4. Игра в жизнь (1/2)

Леонид Борисович Левицкий, президент крупного холдинга «РУСГРУП», был человеком, у которого были только деньги.

Его холодный взгляд мог бы заморозить даже самую жаркую летнюю ночь. Его сердце, казалось, выковано из стали, а слова были ледяными осколками. Он не видел в мире ничего, кроме цифр, сделок, и выгодных приобретений. И уж точно он не видел ничего, кроме неудобства в своей дочери, Вере.

Вера была заперта в золотой клетке его роскошного особняка. Высокие потолки, украшенные лепниной, мраморные полы, дорогие картины, покрытые пылью, — все это было похоже на декорации к пустому спектаклю, в котором Вера была лишь бледной, безвольной фигурой.

Леонид Борисович не уделял ей внимания. Он видел в ней лишь предмет торговли, игрушку, которую можно выгодно продать.   Ее мнение, чувства, мечты не имели для него никакого значения. Он был жестоким и не видел в ней ничего, кроме неудобства.

Вера не знала любви. Она росла в атмосфере постоянного холода и страха. Ее отец не уделял ей внимания, он мог избить ее, оскорбить, называя «неудачницей», «недостойной». Его слова, как острые лезвия, ранили ее душу, заставляя сомневаться в себе и своем праве на счастье. Он не учил ее любви, зато обучал ее выживать в жестоком мире, где деньги были главным богом.

С самого детства он внушал ей, что она выйдет замуж за человека, которого он выберет ей, а она должна быть покорной женой, выполняющей все капризы супруга, прощающей все его выходки. Он говорил ей, что брак — это сделка, где любовь не играет роли, а главное — выгода и положение в обществе. Повторял ей, что она — всего лишь пешка, и она должна подчиняться его правилам.

Вера жила в страхе. Ей было всего девятнадцать лет, но ее глаза, полные печали и отчаяния, уже говорили о том, какое тяжелое бремя она несла на своих хрупких плечах. Она боялась отца, боялась будущего, боялась того, что жизнь приготовила ей. Ее душа была подобна нежной розе, которую затоптали в грязи, а её сердце было заморожено жестокостью отца. Она была одинока, забыта и заперта в клетке, откуда не видела ни света, ни надежды.

1990 год

Москва

В кабинете Леонида Борисовича Левицкого витал запах табака и кофе. На столе, покрытом полированным деревом, стояли шахматная доска и два бокала с коньяком.

Леонид Борисович, в свои 47 лет, был воплощением уверенности в себе. Высокий, статный, с широкими плечами, он внушал уважение, даже когда просто стоял в своем кабинете. Его темные волосы, уже тронутые сединой, обрамляли лицо, которое несло на себе печать прожитых лет, но не выдавало ни единого намека на усталость.

В его глазах, глубоко посаженных и проницательных,часто проскакивал хитрый блеск. Он умел смотреть так, что собеседник чувствовал себя прочитанным насквозь, его мысли словно открытой книгой лежали перед Леонидом Борисовичем. Нос, прямой, с легкой горбинкой, придавал его лицу некоторую суровость, но, в то же время, подчеркивал его мужественность.

В дверь кабинета вошел его секретарь, молодой, амбициозный человек, мечтающий занять место своего босса.

— Леонид Борисович, — начал он, с трепетом в голосе, — Звонил Виктор Павлович Пчёлкин. Он просил вас о встрече.

— Виктор Павлович? — Леонид хмыкнул. — Зачем ему нужно встречаться со мной, интересно?

— Не сказал, — ответил секретарь. — Но я заметил, что он был очень настойчив.

Леонид прекрасно понимал, что Виктор Павлович, человек, чья репутация была окутана тайнами и слухами, не просто так решил ему позвонить. Виктор Павлович был известен своим беспощадным бизнесом, жестким характером и не менее жесткой репутацией.

— Что же ему нужно на этот раз? — думал Леонид, закуривая сигару.

В это время по городу пронеслась молва: Виктор Павлович, основатель крупной компании, уже не один год строил свои империи в недвижимости. Но в последнее время он нацелился на новый проект — сделку с нефтяной компанией, которая могла оставить его на вершине власти и богатства. Леонид знал, что Пчёлкин жаждал увеличить свое влияние, и он, в свою очередь, рассчитывал на сделку с ним.

Леонид вызвал своего ассистента.

— Узнай, что нужно Пчёлкину, — сказал он.

Ассистент кивнул, прекрасно понимая, что речь идет о чем-то серьезном.