Глава 35 Игры без правил (1/2)

Никто не спрашивал Гермиону, готова ли она впустить в свою жизнь еще одного человека, более того – еще одного слизеринца. Впрочем, и «предыдущие» не особо ее спрашивали. Вползли и расползлись, заполняя собой все полости. Гестия Кэрроу не стала исключением. Гермиона абсолютно точно не ожидала такой прыти от скромной, разбитой смертью сестры астеничной девушки со слабыми ручками и почти мертвым взглядом.

То, что произошло возле тропы, ведущей к опушке Запретного леса, было строжайшим секретом, по устоявшейся хогвартской традиции об этом знала вся школа, и Уотсон счел разумным держать пострадавшую и свидетельницу преступления подальше от остальных и рядом друг с другом. Когда после лазарета они с Драко вернулись к работе, в библиотеке, кроме мадам Пинс, их ждали Гестия, Джордж и… Кэти Белл – поручительница Кэрроу. Возможно, решение Уотсона было мудрым, вот только работать этим коллективом оказалось невозможно. Неловко было всё: реакция Кэти на Драко и Драко на Кэти, реакция Кэти на Джорджа и Джорджа на Кэти (Гермиона не помнила, кто именно из близнецов ухлестывал за Белл, это происходило еще до того, как она стала подмечать такие вещи, но Кэти и Джордж в обществе друг друга чувствовали себя некомфортно), ее собственная реакция на Джорджа была похожей – Гермиона старалась не смотреть на него, чтобы не думать о Фреде. Она с тоской вспоминала, как здорово им с Драко работалось вдвоем. Вернуться к прежнему составу не представлялось возможным, но хотелось немного сократить число страдающих. Грейнджер отметила, что Кэти посматривает во двор, где работают Анджелина, Алисия и Лианна. Три часа спустя, когда повисшая в воздухе тяжесть стала невыносимой, Гермиона отозвала Белл в сторону, чтобы предложить присмотреть за Кэрроу вместо нее: девица не выглядела конфликтной, на подхвате был Джордж, а случись что, Кэти почувствует вибрацию палочки. Бывшая софакультетница не заставила себя просить дважды и сразу же отправила патронуса Макгонагалл. Через три обмена патронусами сторонам удалось договориться и Белл покинула их коллектив, чтобы присоединиться к более приятному для себя.

Проблема противостояния Джорджа и Драко не имела решения как квадратура круга. Грейнджер понимала, что двое выживших из разных пар магических близнецов должны находиться рядом, чтобы сформировать связь, а Малфой… ну он нужен был ей самой (в конце концов, у них взаимная ответственность!). Если со стороны Драко проявлялись только глупые ревность и собственничество, то у неприязни Джорджа были предпосылки посерьезнее (даже если сделать вид, что сам Малфой не имел метки, он оставался тем, кто впустил Упивающихся в школу, в результате чего пострадал Билл, и он был в замке непонятно на чьей стороне, когда погиб Фред). Впрочем, как бы трудно от этого ни дышалось, острая реакция именно этого Уизли на другого человека радовала. Она была предпочтительнее апатии.

А еще была сама Гестия. Замкнутая девушка с тяжелым взглядом, которая пристально за всеми наблюдала. И это давило. Целый день Гермиона мечтала о вечере в палатке Драко, на кровати под звездами, где можно помолчать, чувствуя рядом человеческое тепло, но вечером… вечером обнаружилось, что Кэрроу временно подселили к ней. Чтобы изолировать от ненужного внимания, было принято решение выделить пострадавшей отдельную, прикрытую сетью защитных чар палатку, но пока в Министерстве утрясали бюрократические моменты, единственным подходящим местом для подселения оказались апартаменты Гермионы. Присутствие слизеринки означало, что побег к Драко отменяется. Не то чтобы Гермиона жалела о том, что спасла ее, но вся ситуация жутко раздражала. Под испытующим взглядом Гестии ужин не лез в горло. Завтрак тоже не лез в горло, но это было мелочью по сравнению с тем, что случилось после.

После суток беспристрастного наблюдения Кэрроу стала действовать, выглядело это так, будто кто-то непрошеный решил сунуть свой острый нос в чужую жизнь. Гермионе понадобилось время, чтобы сообразить, что она имеет дело со слизеринским проявлением благодарности. Действовала Гестия настолько социально неуклюже, что сама Гермиона показалась себе докой по этой части. Началось всё с грубого замечания насчет Малфоя.

– Будь осторожна с Драко. Он что-то задумал. Малфои ничего не делают просто так, они всегда преследуют какие-то цели. Такое… отношение со стороны представителя этой фамилии жутко подозрительно, – сообщила Кэрроу.

Грейнджер пришлось сцепить зубы, чтобы пропустить слова мимо и не начать защищать Драко. Отсутствие ее реакции привело к реализации следующего этапа плана слизеринки. Гермионе ни на минуту не удавалось остаться с Малфоем наедине, Гестия возникала рядом, словно черт из табакерки. А за Гестией пристально наблюдал мрачный Джордж. Кэрроу пережила такое, о чем и подумать страшно, но к третьему дню подобной жизни Гермионину неприязнь это уже не смягчало. Бесило абсолютно всё.

В рамках операции «Открыть Грейнджер глаза на Малфоя» Гестия периодически делилась историями. Голос у нее был глуховатый, говорила она почти без интонаций, и звучало это неприятно и пугающе. Прежде чем что-то сказать, Кэрроу нервно заглядывала за плечо, словно черпая решимость в пустоте за ним. Так Гермиона узнала, что тетке близняшек было приказано очаровать Люциуса, что Люциус некоторое время позволял той думать, что у нее получается, а затем (из корыстных, подчеркнула Гестия, побуждений) переключил внимание на мисс Блэк. Звучало неубедительно. Гермиона смутно помнила Алекто Кэрроу, но понимала, что у той не было не единого шанса против Нарциссы. И даже не ругала себя за то, что подумала о миссис Малфой с восхищением. Почему бы не признать, что умная и красивая женщина – действительно умная и красивая?

Затем в ход пошла история о том, как дядя рассматривал союз самих Гестии и Флоры с Драко, потому что юного парня должна была заинтересовать идея получить в постель сразу двух жен (лишенный оценочного суждения рассказ воспринимался дико), им было приказано познакомиться с ним поближе, но он не проявил никакого интереса к расширению своей компании. Неизвестно, что и как было бы дальше, но дядя охладел к этой идее, поскольку Малфои потеряли свое положение при Темном Лорде. Гермиона не понимала, каким образом этот эпизод должен был выставить в плохом свете не Амикуса Кэрроу, а Драко. Разве что противоречием с тем, что Малфой утверждал, будто договорные браки – анахронизм, но Гестия об этом их разговоре не могла знать.

Еще через два дня без всякой стимуляции со стороны Гермионы она выдала новый вердикт:

– Забудь, что я говорила раньше, он искренне влюблен в тебя. Рассмотри его кандидатуру. Малфой – хорошая партия, если отмоет репутацию.

Хорошая партия… Блестящая просто. Как сусальное золото. Кэрроу жила в каком-то альтернативном мире, застрявшем в прошлом, Гермиона фыркнула, но кажется, ее крестом были люди, не понимающие ее знаков – как вербальных, так и нет. На смену историям о плохом Драко пришли истории о Драко хорошем, Гестия вспомнила и его внимательность к подругам детства, к которым сама не относилась (похоже, ее привычка наблюдать была не новой), и его преданность факультету, отметила хорошую спортивную форму (хм, тощий как щепка!) и нетривиальную внешность. Грейнджер, и без того страшно скучавшая по Малфою, заскучала еще сильнее. Но однажды Кэрроу высказала мысль, которая лишила Гермиону сна.

– Если он смог переступить через себя и признать тебя равной, достойной своей фамилии, это дорогого стоит. Я не имею в виду ничего такого, ты великолепна, и у тебя мощная магия, но все мы знаем, как он относился к ведьмам и волшебникам твоего происхождения... Мы хорошо помним все эти разговоры в гостиной.

– Но ты ведь тоже сейчас говоришь со мной, – резонно заметила Гермиона, – и не брезгуешь моим обществом.

Свои сожаления по этому поводу она оставила при себе.

– Не сравнивай. До школы мы, – Гестия обернулась через плечо и улыбнулась пустоте, – почти не сталкивались с доктриной о чистоте крови. Отца поцеловал дементор, когда мы еще даже не родились, мама умерла рано, большую часть жизни мы жили с эльфами и Ларой, нашей гувернанткой, она американка, – упоминание национальности прозвучало то ли пренебрежительно, то ли обвиняюще, – а разговоры однокурсников – пустое. Когда дядя и тетя вернулись из тюрьмы, было поздно начинать нас воспитывать. Как я относилась бы к тебе в ином случае, не знаю.

Девочки, которых вырастили домовики и гувернантка… Неудивительно, что Кэрроу всегда казались странными.

Гестия поймала выражение жалости на ее лице и поджала губы.

– Не о нас с Флорой речь, – сухо отрезала она. – Малфой переосмыслил то, чем жил всю жизнь.

Гермиона словно молотком по темечку получила. Ведь дело было в обратном, в том, что Малфой ничего не переосмысливал и, будь она для него по-прежнему просто гриффиндорской грязнокровкой, относился бы так же, как и во все школьные годы. Просто он знал, что с ее происхождением все не так однозначно, просто он был зависим от нее. Смог ли бы Малфой увлечься, будь она маглой? Переступил ли бы через себя? Он не менял убеждений. Это всплывало между ними не раз, но они не углублялись в эти дебри, чтобы не ссориться, как поссорились однажды в библиотеке. Сколько в его увлечении осознания того, что Гермиона Грейнджер – сильная ведьма и кто-то там Волдеморту? Знает ли Драко ее настоящую?

Всё это засело занозой и начало гноиться.

Итак, вмешательство Кэрроу (совокупность од Малфою после первоначального недоверия к нему же, невозможности побыть с ним наедине и постоянного прокручивания в голове мыслей о том, остался ли он предвзятым придурком) привело Гермиону в ту точку, где она находилась сейчас. Ну как точку… Оно привело ее за книжные стеллажи, с обратной стороны которых работали Гестия и Джордж, прямо в объятия Драко Малфоя. Собственно, Гестия и отправила ее сюда – в отгороженную недавно заполненными стеллажами часть библиотеки – за волшебным скотчем. Драко нашелся раньше скотча, и все мысли о том, зачем она пришла, вылетели из головы. Они встретились взглядами, и все полетело к черту. В смысле Малфой налетел на нее и прижал к себе, Гермиона окунулась в его запах и потерялась в пространстве. Последовал рывок, она предположила, что сейчас стукнется о полки спиной, но этого не произошло, Драко провернул их еще на пол-оборота и сам прислонился к стеллажу, прежде чем припасть к ее губам. Видимо, успел вспомнить о ее недавнем опыте ударов лопатками о твердую поверхность. От осознания его заботливости в животе затрепетали крыльями крупные бабочки, Гермиона даже испугалась, что они могут поднять ее над землей. Драко никогда не целовал ее так требовательно, с такой нуждой и страстью. Казалось, что, если он не остановится, она умрет, и если остановится – тоже умрет.

– Так соскучился, – хрипло зашептал Малфой прямо ей в ухо, обдавая влажным горячим дыханием, запуская рой мурашек по всему ее телу. Обнаглевшие губы сместились на шею, пальцы погладили яремную впадину, а затем поднялись выше, чтобы очертить линию шеи и нырнуть в волосы. – Рад, что ты тоже скучала.

До чего же нахальный тип! Гермиона огромным усилием приструнила стайки воображаемых экто и эндопаразитов и отпрянула, тяжело дыша. То, что зудело на краю сознания уже несколько дней, сорвалось с губ совершенно не к месту, просто так:

– Если бы я была маглой – просто маглой, – относился бы ты ко мне так же? Прикасался бы, целовал или побрезговал?

Драко тупо уставился на нее, медленно выплывая из дурмана и осмысливая вопрос, в его глазах мелькнул страх.

– Понятно, – кивнула она скорее себе, чем ему, принимая отсутствие ответа за ответ, и сделала шаг назад.

– Эй, я ничего не сказал, – Малфой поймал ее руку, но Гермиона решительно вывернулась.

– Очень красноречиво ничего не сказал, – прошептала она, стараясь унять закипевшие на глазах слезы.

Едва заметная улыбка исчезла с губ Кэрроу, как только Гермиона вынырнула из-за стеллажа. Все-таки для слизеринки та была слишком легко читаемой.

Расспрашивать о том, что произошло, Гестия не стала. Грейнджер была благодарна за это минимальное проявление такта и за то, что вечер прошел без разговоров о Малфое. Знала ли она, куда может вывести разговор на другую тему?

– Чем дольше я об этом думаю, – Кэрроу привычно посмотрела за плечо, – тем больше убеждаюсь, что Пайк меня поймал и обездвижил не просто так.

Разве намерения этого… человека нуждались в анализе?

– Что ты имеешь в виду? – из чистой вежливости спросила Гермиона. Ей хотелось забыть это, как очередной страшный сон.

– Пайк много общается с Ноттом, а Нотт знает…

– Что знает Нотт? – за одну неполную фразу нежелание поддерживать беседу трансформировалось в искренний интерес.

– Знает о ритуале.

Все слизеринцы желают, чтобы информацию из них тянули клещами?

– Когда-то Нотт пытался приставать то ко мне, то к Флоре. Мы предупредили его...

– О чем? – задавая следующий наводящий вопрос, Грейнджер едва удерживалась, чтобы не закатить глаза.

– О том, что он умрет, если не остановится, – от ровного тона стало жутко, и после звенящей ужасом паузы Гестия перешла к объяснениям: – Тетя, когда с нами познакомилась (после того как они с дядей сбежали из Азкабана), решила, что мы хорошенькие и нас… ну... могут обесчестить, поэтому перед пятым курсом провела ритуал Пояс верности. Тот, кто лишит меня девственности, пока на мне чары, умрет в муках. Тетя планировала снять с нас Пояс перед первой брачной ночью. Может, Пайк с моей помощью пытался расквитаться с гриффиндорцами?

Пояс верности. Умрет в муках. При прошлом разговоре Гермиона чувствовала, что говорит с девушкой из прошлого века, теперь же ей казалось, что собеседница прибыла прямо из средневековья. Но… преднамеренное убийство? Насколько невозможно по шкале вероятностей, что Пайк прознал о мерзком ритуале и решил убить… кого-то? Был он сутенером, убийцей или убийцей-сутенером?

– Прости, конечно, но со всеми не вышло бы, ведь только кто-то один… – она смущенно замолчала.

– Мне кажется, что младшие его не так интересовали, как племянник судьи Маклаггена.

– Там был Маклагген?! Кормак Маклагген?!

Неужели парень, который брал ее измором на шестом курсе, собирался принять участие в групповом изнасиловании? Почему Северус решил не упоминать о нем?

Впрочем, Снейп снова почти не появлялся, а если появлялся, то только окидывал их с Драко взглядом издалека и удовлетворенно кивал головой. Видимо, по-снейповски сдержанно радовался, что они живы и не вляпались в новое дерьмо. У нее не было такой роскоши, как выбор, говорить или нет.

– Мы должны рассказать Снейпу о твоих подозрениях.

– Не думаю, что декан поверит.

Спорить Гермиона не стала, не посвящать же почти незнакомую девочку в тонкости своих взаимоотношений с бывшим профессором зельеварения и пределов того, во что он готов верить. Дождавшись, когда Гестия уснет, Грейнджер достала зеркальце, вычертила руну и вызвала Северуса.

Тот, не дав ей и слова сказать, спросил, не начинается ли в Хогвартсе конец света, и после ее отрицательного ответа сообщил, что без удовольствия, но выслушает ее завтра, так как в любом случае должен поговорить с ней и с Драко.

Это устраивало ровно наполовину. Гермиона не была готова встретиться с Малфоем вот так. Почему-то казалось, что он предал ее. В глубине души Грейнджер посмеивалась над собой – общение с Драко сделало ее чересчур драматичной. Подумаешь, чистокровный мальчишка остался прежней предвзятой задницей! Ведь то, что она решила, будто он изменился, оставалось ее личной проблемой, как и то… что, несмотря на обиду и злость, скучала по нему, как и то, что от его ответного взгляда перехватило дыхание, когда Снейп отозвал их из библиотеки и завел в ближайший класс.

Северус набросил на помещение впечатляющее количество чар, даже с учетом его параноидальности.

Он остановился, скрестив руки на груди, сверля ну-и-какой-новой-гадостью-вы-хотите-меня-озадачить взглядом.

Гермиона коротко рассказала о подозрениях Кэрроу и о ритуале.

– Когда-то Блейз упоминал про такой ритуал, ему мать рассказывала, – привлек к себе внимание Драко, и Грейнджер зыркнула на него исподтишка. – Но мы думали, это бабушкины сказки, ну… чтобы мы не… трахались как кролики.

– Средневековая магия в духе Алекто, – подтвердил Снейп и почти восторженно закончил: – А Пайк делается все интереснее.

Гермиона посмотрела на него в упор, не поверив услышанному. Парень их возраста, собиравшийся продать невинную девушку, парень, вероятно спланировавший убийство, интересен?

– Чем может быть интересен едва не состоявшийся убийца?

Другой едва не состоявшийся убийца дернулся, а состоявшийся и глазом не повел.

– Скажем, вы добавили в неизученное зелье еще один ингредиент, а оно и без того выглядело… многокомпонентным, – образно ответил он и пояснил: – Я не замечал мальчика семь лет, при том что привык присматриваться к неприметным студентам у себя на факультете, – Гермионе подумалось о предпосылках интереса, – и несколько шокирован теперь. И, чего греха таить, заинтригован.

Гермиона вздернула бровь, Снейпа не впечатлило.

– Вам не нужно знать больше.

– Северус! – она не любила выпячивать заслуги, но готова была напомнить, что именно благодаря ей преступление предотвратили, а затем – раньше, чем успела осмыслить, что собирается сказать, и устыдиться, – выпалила: – Вы ведь не Дамблдор!

Снейп отшатнулся как от пощечины, но взял себя в руки и посмотрел на Гермиону почти с уважением.

– Ладно. В конце концов, вы не глупы и свежий взгляд со стороны лишним не будет. Только сегодня же приступите к занятиям окклюменцией. Пробуете метод Малькольма-Боули, описанный у Лестата Конкура, у вас природная склонность к диссоциации, поработаете над воображением и образами, Драко покажет. Заодно объясните своей соседке причину нашей встречи и причину грядущих визитов к нему.

Остаться с Драко наедине в его палатке – последнее, чего Гермиона желала в данный момент, но у Снейпа хватало проблем, потому посвящать его в свои она не стала. Вместо этого вернула дискуссию назад:

– Как… продвигается дело?

Кроме того, что всех пострадавших от ее стихийного выброса парней подлечили и арестовали, Гермиона не знала ничего. Она имеет право знать! Ее вызывающий взгляд Северус встретил… затравленным. Это заставило внимательно присмотреться к бывшему профессору и директору. Нехарактерное для него выражение глаз подчеркнуло, насколько он осунулся по сравнению со своей обычной нездоровой худобой, буквально спал с лица. Бледная кожа обтягивала скулы, возле глаз залегли глубокие морщины, под ними – темные круги, кожа у губ сложилась в скорбные складки. Снейп усмехнулся, обнажая острые желтоватые зубы, и Гермиону пробрало.

– Я был еще худшим директором для этой школы, чем полагал, – не окрашивая голос эмоциями, сообщил Северус. – Я, идиот, был уверен, что домовики и портреты держат в курсе всех… злоупотреблений, но оказалось… происходило кое-что, о чем я понятия не имел.

По этим обтекаемым ответам Гермиона почему-то пришла к выводу, что не хочет знать больше, но язык действовал несогласованно с мозгом:

– Кое-что?

– То, что едва не произошло с мисс Кэрроу, происходило с девочками и, кажется, с некоторыми мальчиками с других факультетов на протяжении почти всего прошлого года.

Драко грязно выругался.

– Ты знал об этом? – Снейп поднял на крестника глаза, в которых не было ровным счетом ничего: абсолютно мертвые глаза.

– Слышал, но считал враньем. Северус, честное слово, я не знал, думал, он… Пайк… ну, хочет казаться значимее.

– То есть ты слышал от самого Пайка, но не счел нужным сообщить мне?

– Нет, Пайк не особо… общительный. От Нотта и от Блейза, но оба знатные трепачи, а такое… При всём… всём, что тут происходило, на голову не налезало, что в этом может быть даже доля правды.

– Хм… То есть избиение студентов, которому ты не раз был свидетелем, и отработка двух из трех непростительных на уроках вписывались в твое понимание нормы, а отлов девочек и мальчиков по наводке их однокурсников в обмен на неприкосновенность и передача… для плотских утех – нет?

– Ну… это совсем другое.

– Думаешь?

– Для меня – да, – Гермиона снова скосила глаза на Драко, она была уверена, что тот говорит правду, на его лице застыла смесь ужаса, беспомощности и отвращения.

– Чушь…

– Будто ты поверил бы! – рявкнул Малфой.

– Я бы задумался.