5. Не делай добра, не будет... (1/2)

Следующим утром Психейперебирал в ларце фибулы для хитона и укололся до крови. Поранившая его пряжка оказалась на самом дне; он вынул и положил ее на ладонь — это была его старая, подаренная еще отцом застежка в форме бабочки. Просто и безыскусно, даже топорно выглядела она по сравнению с его теперешними украшениями, но сколько воспоминаний всколыхнула она! Вроде и не так много времени прошло с момента расставания с отчим домом, а кажется, что целая вечность отделяет его от той поры. Перед глазами всплыла картина согнувшегося отца, матери, почерневшей от горя; вспомнил он, как захлебывалась слезами Теломена, и стыдно ему стало, так стыдно, что до сей поры ни разу о них и не вспомнил! Он крепко зажал бабочку в руке, ощущая, как края фибулы до боли впиваются в плоть, и надавил еще сильнее, словно пытаясь наказать себя. Его родные, наверное, не переставая, оплакивают его, покуда он наслаждается здесь любовью и блаженством!.. Как бы передать им весточку, что он жив и счастлив, да так, чтобы они поверили? Вот если бы Теломена могла навестить его во дворце!

Той же ночью Психей решился попросить Лучника:— О мой любимый! Счастье мое не может быть полным, стоит мне лишь подумать о том, как, должно быть, страдают сейчас дома мои родные и льют слезы из-за моей мнимой гибели... Но, боюсь, не поверят они простому известию, что я жив, благополучен и счастлив. Я подумал,.. а что если перенести сюда мою сестру Теломену? Она бы навестила меня, а потом бы всё рассказала дома?.. Ей отец с матерью поверят, — Психей замер, не дыша.

Рука, до этого лениво перебиравшая пряди его волос, застыла и напряглась на миг, а затем снова продолжила движение.— Хорошо, хотя мне и не по душе эта затея, ох, как не по душе... Все же, думаю, ничего дурного не будет, если она навестит тебя... — медленно проговорил Лучник. — Но ты должен обещать мне не слушать ее и не следовать ее советам, если она вдруг вздумает тебе их давать! Женщины любопытны, а подчас и коварны... Ты помнишь о нашем уговоре: ты не должен пытаться меня увидеть, как бы она тебя не подговаривала? Не забывай об этом, Психей. Или беда ждет тебя... И меня навсегда потеряешь.Обрадованный Психей тут же кинулся ему на шею и начал беспорядочно целовать.— Спасибо, спасибо, спасибо! Конечно же, я помню о своем обещании и, разумеется, не буду слушать ее советы! — заверял в перерывах между поцелуями Психей. — А можно я подарю ей что-нибудь из драгоценностей? У нее никогда не было ничего подобного.— Дари, но не переусердствуй. Иначе добьешься прямо противоположного... Хорошо, хорошо... да, перестань же... задушишь! — деланно строгим тоном сказал Лучник. — Завтра... будет тебе завтра сестра...***На следующий день, едва Гелиос достиг середины неба на своей колеснице, запряженной огненными конями, перед дворцом появилась перепуганная, с всклокоченными волосами Теломена. Со слезами на глазах сбежал со ступеней навстречу ей брат: живой, невредимый, подросший с их последней встречи.

— Теломена! Сестричка!— Психей!! Ты жив?!Они обнялись — рады встрече, целуют, обнимаются, гладят друг друга по голове. Наконец, Теломена пришла в себя от изумления, отстранилась и спросила:

— Нет, это правда ты или я сплю?! Но как же такое возможно? Что... что всё это значит?— Правда, правда я, — радостно смеялся Психей, еще раз крепко обнимая сестру. — Всё расскажу тебе, всё, что со мной приключилось, но попозже, за трапезой... А как ты, не сильно испугалась лететь по воздуху?— Если бы!.. С самой зари какой-то голос у меня в голове не давал покоя, и никто, кроме меня, его не слышал. Этот голос велел мне идти на Оринейскую скалу, мол, брат твой жив и хочет видеть. Я не верила и не хотела слушать, но голос всё твердил и твердил, и что бы я ни делала, никак не желал исчезать. ?Иди на скалу, иди на скалу, иди на скалу!? — всё повторял он. В какой-то миг власть надо мной будто захватила чужая воля: я как со стороны смотрела, как кличу рабов, как несут они меня в паланкине до скалы, как взбираюсь на её вершину... А только там очутилась, как вдруг меня что-то как подхватит, да как понесёт по воздуху!.. Вокруг туман, я в нем, как в плотном коконе — ничего не вижу... Я визжу, а меня вдруг как затрясут со всей силы — вон, вся прическа растрепалась — да как зарокочут: ?Замолкни, замолкни сейчас же, иначе вниз сброшу!?, ну, я и замолчала.

— Это Зефир. Что-то он был грубоват с тобой, — сочувственно ответил Психей. — Но, наверное, ты ему в самое ухо кричала... Но, пойдем же, пойдем скорее с солнца внутрь, я хочу показать тебе свой новый дом, — потянул он ее за руку и повел в свои беломраморные чертоги.С гордостью показывал Психей дворец сестре, обращал ее внимание на совершенство линий и изящество узоров, выразительность изображений и гармонию красок, невиданное мастерство строителей, камнерезов и мебельщиков. Теломена только дивилась такой роскоши и красоте, а про себя думала: ?Вот это братцу повезло, так повезло: в таком богатстве живет — золото ногами топчет?.

По всем комнатам дворца провел сестру Психей, только спальню не показал: не захотел отчего-то, чтобы сестра его возлюбленного видела. А в самом конце завел и оставил в купальне, чтобы она могла смыть с себя пыль и усталость путешествия. Когда же посвежевшая Теломена снова позвала его, то зашел и подвел сестру к туалетному столику с двумя резными ларчиками на нем и откинул крышку одного из них. Теломену на мгновение ослепило блеском золота и камней.

— Это тебе, Теломена, — просто сказал он. — А второй ларец передай, пожалуйста, матери. — Психей еще утром тщательно и с любовью отобрал драгоценности для матери с сестрой и перенес их сюда из спальни.У Теломены загорелись глаза. Она стала жадно перебирать, вертя в руках и цепляя на себя то браслет, то ожерелье, то перстень, а затем снова кидая их в общую кучу, чтобы тут же выудить из ларца новое, еще более красивое украшение.— Ах, какая красота! — Она растянула на пальцах изящное ожерелье из голубых топазов, лазуритов и гранатов, украшенное двумя рядами подвесок из фигурок зверей. Теломена приложила его к себе и кинулась к зеркальцу смотреться. — Красота-то какая, а! — повторила она и начала примерять всё по-новой, но теперь уже перед зеркалом. — Такой красы и богини Олимпа не видывали... Это точно мне? Спасибо, спасибо, Психей!.. И идет мне, будто для меня делали! — Говорит, а сама взгляда от себя отвести не может — крутится, вертится в разные стороны: то поднесет унизанную браслетами и кольцами руку к глазам, то отведет в сторону, а то опять на свое отражение в зеркале любуется. Психей, довольный, стоял рядом — счастлив, что сестре по вкусу его подарок пришелся.Она сунула было нос и в другой ларец, но примерять не стала, увидев, как напрягся Психей.— Ну, мне же нужно знать, что ты для нашей матушки подобрал! Красивые вещи, ей понравятся. Жаль только, что будто для мужчины подбирали — ни стефан[1], ни диадем, ни серег в набор нет. Или есть? — она испытующе глянула на него.Психей виновато развел руками:— Увы, нет.

— Точно нет? Ну хорошо... И это всё, говоришь, на самом деле, мне? Да, поняла-поняла, другой ларец матушке передам... Ох, спасибо, братец дорогой! — И объятиями своими, казалось, задушить его готова. — Ну, полно-полно, — сказал Психей ласково, легко похлопывая ее по спине. — Право, не стоит. Если хочешь, можешь пока оставить всё здесь — после заберешь... Ну, пойдем же дальше, ты еще не видела сада.

Но Теломена, не в силах расстаться с подаренным добром, оставила половину украшений на себе, а другую половину сложила обратно в шкатулку и, крепко прижав ее к груди, а ту, что для матери, вручив брату, пошла вслед за ним в сад.***Сад на Теломену особого впечатления не произвел, и поэтому они почти сразу направились к большой беседке, полностью покрытой вьющимися розами и плющом. Не успели брат с сестрой войти, как из воздуха возникли две деревянные кушетки, крытые мягкими овечьим мехом, с подушками-валиками в изголовьях, а затем из-под земли вырос столик, полный кувшинов с холодными напитками и золотых блюд с различными кушаньями. Психей махнул рукой и рядом зазвучала нежная флейта. Тут у Теломены глаза совсем круглыми стали.За едой Психей расспрашивал сестру о доме, матери с отцом, Элоиле, последних новостях... Теломена отвечала подробно и обстоятельно, но, наконец, настал и ее черёд утолить любопытство. Она отставила тарелку, вытерла грязные пальцы о хлебный мякиш и спросила:— Ну, а теперь рассказывай ты: что всё это значит? Как ты здесь оказался и стал хозяином всего этого... — она повела рукою по воздуху. — Только начинай с самого начала.Психей стал охотно делиться с сестрой своей историей. Внимательно слушала его Теломена, пристально разглядывая при этом, и только сейчас заметила, как прекрасен стал ее брат. Нет, он всегда был хорош собой, но сейчас в нем словно что-то поменялось: черты лица утончились, краски стали ярче, сочнее, а от кожи и глаз прямо свет шел — кажется, оставь его в темной комнате и разгонет он в ней мрак, подобно светильнику... Он принарядился для встречи: в медных кудрях виднелись зажимы в виде бабочек; поясом с таким же узором был подвязан хитон. Одно предплечье обхватил гладкий обруч, а на запястьях красовались парные браслеты-змейки, при каждом движении рук вспыхивавшие яркими изумрудными глазами. Но более всего были примечательны фибулы на плечах: в россыпи гранатов и жемчужин посверкивали большие травянисто-зеленые изумруды, так и притягивая к себе завистливый взгляд Теломены. Ей-то он украшения подарил, как подачку бросил, а себе, небось, всё самое красивое оставил.

— И что, от тебя ничего не требуется взамен — ешь, пей и наслаждайся? — Теломена прерывала его рассказы о хрустальном водопадике. — Носи драгоценности и наряды, гуляй по чаще, вдыхай ароматы цветов, да играй на лире и... всё? А-аа, покраснел братец, словно маков цвет...Психей почувствовал, как лицо, против воли, расплывается в глупой счастливой улыбке.— Ну, давай же, рассказывай сестре всё. Кто она... или это он? Одно вижу, что влюблен ты крепко. И счастлив.— Это он, — мечтательно сказал Психей. — Молодой мужчина, можно сказать, юноша... И ты совершенно права: я безумно, невыносимо влюблен и безмерно счастлив, что любим в ответ.— А звать как его?— Лучник.— Лучник?! И всё?.. А кто он, что он? И где сейчас?Тут Психей замялся, но решил признаться:— Он не открывает мне своего настоящего имени, но в этом ничего такого нет, — торопливо добавил он в ответ на вздернутую бровь сестры. — Он охотник, и навещает меня только ночами.

— Ага!.. Ночами. Сын царя Митрадила, царевич Психей теперь наложник — служит постельным мальчиком какому-то охотнику и счастлив своей участью! — она покачала головой словно в ужасе. — О боги! Какой позор!

— Нет, это неправда! Всё совсем не так, как ты это сейчас представила, — с жаром возразил Психей. И отвернулся, обидевшись.— Ладно, всё не так, не злись... — примирительно сказала Теломена. — А собой он хоть каков: высок-низок, толстый или худой, красив или страшен?— Он божественно прекрасен, — выдохнул Психей. — Вряд ли на Земле или на Небе найдется кто-то, равный ему... А высок ли? Думаю, примерно моего роста. Нет, всё-таки он на голову выше меня... или на две. Нет, всё-таки на голову.— Как такое может быть? Или ты его кроме как ночью и в постели и не видел? — Она прищурилась.— Ты права, я никогда не видел его, — признался, опустив голову, Психей. — Все наши свидания проходят в полной темноте. Он заставил меня пообещать, что я никогда не буду пытаться его увидеть, иначе он покинет меня навсегда...