Часть 18 (1/2)

– Да-да, вот так, – шепот обжег мочку уха, заставив девушку невольно вздрогнуть, – Ты должна шагнуть ближе, Сабина.

Голос направлял, заставляя подчиняться. Мелодия лилась, заполняя помещение, создавая мирок только для них двоих. Властный голос направлял, уверенный в каждом действии он руководил процессом, не оставляя и шанса на сомнение. Нужно было исполнить до мельчайших деталей, все должно было быть так, как вырисовывалось у постановщика в голове. Он был автором действа, а Сабина лишь плыла по волнам, подчиняясь течению его мыслей.

Рука мужчины на талии, вторая зарывается в волосы. Костюмы кроваво-красного цвета были нацелены на то, чтобы распалить огонь страсти на сцене. Он слишком близко, его пальцы в порыве эмоций оттягивают волосы сильнее, чем нужно. Да и кому это вообще нужно! Неужели для того, чтобы им поверили зрители и судьи все необходимо выполнять до ужаса гиперболизировано?

– Естественней, вот так, – его губы теперь где-то в районе шеи, – Умница.

По телу пробежали мурашки, когда девушка ощутила касание к внутренней стороне бедра, но вовсе не от наслаждения. Ей было некомфортно. Все происходящее было вопиющим нарушением ее личных границ, ее передернуло от абсурдности ситуации. Арсений беззастенчиво касался ее где только хотел, будто бы они и вправду собирались избавиться от одежды прямо здесь, в студии, где за тонкой стеночкой проходило занятие у группы начинающих. Но они ставили чертов номер, на который он таки сумел ее уговорить. Бросил вызов, взял на слабо, словно закомплексованную девицу! Однако в тот момент, когда тренер улыбался во все тридцать два и твердил, что это отличная возможность для самовыражения, опробовать то, чего она не делала раньше, она поддалась. Уступила. И теперь вот уже несколько недель они практически не вылазили с Арсением из зала.

Они начали с выбора музыки, перебрали сотню вариантов, пока не остановились на «Ты меня любишь» в исполнении Ани Лорак. Подобная музыка должна была взбудоражить зрителей, заставить их сердца пылать. Не искра, дразнящая воображение зрителей, а шторм в самом разгаре, затягивающий в эпицентр. «Ты меня любишь!» — эти слова тогда звучали как гимн, как крик души, несущийся над вершинами. Она торжествовала, она завораживала. Эта песня говорила о любви, которая обжигала до боли, но обнимала нежнее шелка. Она волновала и проникала в самые потаённые уголки сердца, вызывала желание раствориться в этом чувстве, стать «существом единым», сжать руки любимого человека и не отпускать. Каждая строка, каждая метафора была мозаикой, сложенной из обжигающего желания и трепетной благодарности за то, что кто-то может так любить.

Но чтобы соответствовать данному шедевру, необходимо было отыграть по максимуму, вложить всю себя, даже больше, отдаться чувствам, позволить эмоциям затопить сознание. Но Сабина не могла сбросить оковы сдержанности. Особенно, когда горячая ладонь Арсения приклеилась к ее телу, она была везде, исследовала каждый миллиметр, с каждым разом позволяя себе все больше. Он умел вживаться в образ, он выступал несчисленое количество раз, а она прикусывала губу от раздражения. Она была блеклым пятном на его фоне: уступала и по технике и по экспрессии. И ко всему прочему, ее тело словно поступило в неограниченный доступ, словно еще один пилон, только и всего.

– Ну же, включайся! Дотронься до меня, – Арсений сам направил ее руку, положил на свою грудь, там где билось сердце. Размеренно, как и должно, когда ее собственное отбивало бешеную чечетку, а тело сжималось от напряжения, – Сабина, если ты не начнешь стараться, мы не сдвинемся с места, мы должны хотя бы показать черновой вариант сегодня Тамаре.

– Я стараюсь, – зашипела разгневанная девушка, сбрасывая руку Арсения, которая сползла с талии и теперь опускалась ниже, – А вот ты переигрываешь.

– Да неужели? – скептически выгнул бровь тренер. – Ты должна понять, что если мы хотим выиграть, то должны отработать по максимуму как технически, так и по эмоциям. Понимаешь? Мы должны запомниться зрителям! Не должно остаться ни единого сомнения, что это не по-настоящему!

– Все в этой постановке слишком… Слишком слишком, – девушка хлопнула себя по щекам, собираясь с мыслями, – Как я могу вжиться в образ, который мне не нравится. Я не чувствую себя комфортно.

– Сабина, победа – это не про комфорт. Это про усердные тренировки, дьявольский труд и умение переступать через себя! – Арсений вновь шагнул ближе. – Нужно прожить, нужно прочувствовать… И тебе нужно понять, что тебе в этом поможет.

– И что мне может помочь? – обреченно возвела глаза к потолку девушка.

– Ну, представляй на моем месте своего парня, – поиграл бровями Арсений.

– Еще чего, – фыркнула Ростовская, отметая абсурдное предложение, – Пожалуйста, давай на сегодня закончим.

– Ни за что! Мы и так выбились из графика, нужно что-то придумать с круткой, как выйти из акробатического элемента и…

– Арсений, давай закончим на сегодня, – уже более уверенно заявила девушка, слегка повышая голос, – Я не могу больше. Устала. Все равно в таком состоянии ничего не получится.

– Тогда устроим дополнительную тренировку в воскресенье. Зал будет свободен с двух.

Девушка кивнула, захватила с подоконника бутылку и быстро зашагала в сторону раздевалки. Ноги едва донесли ее до лавочки, тело обессиленно рухнуло на деревянную поверхность. За дверью отчетливо была слышна песня, безумно красивая, но теперь до боли напоминающая жестокую пытку. «Это проверка на выдержку, только и всего. Ты ведь сама захотела испытать себя!» Сабина прикрыла глаза, пытаясь разогнать свору назойливых мыслей, дерущихся за главенство. Возможно, она себя переоценила.

Его прикосновения, чужие, недопустимые, заползали в сознание, словно змеи. Он словно выпускал свой яд, отравлял сознание сомнениями. ”Может быть, я преувеличиваю? А если всё было не так?” В голове билась мысль, что, возможно, она всё надумала, но подсознание сопротивлялось: ощущения были слишком реальными, чтобы быть иллюзией. В висках стучало, а вокруг всё плыло. Сабина привела ладони к лицу, чувствуя, как появлялись признаки мигрени. Она чувствовала себя запертой в собственной голове, без выхода. У неё была сила терпеть – она знала это. Но сейчас, сидя в раздевалке, она ощущала себя бесконечно маленькой и беззащитной.

– Ты в порядке, – Москвина впорхнула в раздевалку с довольной улыбкой, которая быстро сменилась тревожным выражением, стоило разглядеть состояние Ростовской. Лиза опустилась на лавочку напротив, внимательно разглядывая одноклубницу, – Арсений загонял опять?

– Угу, – выдавила Сабина, – Уже начинаю жалеть о том, что согласилась. Впервые за долгое время тренировки стали в тягость, чего я и боялась.

– В тягость? Я видела кусочки постановки, они великолепны, – Лиза непонимающе взирала на собеседницу.

– Не знаю, мне не нравится. То есть… Музыка замечательная, костюмы притягивают взгляд, элементы плавно переходят один в другой, но… Мне стыдно!

– Почему? – нахмурилась Лиза, осмысливая услышанное.

Сабина схватилась за голову, немного подавшись вперед, навстречу Лизе. В голове звенело. Движения, которые ей предстояло исполнить на сцене, — прикосновения, объятия, страстные взгляды — всё это казалось Сабине чуждым, даже отвратительным. Она всегда гордилась своей сдержанностью, тем, что её эмоции принадлежат лишь ей самой или тем, кого она выбирает. А теперь...

– Я должна выступать перед толпой зрителей с ним! Я должна отыграть безумно влюбленную, страстно желающую и что там еще мне неустанно повторяют. Но это не я! Но такие прикосновения не для посторонних глаз! Я… Не хочу играть такое на сцене, мне больше подходят лирические постановки. Это не я!

Ростовская замолкла на полуслове. Хотелось в душ, чтобы смыть эти чертовы прикосновения, но, как назло, именно сегодня в здании отключили воду. Кожа до сих пор словно пылала в огне там, где его пальцы скользили по неприкрытым тканью участкам.

– У вас сильная постановка. А ты прекрасная танцовщица. Ты можешь быть такой, какой захочешь, – ободряюще улыбнулась Москвина, – Может проблема в том, что ты переживаешь как на подобный номер отреагирует Егоров? Он ведь придет смотреть на выступление снова?

Они никогда до этого не затрагивали Кирилла напрямую в разговорах между собой. Это была негласная запретная тема, хотя обе девушки прекрасно осознавали, что Кирилл был не просто их общим знакомым. Сабина отчаянно замотала головой.