I (1/2)

SS: Рон Узли.

Такой вот маленький и безобидный секрет: Рон всегда любил стеклянные шары. Потому что пейзаж в них вечен и неизменен, движения фигур, заточённых в стекле, никогда не меняются. Это, проще говоря, стабильность, очень привлекала Уизли даже в жизни. У него неизменно есть лучшие друзья – Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер, он неизменно так и будет просить у своей подруги списывать, неизменно Гарри будет будить его на уроки, когда Гермиона уже ждёт их у входа в большой зал; и Рон всегда уверен в том, что самому Поттеру так и хотелось прогулять урок Трелони, – да что уж там, – и сама бы Грейнджер его прогуляла! Но она неизменно слишком примерная ученица, и никакая ненависть к предмету её не остановит.

Да, существуют непредвиденные обстоятельства и события, меняющие устоявшийся порядок вещей, но в конце-концов всё всегда возвращалось в привычное русло, так называемую «норму». Тем более, что именно неожиданности добавляют в жизнь чуть больше адреналина, а Рону иногда этого совсем не хватало: даже тренировки по квиддичу стали какими-то обыденными, но не менее обожаемыми.

Вот и сейчас, он неизменно отмечает день рождения своего лучшего друга, – всё также известного Гарри Поттера, – в кругу своей большой семьи. Вернее, заканчивает с приготовлениями к празднику. Его мама опять подготовила «всего ничего».

Однако, что-то всё же не так. И вскоре выясняется, что именно: сначала Уизли чихает искрами, а потом и вовсе постепенно начинает покрываться мерзкими зелёно-фиолетовыми пятнами, так ему знакомыми по карточке из шоколадных лягушек. Не нужно быть примерным учеником, чтобы догадаться, что это – драконья оспа. Так не вовремя! В момент, когда Рон выгружает из своей комнаты кучу всяческого мусора, дабы туда вновь мог поселиться Гарри. Ведь на этот раз прибудут важные гости, – чуть ли не весь, О Мерлин, Хогвартс, – собирающиеся поздравлять мальчика-который-выжил-дважды с восемнадцатилетием.

Нет, конечно, Рон чувствовал некий дискомфорт последние несколько дней, но он думал, что плохое самочувствие пришло на фоне стресса. За всякое. Отношения с Гермионой, например. Ведь его странные чувства и её не менее странные намёки, посыл которых Уизли разгадать не мог, походили на что-то нечто большее, чем непредвиденное обстоятельство. А о том, что это – событие, тот даже думать не хотел. После войны с Волан-де-Мортом он изрядно измотался: с него было достаточно адреналина. Ему приятнее выслушивать привычные материнские упрёки и убираться в собственной комнате, чем думать обо всём этом.

А тут раз – драконья оспа! И обсыпало его хорошенько. Что означало только то, что он не пойдёт на праздник. И, скорее всего, не вернётся в Хогвартс вместе с лучшими друзьями. Не взглянет на то, как школа изменилась после восстановления самым первым; не войдёт святой троицей в класс, в полном составе героев войны, а останется в своей постели, один, без возможности нормально попрощаться с Гарри и Гермионой. И никаких привычных заигрываний с Лавандой Браун в первый учебный день. Вообще ничего.

Первая мысль, пришедшая в голову: скрыть симптомы и разбираться уже по ходу дела. Но Рона останавливала парочка вещей, таких как, то, что Гермиона очевидно не одобрит подобных выходок и может запустить в него оравой птиц. В общем, скрутит она бедняге голову. И то, наверняка у него не получится скрыть их надолго, на достаточно, чтобы уехать в Хогвартс.

Поэтому, приняв обстоятельства, он спустился на первый этаж с гордым объявлением матери, моющей последние необходимые тарелки да Джинни и Гарри, расставлявшим их:

— У меня драконья оспа! Вынужден откланяться. – Молли изумлённо охнула.

— Мерлин, Рон! Быстро в постель! Вдруг заразишь остальных! – Уизли чихнул, поспешно поднялся по лестнице и закрылся в комнате: он даже не успел увидеть эмоций Гарри и Джинни прежде, чем уйти. Но хоть труды его прошли недаром, комната зияла парадоксальной чистотой.

***</p>

Неподвижно лежать в постели, наконец осознав в полной мере тяжесть плохого самочувствия – та ещё скука смертная. Рон удивился самому себе, насколько материнский гнев может творить чудеса, раз тот работал с таким состоянием. Уизли даже меньше отлынивал от работы. Может потому, что на этот раз всё было донельзя просто? Не приходилось искать времени на тайные разговоры, чтобы обсудить опасный поиск крестражей и побег, (О, как же эти крестражи его измотали!) придумывать хитроумные планы для обмана семьи и министерства – только обычная и размеренная жизнь, которая всегда будет лучше подобных приключений.

Хотя нет, план его, конечно, был гениальным. И быть героем войны – почётное дело, особенно для девчонок, но Уизли не раз думал о том, что лучше бы ничего этого с ним не происходило. Однажды, казалось, совсем давно, Рональд Уизли был простым и обыкновенным, не очень богатым и успешным в учёбе мальчишкой; играл в магические шахматы, боялся пауков, слушал нравоучения Гермионы. То было время, в которое он бы хотел вернуться вновь: их тогдашние приключения были в разы не такими опасными, как борьба с Тёмным Лордом.

Мысли о том, что он уже пережил самый настоящий ад, его успокаивали. Драконья оспа, по сравнению со всем остальным, являлась плёвым обстоятельством.

Он уже начал засыпать от скуки и размышлений, когда стук вернул его в реальность, и послышались приглушённые голоса Гермионы и Гарри.

— Рон, ты как? – судя по интонации, сочувственно спросил Поттер. Уизли было сложно так разобраться в его эмоциях, даже не видя друга.

— Будто меня горный тролль пришиб дубиной, – без раздумий ответил он, кряхтя. — Придётся вам поехать в Хогвартс без меня.

— Мы оставим тебе кусок торта, – Гермиона, кажется, прислонилась к двери, потому что расслышать то, что говорил Уизли было сложновато, ведь повышать голос он не мог. — И будем писать письма.

— Да, точно будем, дружище.

Они постояли у двери ещё некоторое время, прежде чем Рон услышал удаляющиеся шаги, брошенное напоследок Поттером: «он наверняка очень расстроен, но..» и скрипящие половицы. Уизли сморщил нос, поудобнее устроившись в постели, и снова чихнул искрами. Нет, угораздило же его!

На этот раз праздник планировался грандиозный, даже учитывая то, что Гарри вновь ничего вычурного не просил. Но когда его просьбы останавливали миссис Уизли?

Она вновь убрала и приукрасила весь двор, почти как на праздновании свадьбы Люпина и Тонкс, но на этот раз наколдовала повсюду множество золотисто-красных шаров, подготовила фейерверки. По плану сразу после того, как Гарри задувает свечи, в воздух должны вылететь не считанное количество снитчей, загореться лампочки, которые она повесила на деревьях, искры соберутся в имя Гарри, и все запустят хлопушки. Двор Норы обязан просто сверкать огнями в этот вечер, который Рон пропустит. И единственное, что ему оставят – чёртов кусочек торта и, может быть, просунут под дверь колдографии, где будут одни счастливые лица. Он увидит только малую часть всего грандиозного торжества через маленькое окошечко своей спальни, и даже не лицезрит, как Фред и Джордж запустят хлопушки-вредилки с пусть хоть и безобидными, но змеями.

В Нору также была приглашена команда «Пушек Педдл» (и «Гарпии», так как Джинни не смогла удержаться не пригласить их), и те не могли упустить возможности поздравить самого Гарри Поттера! Уизли только надеялся, что друг попросит у них два автографа.

Такой Рон Нору ещё не видел – и, выходит, не увидит. У него внутри всё кипело от отчаяния и злости, но он не стремился показывать этого другим. После войны он взял в правило держать гнев в себе, а не выплёскивать его на друзей.

Ему хотелось уснуть и проснуться уже на следующей день после праздника, дабы и вовсе не искушаться радостными возгласами, хлопками и наверняка красивыми, фантастическими фейерверками. Но мысли об этом отгоняли всякий сон.

Сначала – думал Рон, – ему придётся долго томиться в ожидании вечера, параллельно слушая материнские команды: что и куда поставить, где спрятать, лучше убраться; после, с его наступлением, в напряжении ожидать первого взрыва искр, сопровождаемым восторженными криками. Все гости будут смотреть в небо в направлении Норы. И с той стороны, где располагается окно Уизли. И большинство из них даже не будут знать и переживать о том, что он сам лежит неподвижно в своей постели, мучаясь и скучая.

Рон перевернулся набок, подмяв под себя подушку и, злобно глядя в стену. Так он ничего не увидит. Да и не нужно ему это.

Спустя ещё примерно час в его голову начали закрадываться не самые лучшие мысли, а точнее он начал придумывать новые хитроумные планы, как всё-таки покинуть Нору, отправившись в Хогвартс. Этот год сулил слишком много хорошего герою войны, чтобы просто так сдаться. По крайней мере у самого Рона было достаточно планов, дабы продолжать бороться. Однако его гриффиндорский энтузиазм стремительно угасал из-за ухудшающегося самочувствия. Уизли уже принял лекарство, отправленное ему матерью с милейшей запиской о выздоровлении, но оно естественно подействует не сразу. Рону вообще не было известно излечит ли его оно, потому что драконьей оспой обычно заболевали те, кто был тесто связан с Перуанскими змеезубами, к числу которых парень не относился. Его случай вполне мог быть несколько… особенным.

Мысли подобного русла ещё больше удручали, а приближающееся сумерки – добивали. Он с замиранием сердца ждал всеобщего веселья, понимая, что не будет участником столь великого празднества.

Очередной план вновь успешно ударился о скалы под названием: «Гермиона Грейнджер слишком умная, чтобы повестись на это и подвергнуть опасности всех остальных». Рон также нисколько не надеялся и на помощь Гарри, поскольку с недавних пор Поттер стал точно таким же излишне осторожным, дабы рисковать. И у Уизли точно не удасться вызвать у обоих друзей сочувствие. Он был стратегом, но не самым превосходным оратором. Да и на вряд ли их взволнуют его любовные или спортивные интересы.

Подушка уже была полностью скомкана к тому моменту, когда Рон психанул, бросив её в направлении рабочего стола. Она сшибла книги, стоявшие неровной и хлипкой стопкой. Грохот разозлил ещё больше, но на этот раз парень лишь обессилено примкнул телом к матрасу. Его гнев, нет, гнев самих Уизли, был всеобъемлющ и всемогущ, но силы не бесконечны. На этот выпад были потрачены практически все: в ушах навязчиво и тихо гудело, само тело горело и чесалось, однако голова никак не могла отключиться даже от такой усталости. Впервые за долгие и ненавистные часы Рон осознал, что находится в кромешной темноте и потянулся к карману штанов в поисках делюминатора.

Комната тотчас озарилась светом, от которого он пощурился, с возмущённым бубнежом уткнувшись лицом в матрас.

Без Гарри всё пустовало. Рон не привык быть один: проживая на площади Гриммо, у него всегда были соседи, в число которых входил Поттер. Он вообще всё время был рядом, ведь они и путешествовали вместе. Неизменно близко друг-другу, готовые обороняться..

А сейчас он один, в уже, казалось, такой чужой спальне. Им конечно приходилось временами прятаться в Норе, однако часто Рон засыпал на кресле внизу, сразу после обсуждений очередного стратегического плана. Без сил. Гарри уже давно дремал рядом на диване. Ему, по правде сказать, никогда не нравилось это кресло: оно было отцовским, по мнению Рона до жути неудобным, но тогда это абсолютно не имело значения. А если они и поднимались на второй этаж, ночуя в этой комнате, то попросту валились на кровати и проваливались в сон за считанные секунды, и света не включая. Только позавчера Уизли смог детально рассмотреть место, где он жил с самого детства: он уже забыл всякий установленный им порядок.

Сейчас спальня воспринималась, как тюрьма. Пускай никто не мешал Рону покинуть её, ведь все уже наверняка переместились во двор, он понимал, что ему просто не хватит на это сил.

Абсолютно чужое место. Поразительно, как мало надо времени на то, чтобы потерять к чему-то привязанность, появившуюся за долгие годы. И даже воспоминания не могли её вернуть.

Ничто уже не могло вернуть прежнего Рональда Узли и его взглядов на мир; такого наивного в некоторой степени, совсем безрассудного и рискового. Война изменила его, но он был рад хотя бы тому, что не полностью. Гриффиндорская личность осталась нетронута, как и ненависть, вспыльчивость и изобретательность. Он принимал в себе всё, гордившись тем, что не распался на части после всего того, что пережил. Рон был рад ненавидеть и злиться, ревновать и негодовать, забываться и теряться, бороться и побеждать – он жив, вот, что значат все эти эмоции. И лучше принять их, чем вступать в очередную битву, но уже с самим собой.

Так он подумал, пожалев, что выбросил мягкую подушку.

***</p>

Рон не знал сколько прошло времени, так как всё-таки сумел задремать, отбросив идею выстраивания планов – все они безжалостно бились о слишком ответственных друзей, но разбудили его взрывы: он подскочил, выхватив палочку из кармана, в ужасе оглядываясь. Шумы были тихими и раздавались с улицы, за ними последовал единый громкий возглас, гораздо громче прежнего звука: с днём рождения, Гарри!

Судя по всему фейерверки оказались заколдованными, поскольку некоторые после войны всё ещё боялись подобного грохота. Рон входил в их число. Он просыпался практически на любой шорох, а уж на взрыв и подавно, постоянно ища глазами Гарри.

В нём моментально появилось столько сил, что, казалось, он мог бы пробежать марафон. Немного успокоив дыхание и, бешено бьющееся сердце, Рон привстал на кровати и трясущиеся рукой открыл окно, держа палочку перед собой, с опаской выглядывая. Внизу стояли его знакомые и друзья, а всё в поле зрения мигало вспышками разных цветов. Уизли сразу различил среди гостей Гермиону и Гарри: Грейнджер обвела руки вокруг предплечья Поттера и прижималась к нему с улыбкой на лице. Джинни держала того за другую руку. Все заворожённо смотрели на небо.

А Рон смог успокоиться, смотря на них. Никаких лучей заклинаний и паники. Гарри не пытаются схватить, и он жив. Его больше не нужно защищать ценой всего, ведь Тёмный Лорд повержен.

Рон невольно заплакал, сразу поняв это, почувствовав, как сердце камнем ухнуло вниз. Его охватила волна неумолимой тоски. Он вдруг осознал, что хочет смотреть на таких своих друзей, знакомых, семью целую вечность: счастливых, державшихся друг за друга. И хочет всегда быть рядом, готовым защищать. Запечатлеть их в стеклянном шаре, не позволить им измениться, а остаться такими, какие они сейчас.

Отголоски раздражения заставляли биться тело мелкой дрожью –понимание, что с ними он не будет ещё очень долго, перекрывало всё радость от того, что они живы и так счастливы.

Навязчивые мысли вновь заполонили всю голову, хотя Уизли целый день пытался отгородиться от них даже бесполезными планами. Они кричали:

Что произойдёт с ними за те несколько месяцев, что ты проведёшь здесь? Министерство словило не всех пожирателей, вдруг оставшиеся снова нападут на Хогвартс? На Гарри и Гермиону? На Джинни, Фреда и Джорджа? На них всех? А ты будешь здесь. Слизеринцы. Малфой. Его не посадили, только его чокнутого папашку. Наверняка он будет озлоблен, соберёт армию из себе подобных с факультета и нападёт на них. Убьёт Гарри Авадой, а Гермиону будет пытать, пока она не умрёт. Нет, он будет пытать их обоих, но сначала Гермиону, чтобы сделать Гарри больнее. Схватит их. Убьёт. Они не должны ехать!

А что ты им скажешь, Рон? Это неважно, ведь они ответят, что теперь это всего лишь Малфой, что они сильнее. Ты не сможешь уговорить их остаться, не сможешь остановить. Проиграешь. Останешься здесь и будешь лежать, пока твоих родных будут пытать, издеваться, мучить. Ты слаб. Война сломала тебя, ведь ты посуешь перед какой-то драконьей оспой. Ты точно был на войне? Тогда едь с ними!

Рон сел на кровати, прижавшись спиной к стене, чуть ли не вырывая на себе волосы: он молил себя остановиться, но не мог.

Это невозможно. Мамочка тебя не пустит. Мамочка? Какой из тебя герой войны! Какой из тебя друг?

Но разве они не должны послушать тебя, раз вы друзья? Или твоё слово ничего не значит? Посмотри, они даже не думают о тебе! Жалкий кусок торта и письма, серьёзно?!

Это последний раз, когда ты видишь их счастливыми, Рональд Билиус Уизли! И даже не можешь быть с ними. Слабак. О чём ты думал всё это время?

Если не слабак, то иди и будь с ними – это неизменно. Уговори остаться.

Рон подскочил, ринувшись с места. Открыл дверь рывком, вглядываясь в темноту, тяжело дыша. Он не мог ступить дальше.

Что тебя останавливает!? Если можешь – иди! Иди! Ты не можешь их оставить!

И вновь сделал рывок, спускаясь, пропуская ступени, и держась за стены. Чудом не слетев с них, Рон наткнулся на Молли, чуть не сбив её с ног, но тот успел её подхватить.