6 Серый лучше, чем чёрный (1/2)
Лучи яркого светила пробивались между штор. Светлые пылинки медленно парили в золотом свете и в тишине, отчетливо контрастируя с полумраком синей комнаты. Кей открыл глаза: он на диване в гостиной дома Доу.
Эйрин ночью снова подсунула ему какой-то пузырёк, и в этот раз он выпил его, даже не возражая.
Теперь на дворе было уже позднее утро. Голова болела, как с очень тяжелого похмелья. Сожаление накатывало также жутко и неприятно.
Он долго смотрел на свою руку, лишённую брачного рисунка. Теперь непривычно было видеть её без чёрной метки. Эйрин справилась и выполнила свою клятву. От осознания этого тепло разливалось внутри, а желудок в противовес скручивало. Слишком многое произошло за последние сутки.
Кея будто преследовало эхо вчерашней ночи.
Поцелуй оставил свой след. Воспоминания о нем волнами накатывали одно за другим, как множественные круги по воде от одного касания.
Поцелуй.
Сторм невольно произнёс это слово одними губами. Будто пытался повторить то наваждение. В голове вертелась мысль: «Это ничего не значит. Сколько раз ты проводил ночи с женщинами, не чувствуя обязательств».
Кей знал, что в этот раз было по другому — он запрещал себе приближаться к Доу, поддаваться на зов метки. Клялся, что скорее сдохнет, чем дотронется до желанной девчонки. Но всё пошло не так. И, похоже, это стало главной проблемой прошедшей ночи.
Тихий шорох вырвал Кея из пут воспоминаний и сожалений. Заставил подняться с места и бросить тяжелый взгляд в сторону двери. Там с подносом в руках стояла мать Эйрин. Она на мгновение застыла, не решаясь войти, будто оказалась на пороге клетки с диким зверем.
— Доброе утро, — поборов себя, сказала София. Она подошла ближе, ставя на небольшой столик поднос с завтраком. Несмотря на щекочущие нос запахи поджаренного хлеба и яиц, в горле у Кея встал ком. Доу-младшая так оберегала свою семью от него, как же она позволила ему остаться наедине со своей матерью?
— Где Эйрин? — спросил Кей, игнорируя приветствие Софии.
Когда он заговорил, взгляд женщины змеёй прополз от лица к расстёгнутой на груди рубашке Сторма. Кей понял, что мать Эйрин заметила прозрачный камень на кожаном шнурке. София не сразу ответила.
— Эйрин отправилась в «Топаз», чтобы принести твою форму, — пауза и неожиданное обращение на ты зазвучали стальными нотами в её речи, будто её отношение к Сторму в миг изменилось, когда она увидела этот акваэфир на его груди.
Кей одним движением поднялся на ноги и подошёл к окну, распахивая шторы. Он старался показать, что ничуть не стесняется и чувствует себя уверенно. Повернувшись спиной к женщине, он стал застёгивать рубашку, пряча новый талисман.
— Вы ездили этой ночью в гетто Обери к аграм? — спросила София, показывая, что не намерена долго ходить вокруг да около.
Кей замер, не желая отвечать. Никто не должен знать, что они спасли ту крылатую тварь. Это даже опаснее, чем брачная метка. За такое их могут и убить.
— Как ты заставил мою дочь помогать тебе? — неожиданно спросила она. Даже не вопрос, а настоящий режущий упрёк.
Кей обернулся, пристально смотря на женщину из-за плеча. Эйрин действительно думала, что мать стоит защищать от него?
Что его волновало и даже злило — явная схожесть Софии и её дочери. Это заставляло Кея искать подвох в любых её словах и действиях. Он уже успел понять, насколько легко Доу-младшая умеет манипулировать людьми для своих целей.
София тоже пыталась надавить на его чувство вины? Прежде он игнорировал факт того, что заставил Доу помогать себе под угрозой смерти.
— Помощь — малая цена за возможность жить,— сказал он как можно холоднее и спокойнее.
Женщина не ответила, но лёгкое подергивание мышц на её лице показывало, с каким трудом она принимает его слова.
«Гвардейцев Императора никто не любит», — его чёрную шкуру давно было ничем не отодрать. Проще ответить: «Да, я беспринципный подонок», чем оправдываться и юлить. От него ведь всё равно не ждут иного.
От продолжения разговора их спасла сама Эйрин. Где-то вдали прозвучал щелчок дверного замка, затем её голос, зовущий мать. София бросила последний взгляд на Кея — острый и колкий, словно обещающий отомстить — и ушла.
За зеленью глаз Софии он увидел Эйрин. Принесённый ему завтрак окончательно перестал быть аппетитным. С вдовы аптекаря станется отравить обидчика дочери.
***
Эйрин стояла у самой двери, держа в руках его чёрную форму. Кей криво улыбнулся тому, что она хоть и храбрится, задрав подбородок, но выглядит как её мать несколько минут назад — беззащитной и испуганной. Если проснувшись, он сожалел о поцелуе, то теперь это чувство напрочь стёрло её присутствие. Или это новое желание подкатило к Сторму? Чувства к самой Эйрин сильно контрастировали с тем, что вызвала в нем её мать.
Эйрин впервые в этой поездке надела платье: простое светло-зелёное с короткими рукавами, бесстыдно открывающее её плечи, руки и даже запястье, на котором должна была находиться его метка. Рисунка не было, и Кей вспомнил, что ни разу не видел метку самой Эйрин. Теперь он знал, почему. На тонкой открытой шее виднелась серебряная цепочка, уходившая глубоко за ворот — её амулет, прячущий их тайну.
Эйр злилась, что всё-таки не успела вернуться до того, как Кей проснётся. Стоя на пороге, она украдкой сдавливала его чёрную куртку в пальцах. Та оказалась тяжелее, чем она думала.
— Я надеялась, что ты проспишь хотя бы до полудня, — сказала Эйрин.
Кей скрипнул зубами, скорее оскалился клыками, чем улыбнулся — снова он подвёл её. Упрёк так явно напомнил ему о ночном срыве. Какие бы препараты она не давала ему, Кей уничтожает их быстрее ожиданий Эйрин.
— Твоя мать оказалась более гостеприимной, чем ты боялась. Её, похоже, совсем не смутил «чужой мужчина» в гостиной. Даже завтрак мне приготовила, — кивнул на маленький столик Кей.
Эйр поджала губы в гримасе отвращения и, подойдя к дивану, бросила одежду Кея.
— О чем вы говорили? — спросила она притворно холодно.
Кей впервые осознал, что его забавляет, как Доу выходит из себя. И он знал, что сказать, чтобы сильнее задеть её:
— О тебе.
Её реакция не подвела: щёки Эйрин вспыхнули, из всего на свете напомнив ему только обо одном… Их ночном поцелуе.
Девчонка отвернулась и вышла, громко хлопнув дверью.
— Переодевайся, — повисло эхом в комнате.
Кей сглотнул ком, вставший поперёк горла.
Какого агра он творит!
Он должен быть сдержан и холоден. Он должен игнорировать все свои желания. Ему незачем больше давить на неё, шантажировать или угрожать… Ему нужно отпустить Эйрин, вырвать с корнем из себя и забыть.
Но их поцелуй, похоже, открыл запретную дверь в его сознании. Теперь ему стало гораздо сложнее отказаться от Доу.
«Она обещала не просто спрятать метку. Она обещала разорвать нашу связь», — змеёй нашептывало сознание. Сейчас этот голос хотелось придушить. Будто Кей намеренно цепляется за возможность не отпускать Эйрин от себя, требуя от девчонки невозможного.
Вкус её поцелуя преследовал Кея и казался навязчивой идеей.
Хотелось потребовать у неё ещё этого гребанного горького эликсира, бесконечно много. И плевать на грядущую зависимость от его ингредиентов, ведь он уже зависим от другого.
***
Эйр, захлопнув дверь в гостиную, прижалась спиной к ближайшей стене и схватилась за цепочку на шее как за спасательную соломинку.
В темноте коридора ей стало холодно, мурашки покрыли голые руки. После того, как у неё появилась брачная метка, она не носила такой открытой одежды. И если бы её рубашка не была напрочь испорчена кровью, она не достала бы своё забытое в родительском доме платье. Эйр не чувствовала себя в нем в безопасности. А рядом со Стормом вдвойне.
Ей было тяжело после вчерашнего поцелуя. Эйр до сих пор не отпустило действие кармина. Сторм же со скоростью света разрушал всё, что попадало в его организм. Почему она вчера проигнорировала все намёки и так опасно приблизилась к нему? Теперь-то при свете дня она могла разглядеть причину лихорадки в золотых глазах.
К бездне — это опять искусственное желание метки!
Под действием эликсира Кей был более сдержан. Его присутствие казалось почти терпимым.
Эйр сильнее сжала в ладони свой акваэфир. Камень в руке быстро нагревался, принимая её тепло. Он успокаивал, возвращая её в реальность, в здесь и сейчас.
На кухне гремела посуда. Мама что-то готовила. Эйрин вздохнула. Что же успел сболтнуть этот подонок? Ведь именно это вывело Эйр из себя. Страх, что он выдал матери какую-либо из её тайн. Эйр не хотела, чтобы та беспокоилась… Не хотела, чтобы она снова уговаривала её остаться в Кловирфилде.
Эйр при дворе ничего не угрожает, Эйр в безопасности и счастлива — точка, жирная и большая точка. Потому что она так решила.
Убедив в этом себя, она оттолкнулась от стены и пошла на кухню, по дороге стараясь изобразить на лице самую повседневную мину. Лишённую какого-либо напряжения или подозрений.
Мать стояла к ней спиной, перемешивая что-то в кастрюле. Эйр полной грудью вдохнула запах из детства. Уникальную смесь специй, присущую только родному дому.
— Что ты готовишь? Пахнет вкусно, — попыталась в меру заинтересованно, но обыденно спросить она, чтобы привлечь внимание матери.
Мать повернулась, одним взглядом убив в Эйр надежду, что у неё получится обмануть кого-то. Она ведь выглядит и чувствует себя как нашкодивший ребёнок. Снова.
Эйр, подавляя в груди спазм тревоги, постаралась разом скинуть оковы своего обмана. Если не получается врать, уж лучше бесстрашно расправить плечи.
— Что он тебе наговорил? — спросила она у матери.
— Кто он? — ответила вопросом та.
Эйр мгновение не понимала, о чем она, и мать уточнила:
— Он твой меченый?
Сердце Эйр пронзило болью, и прежде чем она успела хоть что-то осознать, по инерции соврала:
— Нет!
— Я видела на его груди камень. Это из-за него ты приехала сюда и пыталась выяснить, как отец сделал амулет для меня? Вы ведь не друзья. У таких, как он, их нет. Как он заставил тебя помогать себе? — мать говорила хлёстко, будто била наотмашь каждой фразой. Будто как в детстве отчитывала дочь, вляпавшуюся в очередную неприятность, о которой её предупреждали. Эйр с трудом подавила подсознательный страх, вбитый с малых лет — не расстраивай мать!
— Да, он мой меченый. Я помогала ему, потому что должна была. Скрыть его метку в моих интересах, — Эйр пыталась говорить твердо, будто отбивала каждую атаку матери. Эйрин знает, что делает.
Мать после её слов обессилено упала на стул, смотря на собственные руки. Эйр, наблюдая картину её слабости, передернула плечами.
Мать этого добивалась от неё? Такой правды, чтобы под её тяжестью переломиться самой?
— Твой меченый — гвардеец Императора, — еле слышно проговорила София и прижала ладонь к глазам. В кастрюле за её спиной пена поднялась куполом, Эйр метнулась к ней, туша огонь, пока варево не сбежало, испортив кухню запахом гари. Мать перехватила руку Эйрин, словно пыталась рассмотреть рисунок её метки. Эйр, ощутив тонкие пальцы на запястье, почувствовала их слабость.
Мать действительно сильно похудела за эти полгода… Кажется, стала меньше самой Эйр.
— Это всё было ошибкой… — проговорила мать. Эйрин похолодела от её слов. — Нельзя было отпускать тебя после того, как появилась эта проклятая метка… Я ведь почти год не выходила из дома, когда она появилась у меня… Пока не забеременела тобой… Метка — это больше, чем рисунок. Это связь, которая притягивает. Если ты осталась дома, ты не встретила бы его…
— И всю жизнь просидела взаперти? — дрожащим от сопротивления голосом спросила Эйр. Отвращение и злость накрыли её при виде слабости матери. — Тебе повезло. Ты встретила отца до того, как метка проступила на твоей коже.
— Может и это было ошибкой… — вдруг проговорила София. Эйр с ещё большим испугом посмотрела на мать. Что она говорит! Боль ещё одной пущенной стрелой пронзила сердце. Захотелось зажать уши, чтобы не слышать этих кощунственных слов. Словно отношения матери с отцом и их плод — Эйрин с братьями — тоже ошибки! Боль почти физически выворачивала её нутро. Эйр хотелось оттолкнуть мать и сбежать. Но та обняла дочь, не дав отстраниться.
— Смотри, — мать указала на своё запястье. — Моя метка исчезла пять месяцев назад.
Эйрин, не ожидая такого поворота, вздрогнула всем телом. Мать не писала об этом, да и как можно было передать такое через их переписку.
— Что? — упавшим голосом спросила дочь.
Мать глубоко вздохнула.
— Я столько лет мечтала об этом, но это оказалось ужасно. Скорее всего, тот, кого я столько лет избегала, умер, а я теперь ухожу вслед за ним. Внутри словно чёрная дыра, высасывающая все мои силы… Быть может, если бы я тогда не противилась судьбе, всё сложилось иначе.
Эйр застыла, смотря в одну точку, замораживая все свои эмоции. Ей хотелось разорвать кольцо рук, сдерживающих её, закричать и забиться в истерике. Ей хотелось выплеснуть это, но…
Мать ведь была не в себе. Она не могла говорить это всерьёз. По-настоящему. Когда она так ослабла и изменилась? Мать должна была понимать, как эти слова заденут её дочь. Даже если она так считала, она не имела права говорить такое своим детям. София действительно разваливалась на части, теряя себя, не зная, за что хвататься в круговороте своих страхов.
Эйрин вспомнила вид их заброшенной лавки. Эта чертова метка уже убила мать — такую, которую помнила Эйр.
Она прикрыла глаза, втягивая воздух, полный запахов детства — спокойствия и благополучия. Всё, что она смогла сделать — положить руки матери на плечи. Так сложно было отпустить самообман.
Другой тонкий запах появился на горизонте чувств: свежий, новый, обещавший защиту. Но настолько ненавистный ей, что Эйрин скривила губы. Даже то, как внезапно затеплилась надежда, указывало на его неестественное происхождение. Эйрин открыла глаза и обернулась.
В темном прямоугольнике дверного проёма стояла её тень. Мужчина с чёрными вьющимися волосами и золотистыми глазами. Кармин только сейчас переставал действовать, и она наконец начала чувствовать приближающийся зов метки.
Высокий и худой в своей чёрной одежде Кей казался здесь неуместным, инородным, чужим. Надзирателем, наблюдавшим за ней в плену материнских объятий. Холодный и непредвзятый взгляд её палача.
Плечи Эйр вздрогнули, она нашла в себе силы остаться спокойной. Не показать, в каком состоянии он застал её. Эйрин, отвернувшись, бросила взгляд на лицо матери в слезах. Хорошо, что она загораживала её от Сторма.
Эйр твердо сказала Кею:
— Выйди в коридор. Я закончу через десять минут.
Сторм, увидевший не самую приятную картину, удивился стали в её голосе. Он ушёл, ничего не сказав. Вмешиваться в это он не хотел.
Чужая семья — чужие проблемы…
В его голове до сих пор с трудом складывались детали мозаики — Эйрин и её мать, Эйрин и её братья.
Вне стен дворца Доу начала открываться ему с новых сторон. Он постепенно углублялся в значение этих ролей в исполнение Доу. Она с таким упорством оберегала их и защищала от него. Пусть это слабость, но это достойно уважения… Ведь себе он не мог позволить такого.
Входная дверь открылась, за ней показался средний брат Эйрин — Рейн. Увидев в доме зловещую тень в чёрном, парень нервно дернулся, но мгновение спустя признал охранника сестры.
— Эйр ещё здесь? — напряженно спросил он.
— На кухне с матерью, — сухо ответил Сторм.
Проводив взглядом прижимающегося к стене мальчишку, Кей вдруг подумал о его возрасте.
Рейн лет на пять младше Сторма, ему ещё нет и восемнадцати. Пропавшему брату Кея сейчас было бы столько же. Последний раз он видел Поля, когда тому исполнилось пять лет. Теперь ещё одна мысль зудела в его голове. Неужели, если бы Поль вырос, он мог стать таким же? Угловатым, высоким и нескладным, но уже почти взрослым мужчиной?
Какого цвета были бы волосы Поля? Всё ещё каштановые или потемнели, как у старшего брата? Глаза, насколько помнил Кей, были у них одинаковыми. Светло-карими, и, когда свет падал на них, светились золотом.
Был бы он похож на самого Кея — злого на весь мир, без сожаления сжигающего мосты с людьми, слишком сильно сблизившимися с ним? И испытывал бы Кей тоже желание защитить этого почти взрослого мужчину, что и Эйр — старшая сестра?
Чужая семья — чужие проблемы…
Челюсть почти свело — вот Эйрин, сколько бы не пыталась строить из себя главную и сильную, сколько бы побед не достигала своей изворотливостью, оставалась для Сторма слабой девчонкой. Той, кого стоило защищать, в отличие от парня, только что вошедшего в дом.
Он прикрыл глаза, прислушиваясь к этому чувству. Пытаясь понять, когда оно появилось. Ещё во дворце или во время их памятного ужина на борту шаттла, когда он открыто приревновал Эйр к секретарю Императора, этой ночью после поцелуя? А может, наоборот, в деревне агров, когда желание метки было придушено лекарствами?
Может быть, это чувство трезвое и не связанно с меткой. И от того страшнее.
Ему не стоило поддаваться. Эйрин — лживая, способная выйти из любой ловушки сама. Без его помощи. Но почему именно эта мысль вызывала в нем больше всего протеста.
Он не должен к ней проникаться даже такими чувствами.
Тонкий запах девчонки начал приближаться, и Кей, открыв глаза, вздёрнул голову.
— Идём, — сухо сказала Эйрин, показавшаяся в коридоре.
***
Эйрин кусала губы, идя вперёд, на окраину города, к дому дяди Томаса. Так она привыкла звать этого человека с самого детства. Он держал ремонтную мастерскую и ангар с несколькими старыми близами. В самом Кловерфилде люди обходились без такого транспорта, разве что нужно было перевести что-то тяжелое или съездить на ферму. Отец Эйрин не имел своего личного близа, негде было его хранить, вот и брал транспорт в аренду, когда следовало ехать к поставщикам.
Это у дяди Томаса она вчера брала машину, и у его ангара они оставили её ранним утром. Рейн, вернувшись домой, сказал, что Томас нашёл какую-то коробку в близе. Только тогда Эйр вспомнила, что забыла там кридий, с таким трудом выторгованный для госпожи Циан. В каком бы раздрае после разговора с матерью Эйр не находилась, ей нужно было забрать его сейчас или хотя бы предупредить, что она заберёт его позже.
Она смотрела себе под ноги и постоянно хмурилась. Столько недосказанных слов осталась между ней и матерью. Таких острых и колких, что она не смогла произнести их при брате…
Интересно, Рейн и Хён осознают, что с матерью и насколько она плоха? В голове засели слова младшего брата о лавке, будто это привычное дело для них. Они не понимают!
Эйрин застыла, зажмуриваясь, не в силах сделать шаг вперёд. Сторм, шедший за Доу, видел, что с ней что-то не так. Эйрин вышла из дома родителей как будто не в себе.
— Доу, — фамилия, как удар, заставила девчонку вздёрнуть голову. Ей меньше всего хотелось показывать Сторму свою слабость. Она открыла сухие глаза и застыла. До ангара Томаса оставалось не так много, она видела его перед собой, вот только около входа было трое людей в чёрных куртках, которые разговаривали с хозяином.
Эйр смалодушничала сначала, ей захотелось развернуться и уйти, только вот за спиной стоял точно такой же гвардеец Императора. Как назло, Томас оглянулся и, увидев Эйрин, нервно махнул рукой, подзывая девушку.
— Иди вперёд, — процедил Кей сквозь зубы.
Всё верно, возможно, это просто случайность — они не делали ничего незаконного… Точнее, она не должна показывать этого.
— Так вот — только дочка Доу вчера брала близ… — поймала она обрывок фразы, прежде чем Томас замолчал.
— Добрый день, — кивнула Эир всем присутствующим. Лицо Томаса превратилось в искаженную удивлением маску. Похоже, он только сейчас признал в человеке за её спиной вчерашнего помощника в синем.
Гвардейцы тоже пристально смотрели за её спину. Эйр знала, на кого. Сторм был одним из них сейчас. И именно он продолжил разговор, представившись:
— Старший офицер восточного крыла дворцовой охраны Императора — Кей Сторм. Что случилось? — Кей заметил на воротниках этих парней две полоски, а они от одного только креста на его куртке выпрямились, как выдрессированные собаки.
— Ночью в джунглях в соседнем гетто агров была облава. Произошёл инцидент с младшими курсантами, мы ищем свидетелей, — сказал один из гвардейцев.
Эйрин похолодела, неспособная ответить что-то слету. Наверное, впервые за долгое время у неё не нашлось слов.
— Свидетелей? Я летал вчера с Эйрин Доу на ферму Пинса, позже, мы провели ночь в джунглях… Вместе, — Эйрин на этих словах возмущённо покраснела, теперь уж точно готовая что-то сказать.
Называя свою должность, Кей знал, что гвардейцы присмиреют. Ему и вправду было достаточно такой фразы и отметки на лацкане, чтобы те усмехнулись и отстали от девчонки с расспросами, считая, что она не заинтересована в раскрытии подробностей своей личной жизни. Её смущенный вид ему лишь на руку, отлично оттеняет его самодовольный.
— Где находится это гетто? — уточнил небрежно Кей у гвардейцев.
— Тридцать миль южнее фермы.
Сторм изогнул губы в кривой усмешке:
— Мы были западнее на пару десятков и ничего не видели, — расслабленно ответил Сторм, будто смахнул пылинку с плеча.
От этого тона у Эйр мурашки пробежали по открытым лопаткам. Чертов зов метки возвращался. Она бросила взгляд на дядю Томаса, тот, несмотря на лакомую сплетню, смотрел затравленно. Он до одури боялся гвардейцев Императора и готов был лебезить перед ними. Даже её — дочь старого друга — сдал без каких либо угрызений совести. Эйр нашла в себе силы ответить только благодаря злости на этого человека. Она вскинула голову, тут же натягивая новую шкуру — поддерживая эту ложь.
— Нам было не до того. Даже если бы облава была рядом, мы бы вряд ли что-то услышали.
Кей прикусил язык от её неожиданного поступка и глухих смешков гвардейцев. Он только сейчас поймал себя на том, что подсознательно хочет спрятать Эйрин за свою спину, а когда она так лезет на рожон, хочет прихватить её за руку и остановить. Сзади послышался новый голос:
— Добрый день… Офицер Сторм, ваш жетон при вас?
Кей оглянулся — серая одежда чиновника заставила его украдкой стиснуть зубы. Он так не любил эту касту. Никогда нельзя было понять, кто перед тобой: кто-то действительно важный или простой писарь. Наверное, так себя чувствуют обычные люди при виде гвардейцев Императора. Мужчина появился недавно, но, кажется, слышал их разговор. Во всяком случае должность и фамилию Кея он запомнил.
— С кем имею честь? — Кей холодно оглядел мужчину вдвое старше себя. Отыгрывая роль самоуверенного офицера.
— Тик Эванс — главный прокурор Кловерфилда, — представился он почти небрежно, будто кинул на стол козырную карту, и повторил. — Ваш жетон.
— Конечно, — скрипнул Кей, достав из нагрудного кармана металлическую пластину. Он заметил, как взгляд Доу вцепился в Эванса.
Эйр знала его. Он служил при управлении города и сопровождал все судебно-производственные процессы. Именно Тик инициировал проверку лавки её отца.
И в этом был замешан Ториес. Прокурор должен был быть осведомлён о пристальном интересе к Эйрин и её семье императорского секретаря.
Осмотрев гравировку на металле с радужными переливами, Тик лишь вскинул бровь в сдержанном удивлении. Эйр почувствовала смутное облегчение, бегло осматривая его серую одежду. Жаль, что она не надела свою тунику, было бы сподручнее.
— Офицера Сторма приставил ко мне господин Ториес в качестве охраны во время этой поездки, — проговорила она, прощупывая почву.