Пролог (1/2)

Три дня спустя основных событий

…Роман Журавский смотрит на неё, и глаза его выражают целый спектр эмоций. А ведь она и не привыкла видеть его таким. Обычно пацан тихий, всё держит в себе, болтать не любит. Сейчас же его зелёные глаза живо бегают, скользя от её лица вниз, к стопке коньяка в её руке.

− Я помню, что мама тебя уволила, − ковырнул носком кеда домкрат, который валялся возле матраса, служившего ей кроватью, − я пришёл просить тебя вернуться.

Она издаёт тихий, несвойственный ей, смешок. Коньяк плещется в дорогом стекле.

− Посмотри на меня, Роман, − просит она, подняв на него глаза.

Он быстро поднимает голову и сразу же отводит взгляд.

Сцыкун.

Пробует ещё раз. Снова быстро опускает голову. Притворно кашляет. Он так похож на Илону, свою мать, что от этого противно тянет под ложечкой.

Она издаёт короткий смешок:

− Ты даже посмотреть на меня не можешь, нафига тебе такой человек рядом?

Вопрос, конечно, хороший. А ведь он даже не понимает, как она права. Смотрит на её ладонь, всё ещё сжимающую коньяк.

Будто о чём-то вспомнив, быстро скидывает с плеча рюкзак, ныряет туда правой рукой и вытаскивает жирную «котлету», перетянутую зелёной денежной резинкой. Словно боясь её, делает два робких шага и кладёт деньги, в долларах, на табуретку, служившую её столом.

− Вот, возьми аванс, − запинается, поправляет причёску, − я буду платить тебе столько, сколько скажешь.

Она усмехается и отхлёбывает из стопки.

Роман ждёт, всё ещё не веря, что она может отказать ему.

Журавские привыкли всегда получать то, что пожелают. Но она и так уже отдала им всё, что могла. И куда это привело её?

Она залпом допивает коньяк, с сожалением вспоминая, что пустую бутылку час назад выкинула в мусорный мешок. Рывком поднимается и подходит вплотную к парню. Берёт рукой, плохо помытой после мазута, его гладко выбритый подбородок и поворачивает голову Романа к себе. Тусклая лампочка освещает её багровый шрам.

Роман смотрит широко раскрытыми зелёными, чуть влажными. Почти впритык. Поджимает губы и неожиданно накрывает её холодные пальцы своими тёплыми. Не брезгует смотреть на неё, не отстраняется. А она может стоять так близко к нему и думать лишь о том, что он так чертовски сильно похож на Илону. И так сильно хочется провести рукой по линии скул, дотронуться до губ. Так больно, что она почти не слышит, как Роман шепчет ей почти в ухо:

− Прости, − а потом ещё раз, − прости меня, пожалуйста.

Он ни в чём не виноват. Не перед ней.

− Ну хочешь, я на колени встану? – в его словах почти мольба, − ты нужна мне.

Достаточно. Она резко высвобождается и отходит на приличную дистанцию. А потом громко хохочет, хотя ситуация вообще-то не очень располагает к этому: