Глава 24. Не теряйся (1/2)

Кайгаку пришел второй раз, когда Кайо уже крепко спала. Он сразу заметил, что к еде она так и не притронулась: видимо, действительно убедила себя, что он собирался ее тут потравить. Идиотка.

Кайгаку бесшумно подошел к постели, присел рядом. В непроглядной темноте заплаканное красное лицо Кайо особенно вызывало в нем необъяснимо паршивые чувства: какой же она была жалкой. О такую и правда не хотелось марать руки. Да и Кайгаку не собирался — не стоила она того.

У Кайгаку никогда не было в привычке портить свои вещи. А Кайо находилась у него здесь именно на таких правах. Кайгаку надеялся, что как только она снова очнется, ему не придется объяснять эту и без того очевидную данность. А ей не придется давиться в истериках и действовать ему на нервы своими воплями. Кайгаку ведь никогда не отличался терпением.

Кайгаку и сам не заметил, как невольно заслушался слабым дыханием Кайо. Ему вдруг подумалось, что если он захочет, ему даже не нужно будет долго стараться, чтобы свернуть ей шею. Эта кукла ничего не заметит — проспит момент собственной смерти.

Кайгаку сжал руки в кулаки: нет, в нем по-прежнему не вспыхивало желания оборвать ее жизнь здесь и сейчас, он не собирался ее ни мучить, ни сводить с ума. Этой девке рано было умирать. Для его уже излюбленных кровавых развлечений у него все еще были охотники, которых он нередко не спешил разрывать на части, а забирал к себе в плен. Особенное удовольствие ему доставляло измываться над теми, кто его узнавал, такие у него никогда не умирали быстрой и легкой смертью.

Кайгаку особенно нравилось изводить тех, кто был похож на него прошлого — жалкого убогого слабака. Вот только Кайгаку вырос в отличие от них всех; теперь Кайгаку не такой, теперь он — ученик Первой Высшей луны. Те, кто этого еще не понимали, были просто-напросто слепыми идиотами.

Кайгаку надеялся, что Кайо, сидя на привязи у полоумного деда, все-таки не успела сильно отупеть — не будет его злить на пустом месте. Ей же ведь тоже хотелось еще пожить; она же наверняка еще верила, что ее когда-нибудь либо отпустят, либо спасут. Наивная дура. Хотя Кайгаку был бы очень даже не против, чтобы тот же сопляк-Зеницу прибежал ее сюда спасать — в таком случае Кайгаку бы его даже приветственно встретил. Перед тем как унизить и добить уже в последний раз.

Но мечтать об этом Кайгаку было рано: если Зеницу и догадается поиграть в охотника и бесстрашного спасителя, то решится он на это все равно не скоро. Да и его новое пристанище нужно было еще постараться найти — не каждый демон со звериным чутьем сможет.

Сейчас Кайгаку нужно было думать о другом: его новый учитель каждый день придумывал ему новые задания и тренировки, нисколько не щадя и не давая поблажек. Кайгаку и не думал жаловаться на жесткое, а иногда даже жестокое отношение, наоборот, ему нравилось, что Кокушибо-сама уделял ему столько времени и внимания — только ему. Кайгаку был первым и единственным учеником Первой Высшей луны за многие десятилетия — он ни на секунду об этом не забывал.

Не переставал гордиться.

Чем ближе он будет к своему учителю, чем больше будет стараться, тем быстрее ему присвоят звание сразу Высшей луны. Кокушибо-сама так сказал — значит, этому можно было верить.

Кайгаку и не сомневался, что на этот раз он оправдает ожидания — иного выбора у него и не было. Если Кокушибо-сама в нем разочаруется, второго шанса на жизнь у него уже не будет.

Кайгаку снова всмотрелся в спящее лицо Кайо, уголки губ его растянулись в поломанной усмешке, больше похожей на безумную гримасу. Все-таки приятно было кому-то дарить шанс на жизнь — Кайгаку не хотел уступать своему учителю ни в чем.

***

— Если не будешь сама запихивать себе еду в глотку, я попрошу, чтобы тебе помогли. Или хочешь, я буду ужинать с тобой — ты когда-нибудь пробовала человечину, а? Знаю, от сырого тебя точно вывернет, но специально для тебя я могу его пожарить. Ты же у меня в гостях.

Кайгаку забавляло, как менялось лицо его «гостьи» с каждой его фразой. Он слишком долго ждал ее пробуждения, а потому решил не отказывать себе в желании немного поизмываться над ней хотя бы сейчас, хотя бы немного. Тем более, Кайгаку верилось, что так Кайо только быстрей придет в себя и перестанет отлеживаться тут днями напролет — все-таки живой бездвижный труп ему был не нужен.

— Я сама, — тихо между тем пролепетала она, покосившись на столик с уже успевшей остыть едой. Кайгаку поморщился, услышав, как в животе у Кайо протяжно заурчало — нет, и нужно ей было обязательно поиграть в эту чушь с упрямством: еще вчера она могла бы спокойно поесть и сейчас ему не пришлось бы ее уговаривать как какую-то болезную.

— У меня тут есть прислуга, я приказал им с тобой лишний раз не заговаривать. Узнаю, что вы о чем-то треплетесь — вырву им язык. Ну и тебе, может быть. Поняла?

— Поняла, — Кайо слабо кивнула, побледнев. Кайгаку хмыкнул: он и без запугиваний был почти уверен, что эта девка без его разрешения тут и шагу в сторону не ступит, но все же нужно было предупредить на всякий случай. Если он при ней вырвет кому-нибудь язык или сердце с печенью, она точно умом быстро тронется, Кайгаку хоть не много, но придется себя сдерживать.

— По дому можешь ходить где угодно, только в мою комнату не смей лезть — она в левой стороне, самая дальняя, не перепутаешь. На улицу тоже можешь выползать, все равно ты тут не убежишь никуда.

— Хорошо… — пробормотала Кайо, опустив глаза. Кайгаку нахмурился: он ожидал услышать в ответ как минимум «спасибо». Видимо, до его гостьи до сих пор так и не доходило, где и с кем она находилась. Может быть, это было даже к лучшему — меньше слез и истерик.

— Я пойду, мне с тобой возиться некогда. Ни к кому не лезь.

— Хорошо, — взгляд у Кайо был непроницаемым, мертвым, словно она и правда не до конца понимала, с кем она сейчас разговаривала. И до чего могла договориться.

У Кайгаку один глаз нервно дернулся.

— Ты, что, слова другие забыла? Говори со мной нормально.

Кайо встрепенулась, вжала голову в плечи. Синие глаза тревожно забегали.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — наконец, сдаваясь, выдавила из себя она, видимо, совершенно не догадываясь, как именно сейчас нужно было угодить Кайгаку.

— Если нечего сказать, помолчи, — выплюнул он. — Я уже говорил тебе не тупить и не злить меня — память отшибло? Так сдохнуть за двором в канаве хочется? Я, вроде, пока не требую от тебя чего-то сложного, нет?

Руки Кайо снова дрогнули, она машинально схватилась за края шелкового платья, которое еще несколько дней назад Кайгаку самолично выбирал в одной из столичных лавок. Дура и этого не оценила.

— Нет. Извини. Я ничего не хочу.

— Отлично, так даже проще. Сиди тут, раз тебе так хочется.

— Спасибо.

Кайгаку напоследок захотелось съязвить что-нибудь особенно колкое, едкое, но он так ничего и не придумал — потрепанный жалкий видок Кайо отбивал у него весь «настрой» на гадости.

Наверное, ей стоило дать несколько дней, чтобы она хоть немного, но начала соображать. Кайгаку сразу должен был понять, что до нее точно не быстро-мгновенно дойдет, что теперь ей придется уживаться вместе с демоном.

Как только он наконец вышел из ее комнаты, он еще какое-то время простоял под дверью в мрачных противных раздумиях. Всхлипов и завываний Кайгаку так и не услышал — это обнадеживало. Кажется, Кайо начинала что-то понимать, смиряться. А значит, совсем скоро из нее не нужно будет вытягивать каждое слово — она наконец придет в себя, и никто никого не убьет раньше времени в порыве злобы-ярости. А значит, уже сегодня ночью Кайгаку мог отправляться на задание от учителя в непривычно хорошем расположении духа: давно ему не было так спокойно, тихо.

Почти так же тихо, как в покоях Кайо.

***

Кайо не сразу заставила себя встать, она все прислушивалась к малейшим шорохам у входной двери — вдруг Кайгаку передумает, вернется. И Кайо снова придется сдерживаться, чтобы не разреветься от беспомощности и разрывающего нутро страха.

Сегодня ей не стало легче, чувство паники так и не притупилось. Кайо на это не особо и надеялась: она ведь все еще не знала, для чего она нужна была тут Кайгаку. Судя по всему, закусывать ею или как-то пытать сейчас в его планы не входило. Кайо не знала, радоваться этому или нет: все-таки от неизвестности у нее продолжало колоть под ребрами.

Кайо снова взглянула на столик с нетронутой рыбой и сладостями. Нужно было съесть хотя бы чуть-чуть — иначе Кайгаку, как обещал, самолично забьет ей чем-нибудь желудок. И рот порвет. Или, как обещал, язык вырвет. Кайо теперь ждала от него чего угодно.

Все равно это был уже не Кайгаку. Одичавший зверь, хорошо ужившийся в его теле и разуме. По-другому Кайо не могла на него смотреть. Не могла признавать, что когда-то Это было человеком.

Кайо знала, что сейчас об этом было опасно даже задумываться — наверняка все ее мысли были написаны у нее на лице. Наверняка эти самые мысли Кайгаку очень-очень не понравятся, если он их услышит, увидит, заметит.

А Кайо ведь еще хотелось пожить — хотелось дожить до своего спасения.

Она верила: за ней непременно скоро придут, о ней не забудут. Куваджима-сан с Зеницу наверняка уже знали о ее пропаже. Наверняка ее искали. Только эта надежда все еще заставляла Кайо держаться, не поддаваться все сильней и сильней клокочущей панике.

Она дождется, обязательно дождется. И все закончится. И для нее, и для Кайгаку.