглы чай. Тут ей определенно было что ответить. Во время прошлой ревизии Гермиона нашла солидный запас разных сортов чая, поэтому жестом фокусника открыла нужную дверцу шкафчика, указала на коробки и описала механизм запаривания чайных пакетиков. Опасения, что избалованный богатый мальчик отнесется к этому методу заваривания с презрением, не подтвердились. Драко взялся перепробовать все вкусы, а Гермиона радовалась его искреннему интересу – первому после… ну… после всего. Малфой всякий раз предлагал присоединиться к чаепитию и ей, но она преимущественно отказывалась. Несмотря на приглашение, он оставался замкнутым и холодным, что неожиданно глубоко ранило.

После электрочайника настал черед тостера. Освоив приготовление тостов разной степени прожарки, Драко приступил к более серьезным кулинарным экспериментам. На четвертый день их вынужденного затворничества он подошел с просьбой показать, как включаются плита и духовка. Гермиона объяснила основные моменты работы с горелками и духовым шкафом, а затем – какая утварь для чего предназначена (особый интерес почему-то вызвала скалка), а следующим утром ее разбудил запах выпечки. Кое-кто самонадеянный решил не размениваться по мелочам: первым приготовленным Малфоем блюдом стали круассаны. Гермионе было предложено угоститься, и отказаться она не посмела. Получилось неплохо. По крайней мере верхний пропекшийся слой был хорош. Драко удивленно смотрел на тесто, оставшееся внутри сырым, и сверял рецепт с результатом. Оттачиванию мастерства он посвятил целый день (пока не закончились сливочное масло и мука). Последняя партия выпечки получилась идеальной. Наверное. Гермиона оценила ее внешний вид. От мысли проглотить еще что-нибудь подкатывала тошнота. За этот день Гермиона съела больше, чем за предыдущую неделю, включая то время, когда они еще были в Хогвартсе.

Все четыре партии круассанов она разложила по пакетам, объяснив Драко, что их можно будет потом разогреть в микроволновке и даже не очень… качественные разогрев превратит в съедобные.

После возни с тестом повар-любитель приступил к экспериментам с крем-супами. Он на диво быстро освоил блендер, совсем не испугавшись жужжащего прибора, а вот Гермиону его маниакальное пристрастие к готовке начало пугать. Очень не хватало кого-то… вроде Северуса, с кем можно было обсудить, нормально ли это. Но уже следующим утром, когда на кухне ее встретили четыре вида яичницы, она заставила себя унять тревогу и признать за Малфоем право справляться как хочется. Если готовка стала для него отвлечением от всего того, о чем тяжело думать, – пусть.

Сама же Гермиона спасалась от сплина просмотром бессмысленных телешоу, которые, подражая родителям, раньше презирала. Оказалось, что пялиться в экран – отличный способ не думать. Когда она включала телевизор, Драко (если находился в гостиной, а не в кухне) собирал стопку книг и журналов и уходил в спальню. Телевизор его пугал, и увещевания, что в нем нет ничего страшного, не помогали.

Грейнджер понимала, что и ей следует заняться другими делами, изучить «награбленное» в логове Волдеморта, поискать ответ на вопрос или хотя бы намек на то, что же она такое, ознакомиться с материалами о чарах памяти, но... нет. Достаточно было покоситься в сторону кучи книг и свитков за креслом, чтобы мысленно вернуться в пережитый кошмар.

Это совсем не походило на Гермиону Грейнджер, но читать не тянуло вообще, даже книжный стеллаж удостоился лишь одного ее взгляда. Беглый осмотр дал представление о коллекции. Она показалась… формальной: немного мировой и немного американской классики, несколько книг по истории и искусству, несколько атласов, небольшая коллекция бульварных романов, женских и научно-популярных журналов, подборка поваренных книг и медицинских справочников.

Общение с Драко оставалось натянутым. Грейнджер наблюдала за ним исподтишка и замечала встречные нечитаемые взгляды, но, ловя друг друга на подсматривании, они всегда синхронно отворачивались. А затем она снова смотрела. У нее просто не получалось не разглядывать его острые черты, щетину, которая сделалась заметной только на четвертый день их пребывания в домике, длинную шею с заметным кадыком, по-девичьи тонкие ключицы и длинное худое тело. Насколько же сложно оказалось просто смотреть и не трогать! Гермиона была честна с собой, ей хотелось теплых объятий, хотелось снова почувствовать его запах не только от подушки и одеяла, которые она прижимала к себе, когда Малфоя не было в спальне, ощутить его теплую кожу под подушечками пальцев или под губами, но речи об этом даже не шло. Он не шарахался, но четко обозначил личные границы. Грейнджер запрещала себе думать о том, что влюбилась, как какая-то глупая девица, именно тогда, когда юноша стал недоступен, запрещала себе анализировать то, как изменилось ее восприятие его самого. Нет, однозначно нет! Просто у нее период, когда, фигурально выражаясь, хочется на ручки, а залезть не к кому.

В стопке книг, которые Драко забирал в спальню, она несколько раз замечала женские журналы, но от фырканья удерживалась, не в тех они были сейчас отношениях, чтобы позволить себе спросить, изучает он страничку моды или выбирает средства по уходу за волосами. Но в один прекрасный момент Гермионе довелось узнать, какие разделы попали в сферу его интересов. Малфой влетел в гостиную, воззрился на нее с ужасом в глазах и заикающейся скороговоркой выпалил:

– Грейнджер, скажи мне, что этого не случилось! Я тут прочитал… Не спрашивай где! В общем, того, ну... что я не кончил внутрь тебя, может быть недостаточно. Ты же не беременна? Я же не сделал этого с тобой?

Было унизительно обсуждать такое с парнем.

Было унизительно обсуждать такое с парнем, дико испугавшимся, что мог случайно стать отцом ее ребенка.

Было унизительно обсуждать такое с парнем, дико испугавшимся, что мог случайно стать отцом ее ребенка, номинально являясь ее женихом.

Нет, она и сама еще очень долго не планировала становиться матерью, но реакция Драко покоробила. Гермиона действительно оценила его предусмотрительность, когда сама она даже не думала о предохранении, да и вообще мало о чем думала, но они больше не говорили о случившемся, следовательно, не обсуждали контрацепцию. Нужно ли поблагодарить его сейчас, спустя столько времени? За такое благодарят? Она тупо глядела на Драко, пытаясь убедить себя, что обсуждать интимные вопросы с половым партнером – нормальная практика, пока до нее не дошло, как может быть расценено ее молчание.

– Нет-нет, все в порядке, – запинаясь так же, как он, замямлила Гермиона. – Спасибо, что ты озаботился. В процессе. Хотя по циклу… ну... последствий и не должно было быть. Я… у меня только что прошли месячные. После того. Вот сейчас…

От дальнейших унижений ее избавил звук аппарации. Магия все еще не подчинялась никому из них, но опасений, как при ночном визите, не возникло – вибрации умиротворения разлились в воздухе раньше, чем открылась дверь и визитер вытер ноги о коврик. Сложно было понять, вовремя он или нет, очевидно было одно – Драко выбил ее из колеи, и воссоздать всю структуру запланированного разговора с Голдштейном не получится, ведь метнуться в спальню за списком вопросов и заметками будет невежливо.

– Здравствуйте, молодые люди, – поздоровался гость, показываясь в проеме двери, и они оба вытянулись, как примерные ученики при появлении учителя, но Малфой тут же сбился с этого паттерна поведения.

– Вы!.. – выплюнул он, указывая на Голдштейна пальцем. – Вы легилимент!

Гермиона и забыла, что не поделилась с ним информацией о Морисе, просто к слову не пришлось. Она потратила секунду, чтобы понять, каким образом Драко определил специализацию гостя: соотнесла странное ощущение сдавленности в висках и укола в темечко со сделанным им выводом.

– Ты знала?

– Северус говорил, – отпираться было глупо, да и незачем.

– Точно, в прошлый визит он упоминал твою маму, можно было раньше догадаться, – разом успокоившись и не напирая с новыми обвинениями, пробормотал Драко, словно Голдштейна тут и нет, а затем обратился именно к нему: – Вы копались в наших воспоминаниях.

Он не спрашивал, констатировал факт.

– Можно и так выразиться. В свое оправдание скажу, что, когда вошел сюда в прошлый раз, буквально захлебнулся вашим общим отчаянием, а затем увидел девушку со следами удушения на шее.

– Будто вам нужны оправдания, – фыркнул Малфой.

Гермионе очень не понравилась смена эмоций на его лице: обреченность и смирение, страх, а затем холодная решимость.

– Нет, – согласился Голдштейн, усаживаясь на стул у двери, – но я не смогу поделиться увиденным ни с кем без вашего разрешения, уж коль вас это волнует настолько, что вы планируете избавить меня либо от подсмотренных воспоминаний, либо от жизни. Один… волшебник очень много лет назад наложил на меня ограничения. Я лишен возможности передавать третьим лицам подслушанные мысли или подсмотренные воспоминания без одобрения владельца, клянусь магией, – подтверждая правдивость своих слов, Морис взмахнул рукой: – Акцио блокнот.

Гермиона автоматически проследила глазами за траекторией движения блокнота, а затем испуганно посмотрела на Драко. Неужели он способен на такие меры? Как он собирался реализовать задуманное? Ведь они все еще магически бессильны. Хотя… наверное, магия начала оживать, ведь в прошлый визит Голдштейна они даже не заметили, что кто-то заглянул в их головы.

– Да, мисс, силы возвращаются, пять дней назад вы вообще не чувствовали магических потоков. Что до вопроса «как?», ваш… друг перебирал в голове кухонный инвентарь, пригодный для того, чтобы выбить из меня воспоминания или жизнь. И этим замечанием я не нарушаю запрет, ибо с вами он готов быть откровенным.

Гермиона была уверена, что Малфой не пошел бы дальше размышлений, уж она-то знала, чего ему стоило… Грейнджер мотнула головой, чтобы отогнать память о зале, пропитанном темной магией.

– Вы так легко проникаете в голову?

Стало совсем неловко, что во все, что произошло между нею и Драко, посвящен третий.

– Простите старика, девочка, не имел цели копаться в личном, но должен был убедиться, что…

– ...тебя не изнасиловали, – отсек Малфой.

– Именно, – с достоинством ответил Голдштейн.

Значит, он видел, что они с Драко сделали с Пайком и Теодором, видел… логово Волдеморта и понимал, что она единственная, кто может туда попасть. Гермиона почувствовала зарождение панической атаки, но та просто… не случилась, растворилась на старте.

– Вы… – она с ошеломлением посмотрела на гостя, ведь даже Северус так не умел, он облегчал ее состояние, но не пресекал приступ до его начала.

– Мистер Снейп – талантливый и отлично обученный менталист, я такой от природы.

– Чертово помешательство на кулинарии! Вот откуда… Это ваша работа! – в голосе Драко смешались обвинение, злость и что-то еще, похожее на неверие на грани восхищения.

– О, не драматизируйте, мой дорогой! Я не Мерлин и не бог. Вам следовало переключиться с вины, которая вас уничтожала, на что-то созидательное. Вы отличный зельевар, Драко, вам нравится подбирать, соединять, смешивать, чтобы получить определенный результат. Я всего лишь расширил горизонты. Гермиона, – как легко он перешел на их имена, – не особенно любит готовить, у вас талант, о котором вы никогда не узнали бы. Никто не в накладе.

– Вы можете снять, отменить... черт, убрать это наваждение?! – спросил Малфой сквозь зубы.

– Интерес ваш собственный. Я чуть притушу степень увлеченности, чтобы вы не зацикливались. Не забрасывайте то, что приносит удовольствие.

Драко пробубнил что-то вроде «сам разберусь, что мне делать», а потом все-таки вспомнил про вежливость и скупо кивнул с дежурным «спасибо».

Значило ли все это, что и она стала жертвой ментального колдовства? Гермиона не решалась задать вопрос, стыдясь своего почти бессмысленного существования в последние дни.

– Иногда нужно отдыхать, милая, – нежно улыбнулся ей визитер. В этой улыбке что-то настораживало. А может, дело было вовсе не в улыбке, а в том, что человек, сидящий напротив, знал много лишнего. Сейчас Голдштейн больше напоминал Дамблдора, чем Слизнорта, а к Дамблдору Гермиона испытывала меньше доверия, чем к Волдеморту.

– Просто для информации: о существовании тайных апартаментов Томми я знаю очень много лет.

Грейнджер не понравился его взгляд в сторону свалки свитков и книг за креслом. Пожелай их гость отобрать это добро, им нечего будет противопоставить.

– Не стану отнекиваться, мне интересно. Всегда хотел узнать, смог ли Риддл закончить наше исследование, хоть почти уверен, что нет. Конечно, я могу воспользоваться палочкой, обездвижить вас, а потом подправить память, – не меняя благостного тона, сообщил он, – но делать этого не стану, как и прикасаться к его вещам без разрешения. Даже торопить не буду. Не заставляйте себя исследовать этот хлам, пока не почувствуете, что хотите этого. Если решите, что готовы показать, дайте знать.

– Вам что-то известно… – раз он был в ее голове, можно говорить прямо, – обо мне?

– Томми делился планами эксперимента.

– Он так вам доверял?

Это казалось абсурдом, параноик Волдеморт не доверял даже себе!

– Я помог ему освоить легилименцию, насколько это возможно для волшебника, который невероятно талантлив во всех разделах ментальной магии, кроме этого, я тот, кто надоумил Риддла извлечь из собственной памяти информацию о вас, но я связан магической клятвой и не могу никому ни о чем рассказать даже сейчас, когда его уже нет в живых.

Это не отличалось от ситуации Северуса. Ему пришлось практически вернуться с того света из-за клятвы.

– Даже мне?

– Подожди, Грейнджер. Ты не понимаешь, с кем откровенничаешь! Если он знает о… тебе, значит, один из приближенных Темного Лорда! – глаза Драко лихорадочно блестели и излучали больше жизни, чем за последние дни. – Стоп! Я знаю, кто вы! – он отшатнулся от Мориса и снова обвиняюще указал на него пальцем. – Вы носите фамилию матери! Волшебницей с даром проникать в сознание была Куинни Голдштейн<span class="footnote" id="fn_32963774_0"></span> из американской ветви Голдштейнов. Ее считают сильнейшим из известных истории легилиментов, и она вышла замуж за магла. Понимаешь, Грейнджер, почему полукровка взял фамилию матери?

Драко судорожно вдохнул и сделал шаг в ее сторону. Гермиона не чувствовала опасности от Мориса, недоверие к нему – да, но не опасность, хотя опираться на ощущения рядом с сильным легилиментом, наверное, не стоило.

– Не то чтобы я стыдился своего отца, но по молодости старался не афишировать происхождение, это правда, – мягко ответил он, ничуть не впечатлившись прочувствованной тирадой Малфоя. – Теории изучал всякие, и теорию про превосходство чистой крови тоже. Вот только опровергал ее самим своим существованием. Я не страдаю ложной скромностью и осознаю свою уникальность, как и то, что согласно догме о наследовании магии, не должен быть таким. И вопрос этого несоответствия занимал меня столько, сколько себя помню. Оказалось, такой вопрос занимал не только меня. Том тоже пытался понять, как «презренный магл» (это его мнение, не мое) смог дать жизнь «сильнейшему в мире волшебнику» (и это тоже цитата), – в голосе Голдштейна проскользнула легкая ирония, не сарказм, похоже, воспоминания о Волдеморте вызывали у него ностальгию.

– Мы с ним прошли длинный путь, – Морис одарил ее задумчивым взглядом удивительных голубых глаз. – От друзей по переписке до соратников, а затем… поверьте, я больше прочих желаю уничтожить наследие Риддла.

– А наследие Риддла – это ты, – бросил Драко назад, уже совершенно не пытаясь скрыть, что заслоняет ее от гостя собой.

– Если бы я хотел причинить вред вашей… невесте, – слово показалось Гермионе приторным и чужеродным, – или вам, сделал бы это раньше.

– Это было бы слишком очевидно, Уотсон знает, что вы нас навещали.