16. Шоколадная монета (1/2)

Ну что, парни, сказку вам или быль сегодня рассказать? Быль — это когда по правде всё было, а может, и не было, но могло бы быть. Ну, я так считаю.

Ишь, заинтересовались, да? Ну, давайте быль тогда.

Жил да был… А, нет, так сказки начинаются. Живёт в соседней деревне Агафон. Ну, правильно, Витёк, не знаете, имя-то я изменил! Для конспирации, да. Чтобы настоящему Агафону стыдно не было, что вы про него всё узнали.

В общем, Агафон — человек нелюдимый и мрачный. Ну, Юрок, почему сразу дядя Алёша? Мало ли нелюдимых по соседним деревням! Я говорю, этот Агафон сам-то без семьи живёт, так и не женился… Да хватит угадывать, парни! Всё, считайте, что это сказка. Нет на самом деле никакого Агафона, я его придумал. Так вот, о чём я… Живёт этот Агафон на самом краю деревни на пригорке — как дядя Алёша, да — и из дому редко выходит. У него хозяйство своё, всё есть, зачем в народ выходить? Люди — они жуть какие шумные и приставучие, особенно дети. Не жалует их Агафон.

Но тут вот однажды как-то так случилось, что наш Агафон всё-таки со двора вышел. Не знаю, может, по грибы собрался. У них там в ту пору лето было, да. Идёт, значит, по улице, кепку на самые глаза надвинул — ну, вы знаете, какая у дяди Алёши кепка-то… Ой. Оговорился я. А чего вы мне все уши про дядю Алёшу прожужжали, изверги! Слушайте молча.

Идёт, значит, Агафон, надеется, что никого не встретит. А народу и впрямь мало, все делами занимаются. Чуть кто вдалеке покажется, Агафон сразу шаг ускорит, кивнёт поспешно и дальше торопится, мол, некогда мне разговаривать. Уже почти всю деревню прошёл, вдруг слышит детские голоса. А у Агафона на них почти что аллергия. Очень ему дети противными кажутся: шумные, беспокойные, ужас! Перешёл он поскорее на другую сторону улицы, кепку до самого носа надвинул, лицо посуровее состроил, а голоса всё громче.

— Налетай! Покупай! — кричат.

Агафон из-под кепки осторожно выглянул, смотрит — детишки в магазин играют. Да так основательно! Столик хлипкий за калитку вынесли, у дороги поставили, сверху кусок брезента на палках натянули, чтобы солнце не пекло товар и продавцов. Натуральный киоск вышел! И продают не какие-нибудь листики да бусинки, как это у детей бывает, нет: выложили на стол сладости магазинные, печенье домашнее, браслетики какие-то плетёные, ценники поналепили, даже большущую тетрадь взяли, чтобы прибыль записывать.

Агафон всё это с безопасного расстояния разглядел — да и фыркнул про себя. Ну, думает, дураки! Он же сам по молодости торговал, петушков на палочке продавал, сушки всякие с баранками, свистульки — ох, плохо брали! То им цены высоки, то свистульки малы, то баранки черствы — не угодишь. Бывало, по часу стоит Агафон и ни одной конфетки не продаст. И это ещё в базарный день!

Да, может, он оттого и угрюмый такой, парни, как же знать. А может, наоборот — торговля плохо шла, потому что Агафон не своим делом занимался. Ну, не про то мы сейчас.

Позлорадствовал, значит, Агафон, что дети ничего не продадут, и твёрдо вознамерился молча мимо прошмыгнуть.

Да только как-то так вышло, что подошёл он к прилавку, остановился и спрашивает:

— Чего продаёте?

Дети-то обычно от Агафона шарахаются, чувствуют его нелюбовь, а тут вдруг осмелели. Вышла вперёд девочка с тощими косичками и в синем в горох платье, рассказывает:

— Вот у нас печенье есть, конфеты ещё, варенье крыжовенное.

И мальчик из-за девочкиной спины подсказывает, носом шмыгая:

— И медаль шоколадная, вкусная!

— Монета, а не медаль, — строго говорит девочка. — И стоит она не две копейки, а двадцать, Гриша просто написал неправильно.

Глянул Агафон на ценник — «02 коп». Выведено так старательно, видно, что Гриша душу вкладывал.