1. Мишка на Севере (1/2)

В общем, дело-то какое, господа хорошие. Не велит вам мать сладких подарков покупать. Не заслужили, говорит. Нечего было окна бить, говорит.

Я вот как думаю: за окна-то мы с вами в расчёте, незачем вас дважды за один проступок наказывать. Но и против матери вашей пойти не могу, сами понимаете. Мы, взрослые, вроде как вместе держаться должны, это называется солидарность. Так что конфет вам в этом году, извините, не обломится. Может быть, попозже, как мать пересердится, поглядим… Однако же совсем без подарков я вас, братцы, не оставлю, не переживайте. Я вам, ежели хотите, каждый вечер по сказке рассказывать буду. До самого Нового года.

Ну, стало быть, слушайте. Первая-то история моя будет про Мишку.

Мишка — он примерно вашего возраста. Вот вылитый ты, Юрок, или ты, Витёк, только не такой шебутной. И живёт Мишка в глухой деревне, в которую даже телеграммы не доходят, представляете? Письма — те изредка бывают, если кто-нибудь в такую глухомань выберется и с собой вызовется почту привезти.

Нелегко там жить, но Мишка обычно не жалуется. Обычно — это когда ему за просто так вожжами по мягкому месту не прилетает. А в тот раз, значит, прилетело, да.

Оно вон как вышло: кто-то взял и оставил с утра дверь открытой, дом весь выстудил. Мишка говорит, это не он. А мамка его говорит, дверь сама по себе не открывается, ежели её на засов запереть, как положено. Слово за слово, мамка — за вожжи, так всё и вышло.

Обиделся Мишка крепко. На сеновал ушёл, а там, чтоб вы понимали, холодно и мыши. Туда люди по доброй воле среди зимы не уходят. Вот ты, Юрок, помнишь, как обиделся и ушёл в погреб жить? Вот и тут та же история. И не сопи, не сопи мне тут, я не злорадно припоминаю, просто к слову пришлось.

В общем, посидел Мишка в холодном сене, мышиную возню послушал и понял, что нельзя так более. Надо на Север ехать, к папке. Папка-то у него геолог, значит, в экспедициях всяких годами пропадает, Мишка его и не помнит толком. По чуть-чуть только образы мелькают, как в книжке с вырванными страницами: помнит Мишка бороду колючую да холодную, табаком пропахшую, помнит большие рукавицы, помнит тёплый свитер, в который целиком можно залезть, помнит жёлтые от никотина пальцы. Кстати, парни, вы уж мамке-то не говорите, что я опять курил, а то она мне житья не даст.

А, да, о чём это я. Решил, значит, Мишка из дома бежать, потому как папка добрый и вожжами лупить почём зря точно не будет.

А мамка и не подозревает о тех планах. Уже, значит, позабыла, что на Мишку сердилась, печь пожарче растопила, тесто на пироги замесила. Пироги — дело неторопливое, ежели их вечером затевают, значит, тесто на ночь подходить поставят, сами знаете. Значит, пироги уже утром будут. А Мишки-то к тому времени уже и след простынет! Мишка-то уже нынче сбежит!

Обидно ему сделалось и горько. И мамку жалко. Как она будет, когда поймёт, что пироги-то есть, а кормить ими некого? А Новый год как встречать будет? Кто ей ёлку нарядит, если только Мишка умеет красиво все игрушки развесить?

Уже почти решился Мишка всё простить и забыть, а мамка возьми и скажи:

— Ты гляди у меня, не тронь тесто, а то я вожжи-то далеко не убирала!

— Не трону, — буркнул Мишка и собираться пошёл.

Сложил в старенький рыбацкий рюкзачок чистого белья две пары, спички, мятный зубной порошок, сухариков узелок да несколько речных камешков и ракушек: красивые вещи с собой иметь полезно, если вдруг станет грустно и одиноко.

Собрался, значит, Мишка, оделся потеплее, рюкзак на плечи — и вон из дома.

А мамка ему вслед:

— Двери плотнее закрой!

Она, значит, думала, Мишка до ветру пошёл. Ей и невдомёк, как у него сердце-то защемило!