Глава 4 (2/2)

Нужно было продолжать что-то говорить, потому что повисающая тишина давила на Торпа сильнее, чем предстоящая вечеринка. Если он будет слишком много думать, не решится сказать то, что собирался:

— У меня возникла одна проблемка, Аддамс, боюсь, что без твоей помощи я не справлюсь.

— Если снова нужно спасать кого-то от психа или лезть в пасть к чудищу, то я, пожалуй, пас.

— Что ты, Уэнсдей! Всё куда хуже: Аякс устраивает вечеринку, у меня день рождения. — кажется попытка быть оригинальным и креативным только что с треском провались. Был бы рядом Аякс, он непременно бы треснул себя рукой по лбу.

Уэнсдей выдерживала паузу, и каждая секунда молчания стоила Ксавье пропущенного удара сердца. «Нельзя быть такой жестокой с живыми людьми, Аддамс», — думал Торп, ожидая, что его собеседница в любой момент бросит трубку, но к его облегчению Уэнсдей схватилась за неумело брошенную наживку:

— И ты хочешь втянуть меня в пучину мракобесия паров этилового спирта?

— А ты предпочитаешь опиаты?

— Предпочитаю осознавать происходящее в ясном сознании.

Другого ответа он и не ожидал. Уэнсдей не была обычным подростком, предпочитающим то, на что взрослые непременно погрозили бы пальцем и сказали «нельзя». Она была птицей совсем другого полёта. Не от мира сего. Загадка, которую очень хотелось разгадать.

— Ну, что скажешь? Поможешь мне пережить этот день? — с надеждой уточнил Ксавье.

— День? Разве у вас не семидневный марафон?

— Тебе Энид уже все доложила. — ну, конечно болтушка Синклер не могла удержать такую интригу в тайне, — Я даже не смел думать, что тебе понравится идея на 7 дней застрять в одном доме с моими друзьями. Но, я все же надеялся, что ты захочешь меня поздравить.

— Это возможно.

— Так, тебя ждать?

— Только, если позволишь утопиться в твоем бассейне, - едко пошутила Уэнсдей совершенно серьёзным тоном.

— Можешь даже повеситься в ванной, если захочешь.

— Похоже вечеринка будет не такой уж и плохой.

— Это значит «да»?

— До встречи, Торп.

Уэнсдей повесила трубку. Ксавье положил телефон в карман, борясь с желанием подпрыгнуть от переизбытка эмоций, как ребенок. Сигарета в его пальцах давно истлела, оставляя на пальцах терпкий запах табака.

Он поставил свежий холст на мольберт, схватил чёрную краску и самую широкую кисть. Размашистыми движениями Торп наносил мазок за мазком, делая их то резкими, то плавными.

Он не заметил, как начало светать. Когда художник закончил полотно, во дворе уже вовсю шумели рабочие, готовя дом к вечеринке.

Ксавье сделал шаг назад, вытирая руки ветошью, он не отводил глаз от новой работы. С холста на Торпа смотрела Аддамс, но вовсе не такая, какой её привыкли видеть.

Он нарисовал Уэнсдей, которую видел сам.

Распущенные волосы, еле уловимая улыбка и бледная алебастровая кожа обнаженных плеч. Ксавье поднял руку, едва шевельнул пальцами, и картина ожила: масляная Уэнсдей невозмутимо опустила глаза, убрала волосы за ухо и вновь посмотрела прямо на Торпа.

Обожженный её взглядом, Ксавье не мог пошевелиться. От усталости он валился с ног и уселся на пол напротив холста.

Уэнсдей проникла в его мысли как вирус, заполняя каждую клеточку. Многие из этих мыслей были вполне обычными, другие же заставляли затягиваться мышцы внизу живота в тугой ком.

В полудреме Ксавье добрался до кровати и за секунду до того, как провалиться в сон, он услышал тихий внутренний голос: «Ты крепко влип, парень. Так просто это не кончится».