Часть 45 (1/2)

«Не дай мне в тебе сомневаться» — въедливым страхом по коже. Не давала проникнуть внутрь себя, даже воздушно-капельным, даже через поры. Явно удалённую переписку отнесла к отголоскам прошлого. Если удалила, значит ничего важного или стоящего. Значит — хотела удалить, чтобы не было. Обрубала, как хвост ящерице. Желание верить любимому человеку — потребность души.

Скинула одежду, бросая поверх телефона. По-детски спрятать от глаз то, что могло обидеть. Впустила себя недостающим фрагментом в кабинку душевой. Грудью к спине. Страхом к защите. Обняла.

Как-то иначе, чем обычно. Пряталась. Прятала себя маленькую в неё большую.

— Ты чего? Всё хорошо? — почувствовала изменение, даже не глядя в её глаза.

— Люблю тебя…

Обняла ещё крепче, упираясь лбом в широкую спину.

Страсть на нежность. Голодный зверь в пушистого котёнка. Обернулась. Спрятала в своих руках, нежно целуя макушку.

— Я сильнее…

***</p>

Тревоги дня лечатся объятиями. Одна особенность: если это объятия того, кто любит вас и кого любите вы.

— Мась, я только сегодня обратила внимание на то, что у вас с Костей разное отчество. У вас разные отцы? Я совсем ничего не знаю про это.

Тело непроизвольно напряглось. Рефлекторно.

— Вероятно, что разные. Я не знала его совсем. Отсутствовал. Впрочем, как и у Кости.

— Он тебя вырастил?

— Да.

Односложные ответы явным нежеланием продолжать разговор.

— Расскажи. Мне хочется знать о тебе больше.

Молчание. Зверь скрёбся когтями в загон, где его давно заперли. Рвался.

— Нечего особенно рассказывать. Я тоже маму почти не помню. Однажды она выбрала смерть, а не жизнь. Нас с Костей в приют, его быстро взяли под опеку, а я попала в детдом. Через несколько лет, когда ему исполнилось 18, она меня оттуда забрал. Так что он мне и папа и мама.

Догадывалась, что за этими пятью предложениями скрывалось гораздо большее. То, о чём она предпочитала молчать.

— Ты не любишь об этом вспоминать?

— От слова совсем. Там нет ничего такого, что хотелось бы помнить…