Кризис личности (Сефирот, Генезис, Анджил, Зак. Ангст, драма, насилие, смерть персонажей. R) (1/1)

?Я уйду из корпорации?. Мысль кажется настолько нелепой и крамольной, что Сефирот повторяет ее вслух, словно пытаясь распробовать и взвесить. И ничего не меняется. В комнате темно, сквозь неплотно закрытые жалюзи льется неоновый свет неспящего Мидгара. Сефирот смотрит на косые светлые полосы, упавшие на стену. Завтра все решится. Завтра он снова встретится с ними?— лицом к лицу, поймет, что произошло, встанет на правильную сторону… потому что может ли быть сторона корпорации более правильной, когда на другой чаше весов?— лучшие друзья? Вероятно, он просто хреновый солдат. Пусть. Не всегда же ему быть лучшим из лучших. Генезис был бы счастлив. Сефирот засыпает почти счастливым. По крайней мере, умиротворенным. Он хранит спокойствие весь следующий день, держит лицо перед не в меру шумным Заком… и никуда не уходит, конечно же. С удивлением обнаруживает, что обижен на этих двоих до крайней степени, и когда Анджил?— снова?— исчезает из его жизни, не кидается вдогонку. В груди разрастается ледяной комок, застревает в горле, и Сефироту кажется, что на некоторое время он забывает, как дышать. Перед миссией в Нибельхейм он не спит. Лежит, глядя в темной потолок, до крови вцепившись зубами в основание большого пальца левой руки. Из груди рвется вой, но Сефирот держит его внутри. В конце концов, он привык терпеть любой дискомфорт. Правда, его почему-то не учили справляться с гибелью друзей. Вероятно, посчитали ненужным. Вероятно, посчитали, что он никогда ни к кому не привяжется. Какая досадная оплошность. Сефирот хотел бы выплакать все невысказанное, тупой иголкой засевшее в сердце. Но плакать его тоже не научили. Может быть, у него просто атрофированы слезные железы. Таких подробностей он не знает. Зато благодаря Заку он отлично знает, как умер Анджил. Знает и про себя проклинает глупого щенка, не сумевшего подобрать нужных слов. Проклинает самого себя: следовало бы лично отправиться на эту миссию. И, конечно, проклинает Анджила, не сумевшего справиться со свалившимся на плечи чувством вины. —?Ты идиот, Андж,?— шипит Сефирот, расширившимся зрачками вперившись в потолок. —?И трус, к тому же. Ему очень хочется верить, что Хьюли сможет услышать его в Потоке. Если так, то пусть ему будет стыдно. А потом, в Нибельхейме, глядя в лицо Генезиса, белеющее в полумраке технических помещений Мако-реактора, Сефирот ощущает только безграничную усталость и пустоту. Почему ему уже не хочется спасать вставшего напротив Рапсодоса? Сефирот видит, как по лицу Генезиса расползается сетка черных сосудов, как из его глаз исчезает последний оттенок, выбеливая радужку, как стремительно седеют волосы, вместо огня оставляя пепел… и отстраненно думает, что в его собственной груди не осталось уже ничего, кроме золы. —?Ты сгниешь,?— коротко бросает он, оттолкнув протянутую руку. Кажется, не так говорят с теми, кого любят. Сефирот уходит, медленно спускается по горной тропе, слушая, как завывает в ущелье ветер. Он еще может развернуться и вернуться, поднять это глупое синее яблоко, брошенное на лестнице, согласиться на любой идиотский план, выпустить всю собственную кровь, чтобы дать Генезису возможность выжить. Но ноги несут его вперед, к особняку, расположившемуся на отшибе городка, потом?— по его гулким залам, к тайной лестнице и вниз, в подвал, где расположились лаборатории, а при них?— библиотека. Совершенный монстр. Кажется, Генезис прав. Сефирот не знает, сколько времени он там проводит. Ровные строчки медицинских отчетов сливаются в одну сплошную стену текста. Усталость и пустота сменяются ненавистью. Все это время они лепили из него послушную марионетку и не знали, что слепили монстра. Когда Сефирот выходит из особняка, Нибельхейм уже горит. Прощальный подарок Генезиса? Что ж, тем лучше. Сефирот медленно идет вперед, стараясь не думать о прошлом. Там, за бронированной дверью Мако-реактора, они держат взаперти его мать. Рано или поздно всем приходиться платить по счетам. Корпорации тоже, даже если президент Шинра мнит себя властителем мира. Эта земля принадлежит не ему. Не людям. —?Проклятые солджеры! —?кто-то из местных кидается ему наперерез, но Сефирот даже не смотрит в сторону человека: легкий взмах Масамунэ?— и короткая вспышка чужой ярости осыпается на землю вместе с разрубленным телом. Сефирот не собирается вырезать весь город, ему глубоко плевать на людей, он просто идет к матери. Но те, кто оказываются на его пути, умирают. За Сефиротом остается неровный след из человеческих тел и крови, закипающей в огне пожара. Разве их жизни имеют хоть какое-то значение? Люди хотели сделать из него защитника человечества. А он никогда и не был человеком. Совершенный монстр? Если подумать, тоже неплохо. Ему глубоко плевать на патетичные вопли Зака. Он, видите ли, ему доверял… как будто кто-то просил этого глупого щенка хоть кому-то верить. Сефирот вот тоже верил?— Гасту, Ходжо, Холландеру, Генезису, Анджилу. И к чему это привело? Но убивать Зака он не хочет. Наверное, в память об Андже. Хьюли бы расстроился, убей Сефирот его любимчика. Поэтому Зак отделается только переломанными ребрами: вместо того, чтобы довести удар одати, Сефирот бьет Фейра ногой. Достаточно сильно, чтобы охладить пыл, но недостаточно, чтобы убить. Мальчишка, ударивший его в спину, вызывает раздражение на грани бешенства. Бастер?— отличный меч, и Сефирот подозревает, что рана смертельна. Кажется, у него перерублены нижние ребра, печень и кишечник?— как минимум. Человек умер бы сразу, но он не человек. Сколько он продержится с таким ранением? Достаточно, чтобы освободить маму. Достаточно, чтобы проткнуть мальчишке грудь. И достаточно, чтобы самому шагнуть за край настила, отделяющего его от светящейся смерти внизу. От Земли Обетованной.