10. (1/2)
К готовке Сергей так и не возвращается.
— Слишком муторно, — поясняет он, пьяно блестя глазами. — Я доставку лучше закажу. Хочешь чего-нибудь конкретного?
— Сам решай. Я все равно ничего не понимаю в этих ваших высоких кухнях.
Разумовский кивает и начинает стучать пальцами по экрану своего смартфона. Ингрид откидывается на спинку дивана (после четвертой стопки они по обоюдному, но молчаливому согласию переместились из кухни в офис) и невольно задумывается о том, как оно вообще получается, что каждый раз приезжая в эту чёртову башню она неизменно оказывается в его вещах и ванной, не говоря уже о кровати, словно приезжает не в гости к другому человеку, а к себе домой.
А сегодня это ощущение только усилилось, потому что сияющий как начищенный пятак Разумовский радостно выдал ей… зубную щётку.
— Нашел у себя в запасах. Я всегда стараюсь менять их как можно чаще, потому что лысая щетина отвратительна.
— А… — вопрос вырвался раньше, чем она сумела удержать язык за зубами. — твоя девушка не будет против?
— Девушка? — он, кажется, ещё ни разу на ее памяти не выглядел таким шокированным. — Но у меня нет девушки.
— А… ну… спасибо.
— Не за что.
Ингрид поспешно хлопнула дверью ванной комнаты и мысленно отвесила себе подзатыльник. И кто ее вообще тянул за язык? Какое ей вообще дело? Ее вообще это не касается.
Он, может, с парнем встречается. Или вообще асексуал, которому все эти отношения не нужны нахрен. А она… Грёбаный стыд.
Впрочем, Гром быстро поймала себя на том, что кроме стыда она ощущает странное, совершенно неуместное облегчение, и, не желая забивать себе голову всякой чушью, торопливо отправила всю эту внутреннюю канитель в глубокий игнор.
Подумаешь, задала дурацкий вопрос. Случается.
— …обещают привезти в ближайшее время.
— Ага.
Делать вид, что она услышала что он там вещал до этого не было ни малейшего желания. Как и слушать повторения начала фразы. Пришлось выкручиваться. И, кажется, успешно.
Ингрид широко зевнула и окончательно стекла по дивану вниз, самым наглым образом уткнувшись ступнями ему в бедро.
— Ты переодеться не пробовал?
— Не хочу, — он запрокинул голову назад и расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке. — и так нормально.
Ингрид весело фыркнула и прикрыла глаза. И резко подскочила, почувствовав, что он переложил ее ноги себе на колени.
— Какого хрена…
— М-мне показалось, что так удобнее, — в широко раскрытых голубых глазах плескался испуг. — И-извини.
— Все… нормально, — Ингрид с выдохом улеглась обратно на диван. Подумала немного и перелегла головой к нему на колени, давая тем самым понять, что все в порядке. Она и сама теперь не понимала, что ее так напугало в произошедшем. Наверное неожиданность. — Прости. Я, видимо, задремала.
Сергей ничего ей не ответил, только молча запустил пальцы в ее копну. Ингрид с довольным ворчанием приподняла голову. Он понял молчаливый намек и опустил руку на пару сантиметров ниже. Ингрид невольно улыбнулась и прикрыла глаза, чувствуя как тяжесть сегодняшнего дня понемногу отходит в сторону.
Да, столкнулась с очередной порцией чернухи, но это же не повод так расклеиваться, право слово. Она же, в конце-концов бронепоезд. У нее адское пламя в топке и пулемётная установка «Максим».
Прорвётся.
— Знаешь, я сегодня сидела на набережной и думала, — она сама не знала, почему решила заговорить именно об этом. — Моя мама мечтала и завещала, чтобы ее кремировали. А папа ее похоронил. Интересно, а если я завтра умру, мое завещание о кремации будет исполнено? Как думаешь?
— У тебя есть завещание?
— Ну конечно у меня есть завещание! — она открыла глаза посмотрела на него как на идиота. — Папа всегда говорил, что хороший полицейский обязан иметь завещание еще с того момента, как начинает свою учебу. Правда, он говорил «милиционер», но кого это вообще волнует?
— Напр…
— Он даже шутил иногда, что будет очень разочарован, если мы с ним доживем до пенсии. Мама постоянно ругалась на него за такие шуточки. Предлагала подумать не только о себе, но и о ней, и о том, что я еще ребенок, который может двадцать раз передумать. А папа говорил, что отречется от меня, если я выберу другую жизненную стезю, — Гром улыбнулась воспоминаниям. — После этого мама всегда выгоняла его спать на диван. А иногда они дико ругались, потому что она почему-то была уверена, что на самом деле он говорит все это всерьез.
— Меня. Твоя жизнь волнует меня. И юмор у твоего отца был днищенский.
— Вот и мама говорила примерно также.
— Потому что это страшно. Слушать как важный для тебя человек говорит о смерти и завещании как о чем-то… Обыденном.
— Но ведь для полицейской работы это и есть обыденность. — Ингрид вздохнула и вытянула руку, дотронувшись кончиками пальцев до его скулы. — Я сталкиваюсь со смертью каждый день. В таких условиях к этому привыкаешь быстро. Тем более, что иногда смерть — далеко не самое страшное.
— Почему мы вообще об этом заговорили?
— Не знаю, — она пожала плечами. — Захотелось.
Навороченный телефон запиликал, оповещая о скором прибытии доставки.
— Нужно спуститься вниз, — рыжий гений тяжело вздохнул и поднялся на ноги. — Я скоро вернусь.
— Разумеется вернёшься. Твоя же башня.
Разумовский корчит ей рожу и уходит, а Ингрид остаётся на диване, недовольно морщась — без его присутствия в кабинете становится… пустовато.
Она поднимается на ноги и от нечего делать проходит по помещению. Видит небрежно закинутую на край стола папку с эмблемой HOLT, но особого интереса не испытывает — вполне логично что он хочет вооружить свою охрану как можно лучше. Да и на бронежилете, который она пока так ни разу и не надела, стоял их логотип. Папка с накладными и чеками — слишком нудно и скучно, чтобы привлечь ее внимание. Одно дело когда это необходимо по работе, а так… Лучше уж полюбоваться на статуи и Венеру.
И всё-таки, насколько же пафосная скотина.
Если бы после их первой встречи кто-нибудь сказал ей, что их общение зайдет так далеко, она бы высмеяла этого человека. Цинично и хладнокровно.
Ингрид вернулась на диван и с интересом рассмотрела выданную ей футболку — странная глазастая черная клякса на белом фоне под черной же надписью «Давай не будем ъуъсукаблять ситуацию». Клякса напоминала кота, и Гром пришла к выводу, что была бы совсем не против заполучить эту вещь себе, на постоянное пользование. Интересно, если она ее стащит, он заметит? Наверное да. А жаль.
Разумовский наконец-то возвращается обратно, улыбаясь так широко, что она даже пугается на секунду: не порвет ли он такими темпами себе рот.
— Знаешь с чего кормят азиатских детей, если детей европейских кормят с чайных ложек?
— Не-а, — она принимает пакет у него из рук с интересом принюхавшись к содержимому.
— С зубочисток.
***
Обед (или правильнее сказать — ужин?) проходил молча. Ингрид чувствовала себя неловко. Она попросила себе вилку, потому что даже не надеялась освоить палочки, но и с вилки гребанная лапша то и дело спадала обратно в коробку. Тыча в нее словно вилами, она ощущала себя эдаким пещерным человеком.
Возможно, азиатской еды у пещерных людей не было, но они аналогичным образом могли брать навынос своих мамонтов.
Зато у Разумовского с палочками не было никаких проблем.
Выпендрежник.
… Остаток вечера они не делают ничего. Сергей притаскивает на свою кровать (лежать на которой гораздо удобнее чем на диване) ворох пледов. Ингрид ерничает, что они похожи на гнездо, но не может не признать — это добавляет тепла.
Она пыталась было сагитировать его проверить наличие аккаунтов убитых в профиле Простомамы, но потерпела неудачу: до сих пор неизменно покладистый, Разумовский неожиданно взбунтовался, заявив что до завтрашнего утра это всё никуда не денется, а у них обоих был не самый простой рабочий день. Ингрид хотела было возмутиться, но не стала — они сегодня уже поцапались один раз и у нее не было никакого желания повторять это.
К тому же она действительно устала, а у него под боком было тепло, уютно и сонливо. А ещё ей нравилось его плечо в качестве подушки и ощущение его пальцев в своих волосах. И одеколон. И неизменный запах апельсинов. А ещё она не протрезвела полностью после водки…
— Разумовский.
— Ммм? — он усилием воли повернул голову в ее сторону и приоткрыл один глаз.
— А ведь мы можем говорить, что переспали друг с другом. И что ты не единожды завалил меня в свою кровать.
Спустя несколько секунд он наконец осмысливает услышанное, резко распахивая глаза.
— Что?
Ингрид становится смешно. Она хохочет словно помешанная, до слез, и никак не может остановиться.
— Ну мы спали с тобой в одном пространстве? Спали. Свою кровать ты мне отдавал? Отдавал, — поясняет она спустя какое-то время. И улыбается. — Ох, Разумовский. Ты бы видел свое лицо.
***
Утром она просыпается было по звону будильника, но уже практически выпутавшись из теплого кольца мужских рук, внезапно понимает, что это не имеет никакого смысла — ей нужно узнать, были ли убитые подписаны на блог Струминой, а если она уйдет сейчас, то всё опять отложится на черт знает какой срок. Приходится оставлять всё как есть, потому что будить его не хочется.
В следующий раз она просыпается в семь часов, ощутив прикосновение чужих пальцев к своей щеке.
— Спи, — Разумовский говорит тихо, почти что шепчет, но Ингрид решительно мотает головой и поднимается с места.
— Ты сможешь посмотреть мне наличие убитых в подписчиках вот прям сейчас?
— Да, — если он и собирался спорить, то передумал. — Да, конечно.
…Поиски увенчиваются успехом.
Ингрид вскидывает руки с победным воплем, чуя, что подобралась к Каштановому Человеку почти в плотную, и, расцеловав Разумовского в обе щеки в порыве эмоций, срывается на работу, сделав в голове пометку: зайти к нотариусу.
Ее наследниками были указаны Федор Иванович и Елена, но она вполне могла добавить туда ещё одного человека. Допустим, она могла бы завещать ему книгу Достоевского, которую он читал ей во время ночёвки на больничном. Потому что если вдруг с ней всё-таки случится непоправимое, ей хотелось бы, чтобы он помнил…
День начинается как и множество других до него, не считая деловитого дубинского:
— Ты стала спокойнее. И на работу приходишь позже обычного. И ты… в юбке. Пусть и форменной, и вообще — в форме, а…
Ингрид останавливается так резко, что стажёр впечатывается ей в спину.
— И что?
— Ну… это хорошо…то есть…я не имел ничего такого ввиду, просто…
— Просто заткнись и не докучай мне. Усёк?
Дубин насупился, но кивнул, пробурчав что-то о том, что вообще-то можно было бы и повежливее.
Остаток дня проходит в обычной рабочей рутине, а в восемнадцать часов и семь минут неожиданно звонит Прокопенко и просит чтобы она и Дубин не появлялись в Управлении сегодня, ибо Стрелков лютует.
Ингрид недоуменно хмурится, потому что не смотря на новость голос у Федора Ивановича весёлый. Даже слишком.
— А что случилось?
Но вместо внятного ответа начальник взрывается хохотом и сбрасывает звонок.
Ингрид недоуменно моргает и вопросительно смотрит на Дубина. Дубин отвечает ей таким же недоуменным взглядом, и лезет в свой телефон — в отличие от нее он состоял в общем чате Центрального Управления, а также находился в достаточно теплых отношениях с капитаном Ксенией Зайцевой, которую Гром относила к тому же типу коллег, что и Рылеева.
— Ксюша говорит, что в интернете появилось вирусное видео с участием Стрелкова, — сообщил Дима через пару минут. — Она пишет, что Стрелков обвинил в этом тебя, но даже Сурин подтвердил, что ты тот ещё неандерталец в плане техники. Она сейчас пришлёт. Хочешь посмотреть?
Ингрид мало что поняла из сказанного кроме того, что в интернете появилось что-то, в чем по мнению Стрелкова виновата она, но посмотреть все равно хотела.
И не зря.
Видео представляло собой короткометражку. Она начиналась с Масяни, говорящей в своем неподражаемом стиле что-то наподобии «агент, скажите 300» торчащей в углу экрана голове Стрелкова. Стрелков послушно говорил что ему велели, после чего на вырвиглазно-лиловом фоне возник хор горцев. Ровно на секунду, чтобы проскандировать громогласное «отсоси у тракториста» и уступить место танцующему в присядку под электронную музыку Стрелкову — огромной голове на рисованно-мелком теле. После того, как он проскакал пару раз из стороны в сторону (на последних секундах из ближайшего к нему угла экрана появился трактор), видео завершилось.
— Так, стажёр, — выдохнула Гром, когда они наконец перестали смеяться. — Пора по домам. Мы с тобой все равно ничего сегодня уже не сделаем.
— А может…
— Пользуйся моей добротой и вали, покуда можешь.
— Я хотел предложить посидеть где-нибудь, — отчаянно, но решительно заявил Дубин. — По пиву там… Как напарники. Ну знаешь, как в кино.
— Дубин, — Ингрид со вздохом посмотрела на него, не слишком горя желанием пояснять простую истину: жизнь — не кино, а они — не напарники. Не в полном смысле этого слова. Они даже не друзья. Она просто прикреплена к нему на время его стажировки, чтобы потом выпустить в свободное плавание. — иди домой.
Дубин мгновенно погрустнел, но подчинился. Ингрид хмыкнула, подавив возникшее черт знает откуда чувство вины, и набрала Разумовскому.
— Ну как тебе?
Ингрид вздохнула. Первой же фразой это недоразумение подтвердил все возникшие подозрения. Но вместо того, чтобы высказать всё, что пришло в голову после просмотра, она сказала только:
— Кофе хочешь?
— У тебя или у меня?
— У тебя или у меня это неизменно оканчивается выпивкой и кроватью, — проходящий мимо мужчина с интересом обернулся на нее.
— Тогда как насчёт встретиться в Подкове<span class="footnote" id="fn_29168575_0"></span> через… полтора часа?
— Идёт.
Ингрид вздохнула ещё раз, и положила трубку. Внутри нее царила странная смесь из благодарности и досады.
Благодарности — потому что приятно было думать о том, какое унижение испытал Пидорская улыбка.
Досады — потому что если он уже решил, что это она, то с него станется прошерстить ее звонки и переписку, обнаружив связь с компьютерным гением. И что тогда?
…До места встречи майор Гром добирается на полчаса раньше назначенного.
Она покупает себе кислые ремешки, отмахивается от знакомства со странной девочкой, утверждающей, что она — ее астральная жена, просто новое тело блокирует память; и усаживается на угол бывшей поилки для лошадей.
Ремешки оставляют во рту отчётливый привкус яблока и Гром довольно щурит глаза, признавая, что этот день не так уж и плох.
— Скажи «подвал».
Ингрид вздрогнула от неожиданности и обернулась. На то, чтобы опознать странного типа в леопардовой кепке, красных очках и сиреневом плаще как Разумовского, у нее уходит примерно двадцать секунд.
— Это что?
— Маскировка, — он театрально приподнял кепку. — Тебе нравится?
Ингрид приложила руку ко лбу.
— С шляпой и шарфом ты выглядел солиднее.
— Так там же музей. А это — улица. Ну так что? Подвал?
— Подвал, — Ингрид подозревала подвох, но решила не озвучивать эту мысль.
— Тебя скелет поцеловал, — радостно припечатал Сергей и рассмеялся.
— Разумовский, блин!
Это было парадоксально, но она чувствовала возмущение. Настолько, что даже отвесила ему дружеский подзатыльник. А потом рассмеялась, когда он демонстративно отер со щеки несуществующую слезу.
— Ты нахрена видео сделал?