I Радикализм военного советника (1/2)

Был способ заставить Хирузена поступить радикально.

В Конохе живёт несколько великих дворянских кланов, раньше их было гораздо больше, но из-за войны половина из высших домов потеряли своих наследников и распались. Учиха же — особенный клан. Их предки в далёком прошлом, объединившись с кланом Сенджу, лично отвоевали границы страны Огня и положили конец феодальной раздробленности. Это всегда был влиятельный клан, имеющий право на землю в обход государственной казны. Все потомки Учих носили дворянство, а с самого рождения ребёнок уже получал младший офицерский чин и имел право на престол. Их род контролировал компетентные органы, а их барон обладал не последним влиянием в сенате. Ещё во времена правления Хаширамы через первого почетного генералиссимуса, потомка их рода — Мадару, Учихи распространяли своё влияние по стране. В сенате Учихи известны как интриганы, лезущие в дела государства ради собственного благополучия, и такое могущественное влияние не прошло мимо глаз следующего правителя — Тобирамы Сенджу. Тобирама давно вёл тайное внутреннее расследование с целью подорвать их силу, и у него это получилось, что было крайне неразумно, ведь Учихи были и остаются главной военной силой страны.

Не внимая болезненной гордыне, какой страдали все Учихи, им должно быть преданными государю, но часто они хранили верность лишь своему барону. Тобирама ввел в школы уроки патриотизма, а также лишил их права выбора воспитателей. Любая его попытка сломить их гордыню приводила к острой реакции, запуская цепочку неприятных событий, и тогда Тобирама совершил немыслимое. Он настолько не хотел считаться с богатыми землевладельцами и настолько хотел переделать внутреннюю экономику его предшественника, что ввязался в войну и отправил всех Учиха на фронт. Он сделал это не только из-за Учих, Тобирама давно хотел лишить влиятельные кланы права голоса в совете и наследства на престол. Он не желал считаться с главами высших родов, оставив принятие решения за Хокаге, тем самым он жестоко, но грамотно избежал очередной феодальной раздробленности. Это была долгая, холодная и напряжённая гражданская война, скрытая от чужих глаз, и Тобирама выиграл её.

Однако влияние Учих на Хокаге до сих пор имеет место. Во Второй мировой войне многие кланы потеряли своих наследников, но Учиха, будто переродившись из пепла, быстро оправились: следующие два наследника баронства — Итачи и Саске Учиха, и это были могущественные альфы, первые за много лет, кто смог бы потягаться в силе с их великим предком. По традиции они также имели право на престол. Хокаге всё ещё приходилось с ними считаться, но Тобирама обезопасил своего приемника и изменил правила восхождения к власти. Теперь условия были не по праву первородства высшего дворянского клана, а Хокаге сам мог выбрать себе наследника. Он принял этот указ сразу после окончания войны. Не было тех, кто мог возразить. Началась абсолютно другая эра — дворянский раскол. Эпоха, в которую жил Данзо. И воспоминаниями о влиянии Учих на Хокаге господин Шимура сегодня воспользуется.

В тёмную комнату зашли двое, альфа и омега, одетых в чёрные мантии, они встали по центру комнаты и склонили колено. Шисуи и Сай. Сай носил позывной «Лентяй», не внимая его любви к труду и холодной дисциплинированности, никто так и не спросил Данзо, почему он выбрал для мальчика такой странный позывной. То был худой бледный омега, один из немногих в Корне, сумевший повторить стойкость лидера и полностью убрать свой феромон. Он занимался в Корне разными занятиями, не имея конкретной специализации, однако ценился как сильный и опытный боец.

— Лентяй. Чародей. Добрый вечер.

Голос Данзо звучал устало, за сегодняшний день произошло много неприятностей, и все они, бесспорно, требовали громадных запасов сил. Каким бы выносливым Данзо ни был, часы утомительных споров с Хирузеном и обдумывания всевозможных планов и стратегий не оставят его бодрым к концу дня.

— У нас проблема, — твёрдо произнёс он. — Север грамотно справилась с поручением, однако пленники оказались не полезнее куска дерьма. Мы узнали их зайца<span class="footnote" id="fn_35059949_0"></span>, но прямых доказательств вмешательства Кумы нет, они не сказали ничего существенного. Если всё так продолжится, Лазарь не одобрит вторжение, а у нас нет времени.

Он ещё немного молчит, оценивающе разглядывая своих подчинённых. От одного из них уже исходил еле заметный запах хмеля, второй пахнет вином, он хмурится на это. Данзо не любит нарушать своё слово, он обещал подчинённым выходной за хорошую работу и не вызвал бы их без крайней нужды, но, как это обычно бывает, в голову его закралась идея, и, не желая отмерять для нее долгого ожидания, хотел поскорее приступить к её реализации. Он давно о ней думал, но решился только сегодня.

— Я хочу привлечь клан Учиха, — продолжает он с мрачным тоном, Шисуи на это поднял голову, Данзо отвернулся. — Если с их стороны начнётся давление, он одобрит вторжение в Та и Юи. У него не будет выбора.

Если Барон клана Фугаку Учиха выскажет Хирузену опасение, стрела чаши существенно наклонится в сторону вторжения. Данзо торопился и действовал сурово, потому что с каждым днём, как Хокаге медлит, Кума готовится признать независимость Та и Юи, и если это случится, между ними возникнет ненужное Конохе сотрудничество, которое нельзя было проглатывать. Хирузен желал дать им независимость, потому что излишне доверял мирному договору с Кумой, а Данзо клал голову на отсечение — все диверсии спонсированы Кумой, он в этом твёрдо уверен, он нутром политика это чувствовал, но не имел доказательств. Чтобы не дать Куме преимущество, Данзо требовал вторгнуться в Та и Юи и подавить восстания. Хирузен же хотел дать независимость, чтобы поскорее окончить теракты и не прибегать к мирному договору. Он думал только о страданиях людей, а это было недопустимо в их ситуации. Данзо не думал иначе. Если после терактов Коноха даст независимость, то также даст одобрения на все возможные теракты в будущем, показывая снисхождение к подобным методам уговора — нельзя этого допускать.

— Мы должны кого-то убить? — тихо спрашивает Сай, не поднимая головы.

— Почти. Завтра у них экстренный совет, посвященный недавним атакам. Аккурат, — Шимура смотрит на часы, — к двенадцати. Лентяй, — плавно повернулся к юноше советник, — заминируй сейчас главные ворота, Чародей тебе поможет. К полудню взрывай. Мы всё обернём так, будто террористы пытались убить барона под шум недавних терактов. Сядем на уши. Слух быстро дойдёт до кого нужно. Запомнили? Видеть вас никто не должен.

Взгляда с Шисуи Данзо избегал, но и юноша не пытался его выловить, обратно понурив голову. Саю некомфортно находиться между ними двумя, вечно чувствовалось какое-то напряжение.

— Есть, — кратко кивнул омега. — Жертвы позволительны для укрепления эффекта?

— Никаких жертв. Мы уяснили, что жертвы среди гражданских склоняют Лазаря в противоположную от нас сторону. Совершите покушение, этого достаточно, нрав Барона не позволит это проглотить.Чародей даст тебе сигнал, тогда действуй.

— Будет сделано.

— Чародей, — обратился Данзо к юноше, не повернувшись. — Ты член Учиховского рода и имеешь у них право голоса. Провоцировать толпу на верные выводы будешь ты. Крикуны<span class="footnote" id="fn_35059949_1"></span> помогут тебе.

— Да, Уэ-сама, — подавленно ответил Шисуи.

Сай заметил, на это обращение Данзо странно поморщился, почти прозрачно, не будь его лицо освещено пламенем свечи, юноша бы даже не увидел этого. Он никогда не замечал такой реакции у лидера на это обращение, ведь, находясь среди большого скопления людей, Данзо не проявлял никаких эмоций. Редко он мог улыбнуться краешком губы, только если Сай находился в комнате с ним наедине, глаза почти не открывал, всегда держал напряжённое, несколько отстранённое положение боевой готовности, будто всегда готовился к худшему. Эмоции, которые лидер не прятал от обывателей, были либо злость, либо недовольство. Даже похвалу он и то из себя выдавливал, поэтому подчинённые так её ценили.

Данзо плавно взмахнул рукой, и двое мужчин покинули комнату. Он смог расслабиться, откинуться в кресле и уложить голову на ладонь, долго и протяжно выдыхая. В висках с начала вечера не прекращается болезненный звон.

Вторжение в республики подавило бы восстания, если Данзо хорошо постарается, они отнимут даже ту малую независимость, что они имеют, и Кума более не будет им угрожать. Ведь Молния могла не только поддержать независимость, она могла договориться с Та и Юи, и эти республики перешли бы под их управление, и тогда ситуация станет ещё хуже. Пока волнения граждан не утихли, он воспользуется ими, доведёт до кипения. Хирузен не сможет более тянуть решение, Фугаку не только напорист, он ещё и барон знатного дома — конфликты с ним обходятся Конохе дорого.

***

Прерывистый болезненный сон, к которому Итачи несколько лет всё не может привыкнуть, окончился в восемь утра. Он тяжко поднимается с кровати и, взглянув на часы, удручённо вздыхает. Ему в очередной раз не удалось поспать более пяти часов. Что ему делать в столь раннее время? У него выходной, никуда идти не нужно, а все, с кем он мог бы провести это время, спят. Это хорошо. У Итачи никогда не бывает настроения по утрам, встреть он кого-нибудь сейчас, определенно бы с ним поссорился, но, как это у него бывает, тоска и одиночество встречали его по утрам с охотой большей, чем живые люди. Лежать на кровати мучительно, то и дело переворачиваясь, каждый мускул в теле отзывался на то болью, а суставы ломило. Он встаёт с кровати, позвонки друг за другом тянет жжением, Итачи клянется, он чувствует каждую свою кость в этом процессе. Чашка крепкого кофе со взбитым молоком, двумя ложками сахара, зефиром и ванильным мороженым и две сигареты с замоченным на коньяке табаком — вот что ему сейчас необходимо как воздух.

Он тяжко одевается и лениво бредёт на кухню, подготавливая всё необходимое. Как бы мама ни наседала о вредности перекура на голодный желудок, Итачи редко испытывал аппетит по утрам. Тем не менее, её наказы давили на него неприятной тяжестью, описать которую он не мог или не хотел. Кофе — и есть его завтрак, и каждое утро он закрывает эту тему для себя, чтобы снова к ней вернуться с завтрашним утром. Глаза болели, по утрам все предметы мылились негранёными образами, и он то и дело щурится. Руки мелко дрожат. Ему бы к доктору. Хорошо, его не видит мать, наверняка бы комментировала каждое его болезненное движение — упомянула бы про синяки под глазами, про дрожь рук, про сгорбившуюся от усталости спину, — и не прекратила бы перечислять врачей, к которым Итачи нужно сходить, даже когда юноша спрячется на террасе. В этих ранних пробуждениях всё-таки есть свое очарование — дома тихо, спокойно, Саске не визжит, мама не пристаёт, отец не бесит одним своим существованием. Итачи бы жил только ночью, если бы не работа. Одна проблема — от бессонницы его тело совсем исхудало. Всё так болело, даже те части, о которых Итачи не догадывался.

Юноша надевает наушники, включает музыку жанра «панк-рок» погромче, чтобы проснуться, и с чашкой кофе в руках бредёт на террасу. Облокачиваясь на стену, он достаёт из пижамных штанов пачку сигарет и закуривает первую. По телу наконец проходит тёплое, еле заметное расслабление, и он с улыбкой растягивается на полу.

Солнце лениво выглядывало прозрачными лучами из-за верхушек деревьев, их серебристое касание не чувствовалось кожей. Слегка прохладно, влажно, пахнет мокрой землёй и древесной корой. Итачи игриво проходится пятками по пушистой траве, ноги щекочет холодная роса, и наконец он глубоко вздыхает. Хорошо. Теплый и сладкий напиток разливается по горлу, ванильный финиш и горечь кофе приятно сочетаются вкусом с глубоким и дубовым ароматом сигарет. Дым в такую влажность клубится густым паром, и выдыхать его — одно удовольствие. Вот такой завтрак Итачи желает. Чтобы никто к нему не приставал, и он мог расслабиться.

К забору прилетает чёрное пятно, Итачи приподнимается на локтях и щурится — судя по взъерошенным перьям и кривому глазу, прилетел его старый друг, ворон с кличкой Лорд Тьмы. В какой-то момент Итачи возненавидел маленького себя за эту кличку, но ворон откликался только на неё, будто обладал таким же больным чувством юмора, как и Шисуи. Итачи перестал винить Лорда, он винил Шисуи за его подшучивания. Ворон ни в чём не виноват.

Юноша лениво машет рукой, птица подлетает ближе и заинтересовано клюёт пальцы Учихи.

— Голоден, да? — усмехается юноша. — Сколько сегодня принёс?

Ворон наклонил голову и улетел за границу забора, чтобы вернуться через мгновение, держа в клюве десять ассигнаций. Итачи улыбается: если бы все его прирученные вороны носили ему деньги, даже работать бы не пришлось. Однако деньги носил только Лорд, необычайно умный ворон, понял, что среди всех его побрякушек деньги приоритетны, от одного взгляда на выражение лица Итачи.

— Ты мой маленький банкир, — лопочет юноша и гладит его пушистую бороду.

Ворон снова клюёт пальцы, и Учиха смеётся. Он резво встаёт с пола и галопом следует в свою комнату. Некоторые лакомства своим дитяткам он хранил в холодильнике, как бы отец ни противился этому: продолговатые контейнеры, наполненные кусками нежирной говядины, разбитыми яйцами, стружками овощей или мёртвыми цыплятами. Однако Лорда Итачи порой радовал выращенными кормовыми мышами. Они плодились быстро, за ними почти не нужен уход, и Итачи мог баловать своего любимца несколько раз в месяц. Лорд знал дни, когда Итачи кормил его мышами и приносил много денег. Итачи на эти деньги покупал лакомства для своих воронов, ему казалось, это правильно: вороньи деньги на вороньи нужды, а деньги лорд приносил немалые, и то верно, ворованные. На свои сигареты Итачи зарабатывал себе сам, Шисуи всё равно его подкалывал.

Две мыши Лорд съедал при Итачи, юноша не испытывал отвращения к этому, а третью мышь ворон всегда забирал с собой, кормить детей. Итачи сворачивает мыши голову и кладёт к лапам ворона, тот ещё немного прогреется возле тела любимого человека, насладится поглаживаниями, довольно заурчит и улетит прочь с мышью в лапах. Итачи лениво машет ему вслед. Кофе закончилось на второй сигарете — идеально рассчитанное время. Сегодня, верно, будет хороший день.

В семье Учиха завтракали ближе к одиннадцати, все здесь любили поспать. Итачи лениво лежал на диване и безучастно щёлкал кнопкой телевизора, верно, не стараясь найти интересную передачу, а изображая вид бурной деятельности. Чтобы никто к нему не приставал в его выходной. Как назло, отец сегодня тоже отдыхает, но Итачи подготовился, пригласив Шисуи гулять. Он ждал, долго ждал, когда же его друг придёт, пока члены семьи поочередно выходили из своих комнат, и вот он уже отсчитывал терпение, пока не спрячется в своей берлоге. Матушка по утрам всегда выглядела свежей и отдохнувшей, а отец молчалив и угрюм, но то верно, единственное его состояние. Один Саске хлопает дверьми и топает ногами, как буйное животное, и голос у него громкий, как шум надоедливого радио.

— Заяц, ты завтракал сегодня? — обратилась матушка к Итачи. — Будешь омлет, если я на всех сделаю?

— Если он уже встал, значит, ел, — вкидывает отец.

— Нет, я не ел, — нелюдимо отрезает Итачи, не прекращая щёлкать пультом телевизора.

— Итачи не ест по утрам! — слышится крик из ванной комнаты. Какой же острый у Саске слух; и зачем он это сказал? Сейчас отец опять будет нудить как важны в рационе завтраки, а Итачи только курит свои сигареты и портит желудок.

Матушка стоит и выжидающе смотрит на сына, Итачи не отвечал и она спрашивает второй раз:

— Ну так что, заяц? Будешь?

Юноша протяжно вздыхает. Разве он не ответил? Что за глупый вопрос? Будет он есть или не будет? Просто сделай, он всё равно это съест, зачем спрашивать об этом?

— С тобой разговаривают, Итачи, — хмурится отец. — Изволь повернуться.

Матушка на этот упрёк громко вздыхает и отходит к кухонной тумбе, подготавливая всё необходимое. Итачи спиной чувствует взгляд отца, но поворачиваться не хочет из принципа. Он с грохотом бросает пульт на кофейный столик и твёрдой поступью идёт в свою комнату. Фугаку проводил его недовольным прищуром, скрестив руки на груди, и, как Итачи скрылся, повернулся к своей жене.

— Нет, ты видела? — возмущается Фугаку. — Хватает мне ругани с Саске, нет, ещё один. Пора бы уже и вырасти.

— Дорогой, он очень устаёт на миссиях, — нежно ответила Микото. — Хокаге с него последнюю шкуру снимает. Наш заяц за всех работает.

— Я тоже устаю. Это не даёт право срать людям на головы.

Саске зашёл на кухню, когда Итачи ушёл, и в недоумении почесал щеку, оглядывая родителей. По дому уже разносится сладкий запах молочного омлета с вялеными помидорами и садовой зеленью. Саске вдыхает полной грудью и небрежно садится за стол, рассматривая движения матушки. Отец не спрашивал его ни о чём, кроме учёбы, поэтому он нервно ждал этого диалога. Однако отец явно без настроения и на разговоры не готов. Саске о своих успехах хвастаться любил, но его с отцом проблема заключалась в полицейской академии, в которую Фугаку того засунул. Как бы Саске ни восклицал о своих силах и амбициях, отец поступил по-своему и брать сына без образования в лейтенанты не хотел. А ведь Саске был лучшим (не по успеваемости, но по силе) в своём выпуске. Он не видел смысла в дополнительном обучении, самонадеянно полагая свою абсолютную силу. Отец не признавал его уговоров.

Он косится в сторону двери в комнату брата, когда мама с улыбкой обращается к нему:

— Кроля, ты с Наруто поссорился? — спросила она бодро взбивая омлет в сковороде. — Его матушка мне вчера сказала.

— Не ссорился. Это ссорой даже назвать нельзя, он просто тупой, во, — Саске показательно постучал по столу, — здравствуйте, войдите. Ребёнок ещё, и позиция детская.

Саске его ровесник, но из-за разницы их возраста в пару месяцев считал себя куда мудрее. Он часто пользовался этим как аргументом, чтобы заткнуть друга.

— Из-за политики поссорились, — предполагает Фугаку утверждающим тоном.

Услышав предположения отца, Саске посчитал, что ему дали разрешение рассказать об их с другом конфликте подробно, поэтому он непринужденно откинулся на стуле, явно желая показать отцу свою «крутизну». Ведь ему хотелось, чтобы отец с ним согласился.

— Я сказал, какого хрена Хокаге не уничтожит там всех, чтобы носу эти поганые ублюдки не задирали, — недовольно зарычал юноша. — А он: «люди должны быть свободными бе-бе-бе». Какого хрена мы должны отдавать свои земли этим уродам?

— Либералы… — презренно подметил Фугаку.

Отец согласился с недовольством сына, и младший Учиха слегка, почти прозрачно ухмыляется. Саске заинтересованно взглянул на него и придал голосу такой же непринужденный тон:

— Бать, а мы когда в них вторгнемся?

— Гм… Сегодня собрание, там и решим. Мы нейтралитет сохраняем, пока нас не трогают. Пусть Хокаге и этот его двуличный прихвостень сами свои дела решают.

Что за «двуличный прихвостень» Саске так и не понял. Отец часто ругался на членов совета, юноша не запомнил их всех. Правда, выделял среди них некоего «лидера Корня», описывая того нелестными эпитетами, но Саске не знал, ни как выглядит этот человек, ни какую должность занимает.

Матушка всё же отложила Итачи омлет и отнесла в его комнату. Фугаку выглядел очень недовольным её поступком, поэтому Саске ел в тишине. Отец всегда ругал матушку за чрезмерную, даже болезненную опеку сыновей, поэтому младший сын не стал ничего говорить, чтобы не разгневать его. Быстро запихав остатки омлета в рот, Саске посмотрел на часы и метнулся в свою комнату. Мгновение — и он уже выбегает оттуда в одежде джонина, чуть не сшибая мать в проходе. Он ненадолго задерживается у выхода, смотрит на тумбу и подходит к заинтересовавшей его кастрюле. От содержимого этой кастрюли зависело, будет ли он сегодня обедать дома или в городе.

— Так. Что у нас на обед будет? — он открывает крышку и кривится. — Фу. Щавелевые щи. Терпеть их не могу.

Матушка поспешила оправдаться:

— Кроля, они очень полезны. Давай тебе половничек положу. После омлетика съешь.

— Не, я на задание, — быстро кидает Саске.

— И сегодня тоже? — грустно подняла Микото брови. — Ты целыми днями на миссиях пропадаешь. Хоть один день с семьёй проведи. Сейчас опасно на улицах, не надо никуда уходить.

— Пусть идёт, — вмешивается отец. Саске поджал губы на его слова и отвернулся к выходу. Выйдя на террасу он видит на пороге знакомое лицо и улыбается.

— Дядя! — восклицает он.

Фугаку даже не посмотрел на Шисуи, матушка с мягкой улыбкой поздоровалась. Юноша выглядел так, будто его сбил табун быков, — Шисуи всегда так выглядел. Его волосы всегда взъерошены, а глаза широко распахнуты, как у безумца, будто он желал уследить за каждой мелочью, за малейшим изменением настроения собеседника или высматривал какую-то опасность рядом.