Часть 14 (1/2)
Она не плакала. Она сильная. Она маленькими ладошками за руль, часто моргающими глазами — на дорогу. Не допускала слёз, не пропускала в себя слабость. Старалась. Честно.
Её маршрут до предела прост. Второй дом, который когда-то был первым. Единственным. К тому, чьим продуктом сурового воспитания она стала. Хотела позвонить, предупредить, но побоялась. Лучше в глаза.
Соседний коттеджный посёлок, первая линия, дом почти посередине. Оставила авто у забора, не проезжая вовнутрь. Растерянная улыбка охраннику, который деловито кивнул в её сторону и жестом показал, что её отец дома. Степан Владимирович, отец, которого она почти не когда не называла папой. Сложные отношения сложного детства. Напрочь лишенная ласки и тепла, зато в избытке инструкций по поводу того, какой должна быть женщина, девушка.
Маша прошла в дом, примостившись на краешке дивана, пока домработница пошла звать хозяина. Едва ли она ощущала себя здесь, как дома. И, даже не в гостях. Что-то среднее между пыточной и скамьёй подсудимого, но иного места, куда бы она могла сейчас пойти — попросту не было. Костя и отец — это вся её жизнь. Другой не было. Не было положено заводить, согласно инструкции с детства внушённой ей отцом.
— Маша? Ты одна, без мужа? Почему?
Не счёл нужным подойти и обнять, остановился на расстоянии нескольких метров.
— Костя, он…
Она сильная. Она старалась быть таковой, но здесь… Её сила превращалась в пыль. Подбородок мелко задрожал, и она замолчала, боясь разрыдаться.
— Что он? Что случилось?
— У него другая. Любовница.
Выдавила из себя через силу, будто это был её собственный грех. Мужское лицо осталось неподвижным.
— И что? Он тебе хороший муж. Работает, обеспечивает, заботиться. Я тебе говорил не шпионить по телефонам и карманам. Мало ли, что там можно найти. Даже то, чего нет. Ребёнка родить не пробовала? Пора бы…
Степан Владимирович скрестил руки на груди и безэмоционально посмотрел на свою дочь.
Она сильная. Она была таковой… Пока не переступила порог. Не её сила — в пыль, она сама…
— Пап, ты же знаешь, что я…
Закрыла лицо руками, будто они как-то могли помешать тому потоку слёз и боли, которые рвались наружу.
— Что ты? Забеременеть не можешь? Наслышан. Можешь сказать за это спасибо своей мамашке. За её блядство расплачиваешься. Врачи? Эти… как их… дети из пробирки? Пробовала?
Его стальной голос не менял интонации. Она, не отвечая, лишь трясла головой. То ли отрицая способы, то ли подтверждая, что все они — бесполезны.
— Тогда чего ты хочешь? Кому нужен пустоцвет? Костя — нормальный мужик, с мозгами. Скажи спасибо, что живёт с тобой. Дурой, у которой всех дел, что следить за тем, с кем он там спит. Сама спи качественнее значит. И не ходи больше жаловаться. Садись за руль и возвращайся к нему. Он звонил, кстати. Беспокоился.
Он сократил дистанцию до минимума чеканным шагом. Взял за запястья, поднимая вверх. Время её пребывания в отчем доме подошло к концу.
— Давай-давай, Маш! Вытри слёзы и займись собой. Здоровьем. Костей. И перестань выискивать.
— Ты тоже маме изменял?
Вопрос сорвался с губ прежде чем она сообразила, что спросила лишнее. Его тяжёлый взгляд мгновенно пропитался злобой и смесью отвращения.
— С тех пор, как узнал, что твоя мать — потаскуха, ни разу на неё не залазил. Только на других. Но там по-честному. Они сразу говорят, сколько стоят. Иди.
***</p>