Пролог (1/2)

Тэхён сжимал в ладони горсть чёрной земли, измученно глядя на стоящий с другой стороны от ямы гроб.

Это был хороший и очень дорогой гроб из вишнёвого дерева, оббитый синим жаккардом. Изнутри выглядывал кусочек золотистой ткани — шёлк. Она подрагивала на ветру, что норовил пробраться внутрь, устроившись поудобнее на груди покойника, а может и у него под головой, чтобы навечно быть заколоченным и закопанным глубоко под землёй.

Тэхён ветра совсем не чувствовал, как и холода октябрьского утра. Зато ощущал песчинки под пальцами. Кожа от земли становилась сухой, неприятной на ощупь, и он усугублял последствия, растирая землю в ладони, теряя её по щепоткам до того, как крышка гроба будет опущена и придёт время бросать сверху свои жмени сожалений и скорби.

Неразборчивое бормотание одного из дальних родственников доносилось откуда-то справа. Слишком бодро и эмоционально, с неуместными запинками и даже смешком. Но Тэхён к такому привык.

Люди иногда нервничают, иногда не в состоянии совладать со своим горем, а иногда настолько счастливы, что не видят смысла притворяться огорчёнными.

Быстрый японский говор вдруг прервал чей-то плач. Тэхён удивлённо вздёрнул подбородок, прищуривая глаза и окидывая толпу стоящих напротив внимательным взглядом. Солнце светило ему прямо в глаза, такое далёкое и холодное, ослепительно белое. Оно не позволяло рассмотреть чьё-либо лицо, как бы он ни старался.

Тэхён нахмурился сильнее, когда плач повторился. Детский. Теперь он отчётливо услышал, что плачет ребёнок, совсем маленький. Таких непринято было приводить на похороны — ни к чему оно детям. Как и организаторам.

Беспокоясь о своей репутации, он ещё сильнее сжал землю и сделал шаг вперёд, оглядываясь по сторонам и ища источник звука, но всё указывало на то, что ребёнок среди стоящих напротив людей. Он хныкал, замолкал и разражался новым плачем. Чудо, что толпой не пробежался шёпот, что никто не шикнул и чья-то прощальная речь не прервалась.

Тэхён остановился у самого края ямы, тщетно вглядываясь в опущенные головы и плечи. Он вёл себя как хищник на охоте — замирал, затаивал дыхание, выискивая будущую жертву, и вдруг она пошелохнулась, привлекая его внимание. Шёлковая ткань пошелохнулась. В этот раз не от ветра. Что-то оттягивало её с той стороны, чья-то крохотная ручка. Пухлые пальчики упорно цеплялись за край, пытаясь выбраться.

Тэхён открыл рот, чтобы попросить говорящего остановиться, чтобы заставить всех посмотреть, что происходит, но стало слишком поздно — крышка захлопнулась с громким хлопком.

Тэхён распахнул глаза, резко садясь в постели и до ноющей боли в мышцах сжимая край белоснежного покрывала.

— Проснулся? — ворвался в его сознание голос Мики.

Она выглянула из ванной комнаты, дверь в которую была настежь распахнута, всё ещё покачиваясь после удара дверной ручки о плитку. Оттуда же доносилось бормотание на японском — какой-то ролик с YouTube.

— Да, — на выдохе выпалил Тэхён, вытирая пот со лба ладонью.

— Давно пора, — её голос немного отдалился, поскольку она вернулась к разглядыванию себя в зеркале и макияжу, который наносила. — Ты собираешься поехать первым и проверить, как всё подготовили, или мы выдвигаемся вместе?

Он откинул край покрывала, чтобы спустить ноги с кровати, но ещё какие-то четверть минуты продолжал сидеть, пялясь на тёмно-коричневую дверцу шкафа и отгоняя дурной сон. Когда дыхание пришло в норму и оцепенение спало, он потянулся к креслу за прикроватной тумбочкой, на котором лежал вчерашний костюм и боксеры. Надел он только нижнее белье, весь покрываясь гусиной кожей из-за прохлады в комнате. Зато в ванной было тепло и дышалось с трудом. После водных процедур Мики душевая кабинка запотела и только зеркало уже начало отходить.

— Я поеду пораньше, — ответил Тэхён, опуская холодные руки на бёдра жены, скрытые за тонкой тканью ночной рубашки, и целуя её в щёку.

Она удивлённо взглянула на него в отражении, после провожая взглядом к душевой кабинке.

Она ждала, что именно сегодня он будет сдержанным, как никогда. Терпеть не могла, когда он слишком глубоко уходил в себя, закрываясь от неё, избегал физического контакта и смотрел глазами побитого пса, но в этот день это было бы оправдано. Даже сама Мики была не в настроении на «супружеские нежности». Она нервничала. Совсем не так как Тэхён — у неё не хватало живот и не стучало гулко сердце в груди, но она внутренне умирала от предвкушения. От этого её глаза искрились.

— Как хочешь, — ответила она, немного улыбаясь, пока красила ресницы.

Тэхён залезать в саму кабинку не стал — не было времени, — чисто облил голову водой, умыл лицо и протёр грудь. Это его взбодрило куда лучше поцелуев. Он вновь почувствовал, что твёрдо стоит на полу в своём доме, а не на том кладбище на рыхлой земле, что реальность такая, какая она есть, без оживающих в последний момент младенцев в гробах.

— Мики, ты ведь… — он обратился к стоящей неподалёку девушке неуверенно, сомневаясь, что стоит.

— Что? — быстро обернулась она.

Её вечно насмешливый и отчасти хитрый взгляд вызывал в нём какую-то непонятную смесь исступления и смущения. Она смотрела так смело, прямо в глаза, совсем не моргая.

— Нет, — Тэхён мотнул головой, передумывая, — ничего.

Он вытер волосы полотенцем, отправив его на крючок, хотя стоило бы на сушилку. Не решаясь вновь приближаться к девушке даже ради зеркала, он издали быстро взглянул на своё лицо, убеждаясь в том, что щетины со вчера не появилось и можно не бриться. Хотел выглядеть как можно лучше, чтобы им гордились, но сил совсем не было. К счастью, в жизни ему повезло хотя бы с лицом, и он выглядел сносно в любом состоянии, а порою даже красиво.

— Ты ведь, — он не удержал язык за зубами, хотя договорился с самим собой, что будет молчать, — не беременна снова?

Он ждал с её стороны острой реакции, какого-нибудь раздражения в голосе или, по меньшей мере, обозлённого взгляда, но она смотрела только на свои губы, наводя контур красным карандашом.

— Нет. С чего бы?

— Ладно, — от неё не скрылось некое облегчение в его голосе. — Таблетки выпила?

После нового вопроса она негромко цокнула языком, вертя головой и рассматривая себя со всех сторон.

— Ты каждое утро спрашивать будешь? — упрекнула она беззлобно, слишком увлечённая собой, а не его беспокойством. — Я не маленькая, знаю, когда мне и что принимать. Иди уже.

Снова целовать он её не стал. Вышел из ванной, а после и из комнаты, растворяясь где-то в доме в многочисленных дверных проёмах и коридорах. Попутно собрал всю необходимую одежду, оставил для Мики белый платок, а сам озаботился чёрной нарукавной повязкой. Высушил волосы, чтобы не подхватить простуду и ни в коем случае не оказаться взаперти с женой и с высокой температурой. Завтрак сразу отмёл, чтобы лишний раз не пришлось разговаривать, да и не до еды было. Чем ближе был час прощания, тем больше его тошнило.

На улице гадкое чувство немного отпустило. Ледяной ветер хлестал по щекам, взъерошивал с горем пополам уложенные волосы, и стих только когда Тэхён сел в машину. Там неприятно пахло чем-то сладким и пряным, и этот запах привнёс в салон точно не он.

У них с Мики не существовало понятия «моя машина». Всё здесь было общим. Не потому что ей или ему так хотелось, а потому что так сказал тесть. Хороший и справедливый человек был, хоть и японец. А теперь его нет. Соответствующие бумаги уже пришли по почте и Тэхён подготовил классический сценарий похорон в корейском стиле — Мики всё равно было плевать на японские традиции.

Думая о том, как всё будет, Тэхён завёл машину, выезжая со двора на усыпанную сухими листьями дорогу.

Последние пять дней были невыносимыми из-за растянувшейся церемонии прощания. Прибывали всё новые и новые родственники, бывшие коллеги, друзья. Приезжали в Сеул и в дом Тэхёна и Мики. Всех нужно было терпеть, кормить и слушать. Поскольку множество желающих посетить похороны прилетали из Японии, приходилось ещё и раз за разом отказывать в ночлеге, ссылаясь на какие-то надуманные причины и отправлять их в ближайший к похоронному агентству отель.

Все пять дней Тэхён занимался другими похоронами, получал оплаты и со скорбящим выражением наблюдал за тем, как другие прощаются со своими родными, а теперь пришла и его очередь. Из-за этого он и чувствовал себя неважно.

Между прощальными церемониями, которые он посещал ради незнакомцев, непременно находились и те, на которых он был званым гостем. К ним нужен был особый подход, ведь он становился не организатором, не похоронным агентом, а посетителем, что кланялся трижды, ел со всеми рис и курицу и бросал на гроб три горстки земли. В такие дни часть на кладбище была его самой любимой, потому что это было последним пунктом его сценариев и после этого можно было отправляться домой.

Вот и сегодня Тэхён ехал с мыслью, что нужно поскорее добраться до кладбища и закончить со всем этим.

***</p>

Мики с откровенно скучающим выражением лица наблюдала за тем, как люди кланялись её отцу. У неё колени разболелись из-за того, как приходилось стоять, и в спине ныло от бесконечных приветственных поклонов. После церемонии оплакивания и отвратительного обеда, содержащего в себе сплошные углеводы и мясо, она, как и её муж, была счастлива оказаться на кладбище.

На отца смотреть не пришлось — он был замотан по всем обычаям и гроб особо не открывали из-за неприятного вида покойника, который не смогла исправить никакая косметика. Но Тэхён твердил, что это всё из-за того, что Мики очень впечатлительная и ей разобьёт сердце вид отца. Если бы ещё у неё было это сердце…

— Теперь мы закончили? — она шепнула ему на ухо, когда погребальная речь была произнесена, а гроб опущен в яму.

Глава траурной процессии делил между желающими полотенца, что служили жгутами при спуске гроба вниз. Компания из восьми японцев выглядела так сюрреалистично, когда Тэхён осознавал, что они спорят из-за полотенец с похорон. Его даже передёрнуло. Он бы ни за что на свете не хотел что-либо с похорон в своём доме.

— Да, — его рука скользнула в руку Мики, слабо сжимая её пальцы. — Хочешь, чтобы я подвёз тебя до дома?

— А ты сам не домой? — она удивилась, так как по окончании этой кошмарной скуки на работу возвращаться было поздно.

— Нужно решить кое-что с документами, — ответил Тэхён, ведя девушку мимо могил, всё дальше от места погребения её отца.

— В каком смысле? — голос Мики стал жёстче. — Юрист, наконец, разобрался с завещанием? Почему только тебе решить нужно?

Она легко выходила из себя и истеричные нотки в её голосе заставляли Тэхёна морщиться. У него и так голова болела от шума вокруг, он чувствовал себя измотанным, ещё и тот дурацкий сон потрепал ему нервы. Пока он стоял напротив гроба и вглядывался в золотистый шёлк вместо того, чтобы слушать речь о том, каким хорошим тесть был человеком, он всерьёз ждал, что оттуда покажется чья-то рука. Пускай не ребёнка, но господина Гото. Тэхён так и видел, как мужчина хватается за мягкую обивку и садится, распахивая свои мёртвые глаза и открывая рот, чтобы что-то сказать, но вместо слов сыплется рис, который работники агентства бережно вложили туда перед одеванием покойника.