Пролог (1/2)

Мы с сестрой довольно часто располагали возможностью находиться в самой большой, самой холодной, самой суровой стране мира. Там люди сливаются с окружающим их миром: с домами, с небом в зимнее время, с дорогами; друг с другом, наконец. Там в каждой второй квартире в углу находится образ, пристально вглядываясь в тебя откуда ни погляди. Там города серые, дышащие сигаретным дымом, перегаром и одеколоном пожилого мужчины со скамейки во дворе. Там, куда бы ты ни пришёл, на слуху всегда некий Путин, и не поймёшь герой он или, может, всё-таки злодей. Там, где я вместе со своей старшей сестрой Минако проводил все каникулы в гостях у дальних родственников отца.

Россия. Именно сюда я решился поступить в медицинскую академию после того, как закончил старшую школу. Естественно, без скандалов не обошлось. Родители были крайне возмущены моим решением, аргументируя свой протест лишь финансовыми трудностями. Минако на меня жутко сердилась. Мы с ней не привыкли где-либо быть порознь: вместе ходили в школу, в магазин, в гости, в различные кружки; у нас были общие друзья, компании; вдвоём занимали одну комнату.

Однако, нужно признать, я не мог поступить иначе. Я не чувствовал себя коренным японцем. Внутри меня жила, будто в Богом забытой сталинке, русская душа. Мне было очень комфортно жить в России. Там я ощущал себя на месте, словно родился, рос в этой стране. Наверное, это произошло не столько в силу того, как сформировались к восемнадцати годам мои поведение, характер, интересы, взгляды на жизнь, сколько повлияло моё времяпровождение на каникулах в России.

Родители крепко обнимали меня, попросив не забывать их, «стариков», а Минако не отпускала меня в истерике, вцепившись в рукав рубашки… Которую я так и не снял с тех пор, как переступил порог своего нового дома.

***</p>Шесть часов утра. Первое, что представилось моему взору, когда я открыл глаза, было ничем иным, как медицинский халат. Белоснежный и на клёпках. У меня в груди щекотно запорхали бабочки. Нет, не те, которые появляются от влюблённости, ведь у меня, скорее, аскариды в прямой кишке поселятся, чем я влюблюсь. За свои восемнадцать лет я ни разу не влюблялся.

Взяв с тумбочки пачку сигарет и зажигалку, ноги понесли меня на кухню. Зайдя в «ВКонтакте», приложение мне ещё не до конца понятное, я включил в аудиоплеере «Киты умирают в лужах бензина», открыл окно и закурил. Да, не самая лучшая привычка, которую можно было приобрести.

Первая моя затяжка табачного дыма случилась, когда мне было пятнадцать лет. Это был первый день летних каникул, которые я, опять же, проводил с сестрой в России. Тогда к вечеру нас позвали гулять ребята со двора, проведшие дни в долгом ожидании нашего приезда. Минако осталась дома в связи с плохим самочувствием, а я, накинув джинсовку, опрометью выскочил в подъезд. Открыл дверь: Лёха, Антоха и Лёлька. Наше направление держало курс за гаражи, что несколько смутило меня. Лёха, рыжий, весь в веснушках, достал пачку сигарет и протянул всем присутствующим, в том числе оказался и я. Первой мыслью в голове, конечно, был отказ, ведь с детства учили, что курить — это плохо. Однако, мой юношеский интерес оказался сильнее, ведь все мои сверстники уже курили или пробовали курить хотя бы раз, а я –нет. Сигарета оказалась меж моих пальцев. Что дальше? Я подкурился, но затянуться не смог. Антоха пару раз дал мне «мастер-класс», тут же я принялся пробовать повторить. И вот, когда у меня наконец получилось… После мучительного кашля, от которого я не сразу смог избавиться, резкой головной боли и помутнения в глазах я в дальнейшем долго не мог даже думать о курении. Но через полгода я вновь взял сигарету в руки, когда сильно поссорился с семьёй из-за плохих оценок по географии и ушёл из дома ночевать к другу. У того в квартире никого не было, и он, как уже заядлый курильщик, предложил «убить» стресс привычным ему методом.

Позже, как уже можно догадаться, такой способ борьбы с негативными эмоциями вошёл в привычку. И отказаться от этого по сей день я не могу. Хотя, наверное, если выбор стоит между «не могу» и «не хочу», то я бы склонился ко второму варианту.

Выбросив окурок в банку в углу подоконника, я закрыл окно.

Иду через кухню к двери.</p>

«Позавтракай» — говорит мама.</p>

А я не завтракаю. Никогда не завтракал.</p>

***</p>Выпрыгнув в последний момент из закрывающихся дверей автобуса, я очутился на остановке. Кондукторша с презрением посмотрела мне вслед. На экране телефона цветной картинкой лежала карта города, маршрут к академии был построен. Я убрал устройство в карман пальто и переключил «Найтивыхода» на «Molchat Doma». Сегодня, для сентября, довольно-таки прохладно.

Переходя перекрёсток, мой взгляд устремился к серому, облачному небосклону, где за тучами были еле видны проблески света. Перекрёсток, пешеходник. Мысли уносили меня далеко в Японию, я вспоминал о семье, о друзьях… О звуке резких тормозов по асфальту?

— Ёбанный рот!

Сказать, что я наложил в штаны — ничего не сказать. От испуга я упал, угодив прямо в лужу.

— Бляха муха! Чувак, извини, пожалуйста! Я очень торопился на работу, а ты медленно шёл, и я не сразу увидел тебя из-за этой ебучей листвы! Ёбанные розы! Я на них срал!

«Всадник» на чёрном «коне» ринулся ко мне.

— Зато я успел затормозить! Может замнём как-нибудь? Ой… — молодой человек замер, — Так ты… Коничива!

— Ты больной?! — я оттолкнул парня, тянущего мне руку, чтобы помочь встать.

— А, так ты умеешь говорить!

— Чёрт, да, я, к твоему несчастью, не немой! — продолжал я, всё так же оставаясь в луже, — Я напишу на тебя заявление и дам показания, ясно?!

Гнев пробрал меня полностью. Огорчение, злость и смятение во мне вмешались в единую кашу, словно слякотью помутнив мой разум. Парень, на вид лет двадцати, с белокурыми прядями волос, достигающих плеч, в чёрной кожухе, в рванных чёрных джинсах, в чёрных берцах… Нет, не так. Чёрт с сожалением смотрел мне прямо в глаза. Он неловко улыбнулся и протянул руку.

— Владимир!

— Откуда ж ты взялась, восхитительная мразь? — простонал я, уставившись на мотоциклиста.

— Если это комплимент, то можно считать, что у меня есть шансы всё исправить без посторонних вмешательств?

— Блять!

— Так ты ещё и материться умеешь?! — Владимир широко улыбнулся, приподняв брови.

— Из-за тебя моё пальто в дерьме! Я весь грязный! — пальцем я указал на академию, что стояла буквально в метрах пятистах от нас, — У меня пара начнётся через час! А ты… Ты!

— Пиздец, вот тебе делать нечего… За час. До пары. Да я, когда пары начинались, только зенки открывал…

— Ты их сейчас закроешь и не откроешь никогда больше, пидор! — я чувствовал, как кровь подступает к жилам, а мой левый глаз дёрнулся.

— Эй! Не надо осуждать! Любая ориентация прекрасна!

Я обессиленно опустил руку прямо в лужу и открыл рот. Не было слов, кроме как русских ругательных, чтобы выразить степень своего негодования. Я встал. С меня, словно из ведра, стала стекать вода.

— Пошёл к чёрту, Владимир, или как там…

— Горшенёв! Владимир Горшенёв!

— Да мне плевать!

Я убрал руки в мокрые карманы пальто и побрёл, опустив голову вниз. Но теперь дорога моя лежала уже не к академии, а к кофейне рядом. В таких ситуациях я предпочитал посидеть за кружкой кофе, пострадать от сложившихся обстоятельств, обвинить всех, потом обвинить себя, а уже потом думать о том, что делать. Чёрт, таща мотоцикл, плёлся за мной.

— А тебя как в Россию перекосоёбило?

— Отвали!

Я потянул на себя дверь, но она не поддалась. От злости я пнул стоящую рядом мусорную урну. Владимир усмехнулся, припарковал мотоцикл и достал из кармана кожухи связку ключей.

— Погоди же ты, сейчас открою!

Я с недоумением посмотрел, как Горшенёв отворил дверь передо мной, как бы приглашая внутрь.

— Да ты человек вообще?

— Я — бариста.

Во мне поселилось чувство обиды. Я, нахмурившись, достал из рюкзака пачку сигарет.

— Может быть, сначала зайдёшь? Я тебе кофе сварю, — Владимир умоляюще смотрел на меня сверху вниз. Куда мне с моими стасемидесятьми сантиметрами роста, когда он, судя по всему, ростом под два метра. Шкаф и тот ещё чёрт.

Несмотря на мою любовь к кофе, я отвернулся, шаря по карманам в поисках зажигалки.

— За мой счёт, что скажешь?

Сдержаться от соблазна стало ещё тяжелее.

— У меня печеньки есть.

Кажется, я прямо сейчас сдамся.

— Ну хоть отогреешься, на улице ведь холодно. Чашечку кофе выпьешь. Печеньки поешь. Я тебе свою кожуху дам погонять, а то пальто твоё всё на жопе мокрое…

— А ты туда не смотри, чертила, — я толкнул Владимира так, что он впечатался в дверь, и без какого-либо стеснения прошёл внутрь.