Такой беззащитный и напуганный. (2/2)
Эта мысль на долю секунды промелькнула в голове, и Син Цю резко выбросил её, не желая больше думать о подобном.
— Не переживай так. В любом случае, я мог бы заплатить за заказ.
Парень откусил большой кусок и отрицательно мотнул головой.
Вафля, на удивление, не была такой уж и плохой на вкус, как можно было предположить. Она была в меру сладкой и очень воздушной. А сироп из экзотической личи добавлял какую-то невероятно пряную изюминку, делая вкус ещё более необычным.
— Это было бы некрасиво, — Чун Юнь в медленном темпе прожевал мягкую серединку. — Я же обещал, что сегодня гуляем за мой счёт. Правда, у меня теперь больше нет денег.
Чувство сытости ушло также быстро, как и появилось. Син Цю не принялся доедать свою половину, лишь проткнул её маленькой вилкой и отодвинул подальше, к соседнему куску.
— Я наелся. Можешь доесть.
Чун Юнь вопросительно наклонил голову, но возражать не стал. Сегодня эта вафля была единственным продуктом, что он осилил съесть. В последние недели голод абсолютно не тревожил, скорее, заглушался огромной пачкой таблеток, которую отныне парень пьёт три раза в день.
Тонкие ветви над головами дернулись с потоком ветра, и короткая дрожь пролезла сквозь слои одежды. Острые когти ветра раздирали душу в клочья. Хотелось тепла.
Син Цю откинулся на спинку лавочки и, еле слышно простонав, начал осторожно рассматривать парня напротив: обветренные губы вытягивались в трубочку, словно в жесте обиды и негодования, а дыхание было сбитым, протяжным. На фоне всего сурового мира он казался таким крошечным и невинным, будто новорожденный младенец. Выпирающие скулы вздымались с каждым позывом влажного кашля, и Чун Юнь, сгибаясь пополам, обнимал себя руками.
Бумажная тарелка из-под вафли давно улетела в мусорный бак, оставив после себя лишь тяжёлое чувство сытости и жажду.
— Чун Юнь, — прошептал парень. — как ты себя чувствуешь?
Тот резко выпрямился солдатиком и поправил свою шапку.
— Всё хорошо, честно. — он улыбнулся так неправдоподобно, что сам, казалось, не поверил. — Я уже привык к таким неожиданным позывам. Они появляются внезапно, я не успеваю среагировать.
За слабо заметным горизонтом начало медленно опускаться оранжевое солнце. Нежные отблески освещали подавленное лицо напротив, и светлые ресницы сверкнули под тяжёлыми веками.
— Кстати, — Чун Юнь повернул голову в профиль, останавливая взгляд на солнце. — краем уха слышал, что в этом году обещают теплую зиму. Это правда?
Син Цю вздрогнул. Эта новость настолько опустошила, что появлялось чувство тревожности. Он пододвигается ближе, чуть касаясь плечом чужого, и прикрывает глаза.
— Да, это правда. Я тоже сегодня слышал по радио.
Алый закат понемногу спускался всё ниже, оставляя после себя розовые пятна, сливающиеся с ползущей темнотой. Рядом с Чун Юнем тяжело находиться. Он перестал много и часто говорить, лишь обменивался парой фраз, а потом опять молчал, словно чего-то ожидал. Син Цю понимал, как ему больно и тяжело, но ничего не мог поделать.
Он не волшебник, обладающий бесконечной силой. Он может лишь смотреть и понимать, что сегодня на день меньше.
Чуть выше уха послышались тихие всхлипы. Чун Юнь шмыгал носом и подрагивал губами, расчёсывая тыльную сторону ладони в красные полосы, но взгляд от солнца не отводил. Провожал, пытаясь зацепиться за маленький уголочек.
— Милый, — Син Цю быстро реагирует и дотрагивается до его шеи, спрятанной под мягкой курткой. — почему ты плачешь?
— Я не хочу, чтоб моя последняя зима была бесснежной. Не хочу!
Словно ножом по свежей ране.
Время вокруг остановилось, не имея смысла.
— С чего ты решил, что...
А потом он резко замолчал. Без возможности ответить, ещё раз посмотрел на парня: Чун Юнь выглядел измученным; болезнь давала знать о себе с каждым днём громче, олицетворяя лишь поистине едкое мучение молодого организма. Он повернулся к нему лицом, и по щекам продолжали катиться горячие слезы.
— Потому что с каждым днём мне только хуже! А врачи всё никак не могут дать точный ответ о продолжительности моей жизни! Знаешь, это страшно жить с мыслью, что завтра ты можешь умереть.
— Мои глаза тоже не слепы, Чун Юнь! — парень переходит на крик, схватив себя за волосы. — Я тоже вижу и понимаю, как тебе больно! Думаешь, мне не страшно? Думаешь, я спокойно сплю по ночам? Ни черта подобного!
Напряжение росло. Они оба прекрасно понимали, что криками и нарастающим конфликтом ничего друг другу не докажут, но сейчас прокричаться — единственный способ выпустить пар. Они смотрят друг другу в глаза, но сказать ещё что-то не поворачивается язык.
Син Цю сдается первым. Подтирает нос и, схватив парня за куртку, прижимает к себе с невероятной силой.
— Прости меня, прошу! Я наговорил лишнего.
— Это ты меня извини, — он тихо откашливается и обнимает в ответ. — Я... тоже был не прав.
С севера подул прохладный ветер, напоминая о скорой ночи. Голубые волосы под шапкой забавно дернулись, и Чун Юнь, отпустив парня, принялся засовывать их обратно под ткань. Его глаза ещё были красными от слез, но в них было уже не так тяжело смотреть. Они сияли.
Син Цю наблюдал за действиями напротив и, дождавшись полного спокойствия, аккуратно прикоснулся ладонью к щеке напротив. Большим пальцем поглаживал острые скулы, смотря точно в зрачки.
И, выдохнув горячий пар, он едва заметно вытягивает губы и чмокает Чун Юня в ямочку над верхней губой.
— Я обещаю, что мы увидим снег.